Она так стеснялась, что никак не могла приступить к упражнениям. При поднятии коленей к груди и наклонах до пола самые интимные части тела откроются на всеобщее обозрение. Одна только эта мысль вгоняла в краску. Впрочем, за разминкой остальной команды Ольга наблюдала без всякого стеснения и не отводила взгляд, когда это замечали.
Мы все ждём того же. А он просто зануда, небрежно отмахнулся Антон, словно говорил непреложную истину.
Великий зануда, нахмурилась Ольга.
Проживи любой двести шестьдесят лет, тоже стал бы великим.
А кто мешает? Теперь это не так уж и сложно. Вот только не каждый способен потратить сто лет на один проект и перевернуть устоявшуюся культуру.
Да, тут я согласен. Это больше похоже на безумие, Антон встал в полный рост, посмотрел по сторонам. А потом окинул взглядом и саму Ольгу. Хрупкую, совсем молодую. С едва заметным пушком на груди и руках. Сколько ей? Двадцать? Может, двадцать пять. Не больше. Оля, если не возражаешь, давай на ты. Что ты забыла в этой экспедиции?
Понимаете, Антон Понимаешь, я росла на трудах Кощея Вячеславовича. Его монографию о реалистичности сказочных миров прочитала ещё в первом классе. И диплом писала на основе его трудов по метафантастике эпохи неопостреализма двадцать шестого века. Разве я могла не подать заявку?
О, Великая Наука! Что может быть глупее двадцатишестилетней экспедиции в таком юном возрасте? Ладно, я понимаю, лет в семьдесят. Когда и дети повзрослели, и взгляды устоялись. Дома уже всё надоело, муж больше посматривает на сторону, чем на тебя. Но в двадцать лет сама природа требует продолжать род. Нянчиться с малышами, болтать с другими мамочками о всякой всячине. Неужели ты от всего этого отказалась ради какого-то там эксперимента?
Какое тебе до этого дело? возмутилась Ольга. Моей маме было за девяносто, когда появилась я. И ничего. Теперь нянчится с моим братом. Возраст это рудимент средневековья. Вам самому-то сколько лет?
Девяносто три. Это важно?
Ольга хмыкнула и решительно вышла из отсека. Только у портала слегка замедлилась, качнулась, но тут же продолжила путь.
Ну вот. И она обиделась, задумчиво произнёс Антон, провожая её взглядом.
Просто ты лезешь с глупыми вопросами, ответила Алевтина.
Да почему с глупыми? Вот ты мне скажи, Аль. Разве я не прав?
Не прав.
Да ну вас всех. В чём?
Наука важнее всего. Каждый новый шаг, каждая проломанная стена приближает нас к истинной цели. Если бы все смотрели только себе под нос, мы бы никогда не выбрались из пещер. Ну хорошо. Из капитализма. А детей и без нас кто-нибудь родит. Сейчас это не первоочередная задача.
Причём здесь дети? Я вообще не про них. Она ж зелёная совсем. У нас такая погибла на Козероге, когда в бурю попали. Она, видите ли, пристегнуться забыла. Ну и Я до сих пор помню, как мы пытались понять, где правая нога, а где левая.
Такое случается и с более опытными. На себя посмотри. Весь в шрамах, как доска для шинкования.
Именно поэтому я и знаю, кого брать надо, а кого лучше дома оставить. Пусть себе новые сорта растений выводят. Вон на Плутоне до сих пор редиски нет. Разве это дело? До сих пор проекцию жуют.
Нашёл с чем сравнить.
Да, нашёл. Если с ней что-то случится, я даже не попытаюсь притащить её останки к докстанции.
Попытаешься, никуда не денешься, с хитрой усмешкой сказала Алевтина.
С чего бы это?
Я тебя слишком хорошо знаю.
Глупость. Ничего ты не знаешь. Я люблю свою шкуру, мне в ней хорошо и уютно. А если у кого-то задница в скипидаре, это не мои проблемы.
Ладно, хватит о грустном. Оля программист. В разведку не пойдёт. Будет себе дроны контролировать в полной безопасности.
Может, ты и права. Слушай, а ведь мы последние тут остались, отметил Антон, озираясь по сторонам.
Кроме голограммы, которая уже изображала прыжки через скакалку, в зале никого не было. Антон почесал затылок, сделал пару махов руками, косо поглядывая на Алевтину. Та следила за ним, скрестив руки на груди, а затем закатила глаза и произнесла:
Ну, говори уже.
Я тут вспомнил хорошее упражнение для восстановления кровоснабжения.
Давай, только по-быстрому, а то Кощей ядом изойдёт.
По-быстрому не обещаю, но громко будет точно.
Алевтина улыбнулась и сделала мягкий, изящный шаг вперёд.
Глава 2
Отсутствие уюта в кают-компании лучше слов отражало ледяную душу Кощея. Исследователь чудесных миров оставил всё тепло и человечность на шершавых страницах книг, а для людей сохранил лишь пустоту. Пропитал ею обстановку просторного зала. Ещё на Ганимеде купил мебель из адаптированного пластика, будто вырубленную во льду. Повесил на стенах репродукции картин в стиле трешавангардизма позапрошлого века, которые пародировали худшие произведения эпохи модерна. И всё это создало колкую, холодную обстановку. Даже просто находиться здесь было неприятно.
Вы опоздали. Это не допустимо, отчитал Кощей вошедших Антона и Алевтину.
Вокруг него уже собралась вся команда, но кроме начальника никто ещё не успел даже задуматься о чьём-то опоздании. Анабиоз никогда не отпускает так быстро. Пройдёт неделя-другая прежде чем уму вернётся привычная острота и цепкость.
Всего минута.
Неважно. Я требую точности. Итак. Альфа-Эпсилон Б-2. Мы прибудем через восемь дней. Петров. Доложите обстановку. Вы проверили сводки наблюдательных станций?
Так точно, ответил ему темнокожий оператор. На планете всё ещё не обнаружено признаков многоклеточной жизни. Однако развитие одноклеточных достигнет пика в течение ближайших тридцати тысяч лет. После обрушения на планету тридцати ледяных астероидов мы увеличили объём воды на двадцать один процент. Теперь соотношение суши и океана приблизилось к земным показателям. Рельеф с преобладанием равнин. Климат нестабильный. Смена времён года хорошо выраженная. Средние температуры приближены к земным.
Хорошо. Митина. Что по состоянию здоровья команды?
Вперёд вышла женщина с короткострижеными чёрными волосами и бледным лицом северянки. Её тонкие губы всегда выражали какое-то презрение, но к чему именно, никогда не было понятно.
Она держала в руках планшет и быстро водила по нему пальцами, отыскивая нужную информацию.
Показатели большинства членов экипажа в норме. У двоих наблюдается нарушения нервной системы, заторможенность. Я велела добавить им в рацион крепкий кофе и шоколад. Ничего критического. Также у двоих выявлено аномально учащенное сердцебиение после пробуждения, а также всплеск гормонов. Выписала успокоительные.
Что ж, товарищи. Самое сложное только впереди. Начнём виртуальное терраформирование, как только выйдем на орбиту. А пока давайте не терять время зря и проверим готовность. Красильников, пойдите в ангар и осмотрите «Горыныча».
Вы так рвётесь начать работу? У нас ещё больше недели впереди, фыркнул Антон.
Не смейте обсуждать мои приказы. Вам это понятно?
Так точно.
Антон с готовностью покинул кают-компанию. Его раздражал Кощей, и находиться с ним в одном помещении становилось невыносимо. От взгляда голубых искусственных глаз, будто сканирующих внутренности, хотелось скрыться как можно скорее и куда подальше. А мерзкий характер, когда каждым словом он либо приказывает, либо старается поддеть собеседника. Сложно его вытерпеть и ответить хочется едко, нахамить, а то и вовсе плюнуть на субординацию и дать в искусственную морду. Антон не любил душевные разговоры. Оставался изгоем даже в весёлых компаниях. И такое нелюдимое общение лишь укрепляло тягу к одиночеству.
Договор можно было разорвать ещё на Европе. Раз Антон не нашёл общего языка с главой экспедиции, стоило отказаться сразу. И посмотрел бы он тогда, как Кощей ищет опытного планетарного авиаразведчика в городке с населением десять тысяч человек. Среди инженеров-энергетиков да космомехаников не нашёл бы и одного.