Денисов фыркает как лошадь в стойле.
Вот тебе они сдались, говорит. Темняки на то они и темняки. Такими и должны оставаться. Если уж поток не смог понять, что к чему, ты-то чего лезешь?
Поток не всесилен.
Фролов надевает очки привычная тяжесть давит на ушные раковины. Перед загрузкой это всего лишь нулевые диоптрии, но через мгновение проявляются яркие линии, прошивающие пространство вокруг. Денисовская восьмиклинка на секунду подсвечивается. Пока что стандартные настройки дополненной реальности: вездесущая реклама, тизеры Игры смерти, распластанные по темному небу, переливающаяся на сумрачных небоскрёбах, вытянувшихся до-самых-туч.
Ветер смачно бьет в стекло. Фонарные столбы, вытянутые в строевой ряд, проплывают мимо расфокусированного взгляда Фролова. Он думает пока не решается, три месяца не решался но вопрос этот преследует его каждый день, провожает в тревожный сон, встречает вместе с утренней тьмой, заливающейся в глаза из пустого окна после пробуждения.
Набирает побольше воздуха в легкие.
Скажи, каково это все помнить? говорит Фролов.
Что все?
Про войну.
А, это, на лице Денисова алеет кривая ухмылка. Да. Хотелось бы забыть. Но понимаешь, тут уж ничего не поделаешь. Память есть память. Иногда уходит, ненадолго. Напьёшься там, дело какое интересное найдётся, чтобы погоняться да пострелять. Но потом все равно. Завидую я вам, знаешь ли. Тем, кто ни черта не помнит.
Не знаю, чему тут завидовать.
Это лучше поверь, намного лучше памяти. Лучше узнать все через поток. Ты, может, и пережил что-то, потерял кого-то в этой сраной войне, но ты этого не помнишь. Ты даже не знаешь, был ли кто-то, кто заставил тебя заставил страдать. Беспамятство лучшее, что может быть после газовой, имеет в виду страшнейшую газовую болезнь, последствие распыления нейрогаза. Так что, каково, спрашиваешь? Хреново. Очень хреново.
В темном, пенистом, бурлящем небе вспыхивает слащавое лицо известного актера. Фамилия вертится на языке. Кажется, играл в гендеро-нейтральном ремейке «Бегущего по лезвию».
Лицедей вальяжно надевает потоковые очки пространство вокруг меняется, приобретает сюрреалистичные черты нагромождение светотеней Актер отправляется в головокружительное путешествие по мирам, созданным потоковыми архитекторами и труспичерами, мастерами потоковой экспозиции летит по необитаемому космосу приближается в огромной планете, сложенной из двух равных полусфер золотого песка и лазурного океана, которые сплелись в идеальный теннисный мячик удар! fifteen-love!.. звезды мерцают вокруг засилья образов. Улыбчивый парень оказывается на пляже, в руке греется изумрудная маргарита. На фоне звенит слащавый голосок:
«Пять лет технологии Компинк обеспечивают мир мгновенной связью! Переосмысленные разработки Николы Теслы избавляют человечество от спутников и оптоволокна. Сегодня виртуальная реальность как никогда близка и доступна каждому нужно просто надеть очки или погрузиться в капсулу Мы работаем для вас. Всегда. Присоединяйтесь к просмотру Игры смерти. Мы знаем, чем вас удивить.»
Хочу послезавтра на футбол, говорит Денисов. Как думаешь, наш отпустит?
В конце месяца?
Денисов пожимает широкими плечами.
А знаешь, что я тебе скажу черт бы с ним, с этим завалом. Каждый месяц одно и то же Но на игру я должен пойти.
Что в ней такого?
Денисов смотрит на Фролова через зеркало заднего вида.
Это последняя игра.
Вряд ли последняя.
На нормальном футбольном стадионе.
Почему бы не смотреть в потоке? говорит Фролов.
В капсуле?.. Ты и сам, ведь, понимаешь, как тупо это звучит. Ложишься, значит, в эту грязную воду, и а дальше что, оказываешься на стадионе? Дух игры потерян Только только надо где-то билеты найти.
А ты попробуй разок, Фролов отвлекается на переливание туманной Невы: вода шепчет безмолвную песню, ноты размазываются по плоскому заляпанному плексигласу. Уверен. Если попробуешь спуститься, то тогда посмотришь на все по-другому. Этого не объяснить, это надо
Напарник морщится.
Я уже. Ничего особенного.
Машина останавливается, движение ее затухает (двигатель умирает медленной, тихой смертью). Впереди желтеет яркая полоса оцепления. Фролов слышит, как звенит воздух в этой предрассветной пустоши. Его бьет предчувствие чего-то ужасного. Проснулся вчера утром с этим блеклым чувством, которое час от часа набухало.
Неподалеку набирают высоту яркоглазые дроны доставки, взирают на потемневший асфальт окулярами мерцающих датчиков, бережно несут в когтистых лапах блестящие термопакеты. За мерцающей линией пролегает толпа, которая медленно набирает критическую массу. Становится твердой, неприподъемной.
Ночь на дворе, а сколько шалопаев понабежало, говорит Денисов.
Дерматиновая куртка скрипуче топорщится на широких плечах.
Фролов смотрит на гнетущее молчаливое скопище. Как быстро оно разрастается, когда происходит что-то страшное Вид окончательной гибели человеческого тела задевает тончайшую струну, спрятанную в чертогах непознанной души. Отливает свинцом в растерянном сердце. Ранку, которая начала заживать, человек ковыряет снова и снова пока одинокая капелька густой крови не вылупится из-под кожи. Непонятно, зачем он это делает. Просто делает.
Не слышит, нет чувствует потусторонний зов, его низкочастотные раскаты от горизонта до горизонта. Всему свое время. Любой шаг, любой вдох, любое движение приближает конец всего. Падение так же неотвратимо, как сошедшая с горы лавина, погребающая под пенистой волной города, страны, цивилизации
Тело не дышит. Ни единого звука не извергнется из посиневших губ. Черная пропасть рта распахнута (так обычно умирают люди в исступленной борьбе, попытках не-умереть, не-погрузиться в пучину смертной тени а когти демона хватают за лодыжки, тянут, тянут вниз, в жаркий ад гибели). Распластанное существо и не человек вовсе. Невозможно даже подумать, что когда-то оно обитало среди нас и было таким же, как мы. Мы противопоставление. Оно посеревший от старости негатив нашей жизни.
Висок пульсирует легкой болью. Пальцы проходятся по кромке ворсистого воротника. Фролов с ужасом представляет, как будет продираться сквозь толпу, ввинчивать себя в пружинящее непостоянство. Стекло отделяет его от холодного мокрого твердого черного блестящего асфальта. Разноцветные небоскребы нечетко проступают сквозь предрассветную тьму, нависают над трепещущей гладью Невы.
Взгляд скользит к подсвеченному куполу судоверфи. Речной монстр выбрался на поверхность, съедает подобравшиеся слишком близко военные крейсера, торговые баржи, контрабандистские шхуны
Его мерцающий навес распластан между берегами. Захватил клочок чернеющей воды, погрузил в свое подпространство. Под ним древние переходы, подземный городок генонаркотиков. Остатки мутантских растений, спрятанные под толщей реки Катализатор гибели многих-многих людей
Невозможно представить, что двадцать пять лет назад Петербург был почти полностью разрушен. Неуловимые бесполитники выплевывали в горнило войны смерчеподобные снаряды, сеяли семена смерти. Их всходы разрушающая антиматерия. Прибавление ко всему сущему частицы «не».
Отстроенный американцами город захватила раковая опухоль единообразия. Везде и всюду небоскребы скоблят слоистое небо, стучатся в тяжёлый потемневший свод, нависающий над переплетением улиц, линий, длинных зелёных скверов, обёрнутых в фантик дополненной реальности.
Денисов вываливается из машины, стучит костяшками пальцев по стеклу, к другой стороне которого прилип Фролов.