У него и в самом деле, когда кто узнавал его ближе, доброты и почтения было хоть отбавляй. Давно обходимый людьми светскими, он не стеснялся сближаться с бедняками, знал весь тяжёлый труд простого народа и пропадал часто не в замковых владениях, а именно вот в народных избах, то на печи у кого, то у самовара. Были и те, что думали о нём, как блаженном, и те, что откровенно боялись его, но многие его запросто так любили, как человека честного, хоть и весьма странного.
«В чём же? Любовь лишь тогда истинна, когда первый взгляд словно бы выстреливает тебе в сердце стрелой Амура, и более не оставляет места сомнениям. Только такую любовь я знаю и признаю, а что вот там ещё выдумывают, мне никогда не было интересно», отвечал Микаэль с серьёзным выражением лица. «Мне не требуется столетие, чтобы найти любимую. Мне достаточно одного мгновения. Вот же жаль мне остальных, кто теряет столь драгоценное время в поисках невесты!»
Мари снова засмеялась. Ей казались и полностью верными, и невероятно странными речи молодого герцога. Он словами своими словно бы оживал, как герой её грёз. И это одновременно и очаровывало, и пугало её, ведь лишь одни romans français1 заполняли всё её воображение, и герои сходили со страниц лишь в её снах. И вот теперь, как она была поражена видеть теперь перед собой столь поражающего душу человека!
«Послушайте, Мари. Я знаю Ваше смущение. Но я и сам смущён лишь вида не смею подать. Я вчера при луне был груб с Вами, и она мне свидетель, и будет злиться на меня миллионы полнолуний. И умоляю Вас простить меня моё сердце озлоблено, но Вашей вины в том нет, и я прошу Вас простить мои манеры. Как стыдно! Но я, хоть и оскорблён был, что словно беспризорного пса меня выдворили из замка на период празднований, всё же рассмотрел в Вас свою судьбу. И о, прошу Вас, не откажите мне, я смогу загладить всю вину своею лаской. Я не такой, каким Вы встретили меня во мраке.»
«Какой же Вы?» повела бровью Мари, и он ответил улыбкой, от которой у неё таяло сердце.
«Я Микаэль-поэт, я Микаэль-художник!
Я тот, кто воспевал любовь в ночи!
Я тот, кто верит, что без войн жить можно!
Я тот, кто держит к сердцу Вашему ключи!» пробормотал он торжественно, кружа вокруг девушки.
«Ах, Микаэль, Вы словно другой человек, право же!» захлопала в ладоши Мари. «Если и вправду Вы настолько милы, как при свете солнца, то я женой Вам буду с радостью. Но если ж Вы такой, какого я узнала в полумраке этого сада, то Вам вечность понадобится, чтобы отворить моё сердце!»
«Я обещаю Вам, я само обаяние!» засмеялся Микаэль, но вдруг в его глазах прочиталась грусть.
«Что с Вами, Михаил Георгиевич?» забеспокоилась юная Лиен. «Вы побледнели в секунду! Уж я просто шутила с Вами!»
«О, нет. Это не Вы. Мрачная мысль пронеслась, омрачив меня. Но всё снова хорошо!» отозвался он, улыбнувшись.
«Что за мысль? О чём?» настаивала Мари, взяв его за руку.
«Я должен Вам сказать. Вы правы. Но я боюсь потерять Вас, когда, наконец, нашёл! Я мечтаю, чтобы Вы согласились стать моей женою.»
Он вырвал руку из белых ручек Мари и нервно заметался взад-вперёд тропинки, подбирая слова. Девушка с замиранием сердца ждала, и ожидание это стало неприятно ей, потому как в неизвестности она видела всегда лишь ужасное
«Мари», начал он робко, подбирая слова. «Вы увидели меня в ночи в столь будораженном состоянии, и услышали от моего брата, что я сумасшедший. Это и правда, и ложь. Ах, как трудно объясняться!»
Он снова взял Мари за руку и посмотрел ей в глаза.
«Я не понимаю» протянула она обеспокоенно.
«Я и впрямь сумасшедший, но для мира не перед небом! Никто не видит, что вижу я, и не слышит, что слышат мои уши.»
«Ах, Микаэль, довольно, Вы меня пугаете!» воскликнула девушка.
«Нет, прошу, услышьте меня. Быть может, Вы не согласитесь после быть моей женою, но я пред Вами буду честен.»
«Что за секрет Вы держите в сердце?»
«Я слышу голоса, я вижу тени. О, не смотрите на меня так, прелестная Мари! Какой ужас в Ваших глазах. Но это правда всё, как говорил брат! Я вижу людей, умерших, сгинувших навеки но для людей лишь остальных. Перед моим же взором они предстают, словно я единственный, на кого им есть надеяться, чтобы доказать, что они не миф. Я слышу их стоны, их шёпот, их мольбы, к которым мир и небеса безразличны. Лишь я один мучаюсь с ними, нет мне покоя. Я пытался убежать, но и на краю земли, в далёких странах они находят меня. Но я ничем помочь им не могу. Это ни им, ни мне покой не дарит.»
«Микаэль, я не могу слушать! Какие ужасы! Какие речи!» Она похолодела и, не зная, что делать, закачалась на месте.
«Я буду проклят и для Вас?» он вскинул руки в отчаянии. «Я знаю, Вы не верите мне, но это правда! И если это Вас гонит прочь от меня и мужем мне не быть, что ж пусть так и будет. Но я влюбился с Вас с первого мгновенья, и мою любовь Вам силой не отнять!»
Мари накинулась на герцога с объятиями.
«Я верю Вам!» вскрикнула она, и он увидел слёзы в её глазах. «И пусть хоть весь тот свет нам сейчас свидетель, но я люблю Вас тоже, и я Ваша будущая супруга. Я буду любить Вас так сильно, что мои признания в любви заглушат все речи мертвецов, мой смех будет громче всех стонов, а мои объятия сильнее всех, кто тянет Вас вниз. Я исцелю Вас своею любовью, и лишь мой голос будет звучать вокруг Вас!»
«Милая Мари!» пробормотал Микаэль, и его губы с силой прижались к алым губам юной леди.
«Шшш» зашелестели листья садовых деревьев. «Шшш»
Глава 6
Такого скорого венчания народ не видывал. По всем уголкам королевства ходили слухи, что Её Сиятельство Мари попала под чары, а особливо злые языки поговаривали, что это проклятие. И тем не менее, событие ожидалось великолепное, и весь свет ожидал его с нетерпением. Дамы готовили лучшие наряды, господа лучшие придворные костюмы и сюрко. С приближением каждого дня к празднеству, земля королевства всё более пополнялась дивными слухами, но едва ли находился кто-то желающий пропустить свадьбу Герцога Микаэля сумасшедшего, в день ставшего центральной фигурой всех светских и крестьянских бесед.
Виктор Примский же, не вынося душевно сего так противного его душе надвигающегося действа, пожелал на некоторое время поселиться в загородном доме во Франции, вдали от посторонних глаз и докучливых разговоров. Его душа наполнялась гневом об одном упоминании Мари Лиен; его сердце бешено стучало, когда он вспоминал её фразу, брошенную в ночи, когда он давал бал.
«Ах, милая Мари, за что Вы так со мной!» то и дело выкрикивал герцог в исступлении, бродя по замку из комнаты в комнату, не на шутку пугая прислугу, собирающих его вещи в долгую дорогу до французских владений. «Я не прощу Вам такого унижения, даже когда Вы прибежите ко мне в слезах раскаяния! А Вы обязательно раскаетесь, о, я предвижу этот горький день! Но моя гордость не пустой звук, и я отвергну Вас легко, как Вы отвергли меня!»
Но на другом конце замка настроение было более чем солнечное. Обычно угрюмый, в безумии мечущийся Микаэль, порхал теперь по своим покоям, словно бабочка, поочерёдно обнимая то горничную, то бонну, которая так и осталась служить при замке в качестве гувернантки, обучая герцога языкам, то кучера, проходившего мимо.
«Ваша Светлость, Вас вовсе не узнать!» дивилась старая гувернантка. «Вы словно другой человек, право!»
«А я и есть другой человек, Madame Durix», смеялся Микаэль, кружась вокруг женщины. «Моё безумство окончено я исцелён и счастлив! Моя спасительница своим звонким смехом прогнала мои тени вон. Её любовь вытравила их яд из моих вен. Меня более никто не утомляет своими потусторонними речами, я вот уже как несколько дней сплю, словно Боги на Олимпе! Так тихо и свежо мне спать без стонов этих мертвецов!»
«Ах, Ваша Светлость, будет Вам пужать меня вечно Вашими мертвецами, ах, Mon Dieu!» перекрестилась Мадам Дюри. «Мне должно слышать от Вас лишь разумные речи, а эти оставьте Мсье Веретóв.»