Марк Сумкин
Зелёный карандаш
Зелёный карандаш
Петя сидел за столом в детской и рисовал цветными карандашами на листке бумаги, стараясь не вспоминать о том, как на его шее появился огромный фиолетовый синяк. Карандашей было немного жёлтый, синий, чёрный и оранжевый. На листке бумаги можно было разглядеть девушку с длинными светлыми волосами, она держала за руку маленького мальчика, который довольно улыбался. Позади них находился большой дом, в окнах которого горел свет, а из печной трубы валил густой чёрный дым. Петя немного привстал и поправил одеяло, которое подкладывал на табуретку, чтобы было не так жёстко сидеть.
И, как прикажете мне рисовать траву?
Он произнёс это вслух, хотя, в комнате больше никого не было. В животе заурчало. Он аккуратно слез с высокой табуретки, крепко уцепившись за сидушку, пока не нащупал ногой пол.
Осмотрев комнату, он подошёл к кровати, на которой лежало три книги. Верхней среди них была сказка «Три поросёнка». Петя ещё не умел читать, но ему нравилось разглядывать картинки и вспоминать сюжет по памяти, когда читала мама. Жаль, что у неё мало времени, ведь остаётся ещё так много сказок, которые пылятся на полках!
Петя стал осматривать комнату, но ни под кроватью, ни за шкафом карандаша не было.
Где же взять зелёный?
Мальчик почесал макушку, как вдруг его осенило: может, у мамы есть? Он развернулся и подбежал к двери из комнаты, оказавшись возле которой с трудом дотянулся до высокой ручки и, повернув её, вышел из детской. Открываясь, дверь заскрипела, чем заставила сердце Пети уйти в пятки.
«Надеюсь, мама не услышала», подумал он.
Мальчик медленно прикрыл за собой дверь и направился в сторону спальни мамы. Дойдя до закрытой двери, он на долю секунды задумался было вернуться в детскую, но всё же решил идти до конца.
В животе снова заурчало. Открыв дверь спальни (на этот раз без скрипа), Петя перешагнул порог и сразу почувствовал густой и резкий запах. От мамы так часто пахло гораздо чаще, чем приятно. Пройдя вдоль кровати, откуда доносился храп (храпела не мама, её храп он знал), мальчик добрался до столика с зеркалом.
Сначала Петя поискал в нижних двух ящиках там ничего интересного не было. Тогда ему пришлось залезть на стул, чтобы дотянуться до двух остальных, однако в них тоже ничего не оказалось. Стол был заставлен бутылками, от которых разило такой же вонью, как и во всей комнате. Петя аккуратно подвинул пару бутылок, но карандашей там не было. Тогда ему в голову пришла мысль, что они могут лежать в тумбочке у кровати!
Эта мысль была такой молниеносной, что Петя резко развернулся, задев локтем одну из бутылок на столе. Та громко повалилась набок, разливая содержимое по всей поверхности и стекая на пол. Сердце Пети ушло в пятки, он не успел заметить, как в одну секунду мама вскочила с постели и проорала: «Ах ты, тварь»! Бутылка, докатившись до края стола, соскользнула вниз, а сам Петя, потеряв равновесие, упал со стула и разбил нос в кровь. Висок бешено пульсировал, а на губах чувствовался горький привкус отвратительного пойла.
Мать схватила сына за локоть и, промахнувшись мимо задницы, ударила в область поясницы. В глазах у Пети потемнело, но она продолжала наносить удар за ударом. Резкая боль плавно перетекала в тупую, а сознание всё больше затуманивалось, позволяя наступающей тьме заполнить всё, что его окружало.
Очнувшись, Петя увидел перед собой женщину с красной бабочкой и большими очками. Она по-доброму улыбалась, сидя на краю кровати. Мальчик осмотрел больничную палату, в которой оказывался не впервые, и перевёл взгляд на женщину, та спросила:
Здравствуй, Петя, как ты себя чувствуешь? Я тётя Лариса. Она подвинулась к нему поближе, держа в руках папку с какими-то бумагами.
Хорошо, немного стесняясь, ответил мальчик. А где мама?
Мама сейчас занята, ты увидишься с ней позже, как только мои коллеги поговорят с ней. Скажи, Петя, мама часто на тебя ругается?
Ну, бывает.
А наказывает часто?
Пете стало немного не по себе, он не знал, как ответить на этот вопрос. Сам-то он прекрасно понимал, что наказывает мама часто, порой даже ни за что, но жаловаться на неё чужим людям не очень-то и хотелось.
Нечасто. Только когда я плохо себя веду.
На тёте Ларисе был надет красивый бежевый пиджак, волосы на голове были собраны в хвост, а ещё от неё безумно вкусно пахло чем-то сладким и приятным.
Разговаривали они долго, а когда беседа наконец завершилась, она встала и, поправив подол длинной юбки, вышла из палаты.
Позже, в палату опять вошла тётя Лариса, но уже вместе с мамой. Тётя Лариса что-то очень строго выговаривала маме, но Петя её не слушал, он смотрел на свою маму и улыбался, привстав с постели. Когда взрослые закончили разговор, мама буркнула: «Собирайся! Я жду на улице». Бросив ему курточку, она достала из пачки сигарету, и покинула палату. Петя заметил грустный взгляд новой знакомой и совсем не мог понять её печали. Он был уверен, что мама на него, наверное, уже не злится, а тётя Лариса подошла к Пете и помогла одеться. Затем она протянула бумажку и сказала:
Петя, ты умеешь звонить по телефону?
Да, и это было правдой. Пару раз он звонил бабушке, когда мама подолгу не возвращалась домой, и та сразу приезжала кормить его вкусными пирожками с капустой и не очень вкусным супом.
Если мама снова будет тебя больно наказывать, обещаешь позвонить мне, хорошо?
Петя посмотрел на номер и, вернув бумажку тёте Ларисе, сказал:
Заберите. Я просто буду хорошо себя вести.
Затем он выбежал из палаты, натягивая на ходу свою синюю куртку, которая уже немного истрепалась, и в мыслях его не было тех ударов по пояснице, не было там и криков, вперемежку с запахом алкоголя В его голове, которая ещё немного кружилась, была только одна, самая важная мысль: «Надеюсь, у мамы всё-таки есть зелёный карандаш».
Глупый страх
Бен откинулся на спинку кресла и закрыв глаза, снова задумался о смерти. Чем стремительнее самолёт набирал высоту, тем сильнее колотилось его сердце. Бен безумно боялся летать. Ему казалось, что в любую секунду самолёт начнёт падать, или, например, отвалится крыло, которое было прекрасно видно в окно иллюминатора. Бен вытер вспотевшие ладони о свои дорогие брюки.
Когда самолёт набрал высоту, он немного успокоился. Полёт должен длиться порядка пяти часов, а это означает, что впереди Бена ждёт пять часов ежеминутного страха. Он закрыл глаза в надежде заснуть. Звуки стали отдаляться, мышцы немного расслабились.
Самолёт дёрнуло.
Бен резко открыл глаза.
Снова толчок.
Руки снова вспотели. Загорелось табло "Просьба пристегнуть ремни". Пилот по рации объявил то же самое, добавив, что всё в порядке.
Врёт. Ей-богу, врёт. подумал Бен. Он же не дурак поднимать панику в салоне? Интересно, как бы звучали слова пилота, если бы ему было запрещено лгать?
Наверно что-то типа этого "Уважаемые пассажиры, мы падаем. Можете не пристёгивать ремни. Нас уже ничто не спасёт".
Бен ухмыльнулся.
К влажной спине неприятно прилипла рубашка.
Боитесь?
Бен вздрогнул. Из-за своих размышлений он позабыл, что в салоне самолёта находятся и другие люди. Впрочем, если бы он был один, то его нахождение на борту, теряло бы всякий смысл. Повернув голову налево, Бен увидел старушку с седыми волосами, одетую в синюю водолазку.
Немного. Он попытался дружелюбно улыбнуться, но вышла лишь скверная гримаса.
Я тоже раньше боялась. Это всё здесь, знаете ли. старушка поднесла морщинистый палец к своей голове. Даже если вы на протяжении всего полёта буду представлять, как самолёт разваливается на части, совсем необязательно, что так случится. Но страх настолько завладел разумом, что вы готовы верить в любую чушь.