Чёрный ворон, круживший над своим спутником, даже не каркнул, а скорее вскрикнул, когда несколько стрел, таких-же едва видимых, как и оружие их выпустившее, вонзились в бедра орденского воина. Одерек упал на колени, уперевшись головкой молота в брусчатку, а позади, словно навесом прикрыв от потоков ливня, накрыв тенью, навис уже сросшийся воедино ужасный враг.
Прочь! пошел прочь! мелодичный ни сколь не совпадающий со внешностью, переродившейся в лича полуэльфийки голос отогнал лязгающего костяными клыками священника в сторону.
Молот с затаенной печалью медленно оглядел стайку обгоревших детишек призраков, жавшихся к приблизившемуся личу, а затем поднял голову. Чтобы без всяческой задней мысли подняться по наполовину сокрытому ворохом сырых волос обнажённому телу, от искалеченных ног минуя широкие бёдра узкую талию и высокую грудь встретиться с кроваво красными глазами приговорённой. Как ни странно, но заостренное лицо с неуловимой свойственной только эльфам иномировой отчуждённой красотой, коию не стёрли сотни расчертивших кожу чёрных венозных прожилок и глубоко залёгшие под глазами и скулами тени, было полно грусти и жалости.
Молю тебя пощади их. Одерек указал головой в сторону опустевшей улицы, по которой скрылись остатки беженцев.
А они меня пощадили? сверкнули гневом кровавые очи. Или детей тех, что я исцелила? приговорённая погладила свободной от филактерии-сердца правой рукой, ближайшую изуродованную головку, что некогда принадлежала девочке не старше шести лет.
Не ради них, и даже не ради меня, сделай это ради осколков света, что ещё блещут в твоей душе. Не дай голосам, что обосновались в твоей голове в конец лишить тебя воли. Они ведь становиться с каждым мгновением всё сильнее.
От его слов лич отшатнулась, сузив глаза, откуда молот мог знать о тихих, но всепроникающих словах Илавалена настойчиво рисовавших картины мести и очистительной войны.
Задумайся, разве ещё несколько часов назад ты желала всего этого? рука ворона бдящего сокрытая сталью наруча обвела засыпанную неузнаваемо разорванными телами и залитую перемешанными на кровь дождевыми потоками площадь. Взгляни ты пришедшая сюда, дабы исцелять людей, могла разве даже помыслить о таком.
Что-то треснув словно глиняный горшок, надломилось внутри приговорённой. Она принялась вертеть головой, дабы согнать наваждение. Ужас от сотворённого сковал сердце, но слова сокрытого, древнего эльфа воителя громом вдарили по подкорке сознания.
"Иного пути просто нет дочь моей ветви. Как думаешь, сколько воплей нестерпимой боли озаряют застенки пыточных камер, сколько костров, пылает, обдавая смогом каждый день, сжигая волею Илира ни в чем неповинных людей, в частности тех в ком течёт кровь нашего рода. Церкви хорошо знакомы пределы его могущества, способного пошатнуть ёе власть. Они пойдут на все, чтобы искоренить нас, вплетая в проповеди на службах семена раздора и ненависти к представителям старших рас! Ты видела эту истину в каждом обращенном на тебя косом взгляде, в каждом лице, что повстречалось тебе, едва ты ведомая чистым сердцем покинула родную обитель древних пущь. Этот мир, как и эти земли нуждаются в очищении от скверны, порождённой одним безумцем, но завладевшей умами прочих. Слова этого достойного война нашли отклик в твоей душе, он храбр и благороден, но таких как он единицы и им не ведомо что их черед наступи вслед за нами, если не раньше. Их непорочность стала их же проклятьем, а другая вера не извращенная жаждой власти, хоть и сокрытая от Илировых ревнителей станет камнем, что утянет на дно.
Призрак Весты чуть не до костей обгоревшей девочки, подтверждая слова древнего, шагнул от её ног и протянул изувеченную пламенем ручку к воину под упреждающий выкрик лича. Но ворон бдящий смело коснулся бесплотной невесомой ладошки своей окровавленной пятернёй. И не потерпел ущерба, даже не вздрогнул в отличие от стражи пастыря вмиг обратившихся гниющими мешками отвратной плоти и проржавевших доспехов.
В тебе нет Илировой скверны ты чист! ошарашено прошептала приговоренная глядя на соприкоснувшихся война и духа убитого ребёнка.
Это был его последний шанс, единственный. Видя замешательство на измененном лице полуэльфийки лича. Опущенный простреленными бёдрами на колени Одерек, взмахнул молотом настолько сильно насколько позволяла его неудобная поза. Приговорённая успела туманом скользнуть назад, минуя удар, но молот стороной клювом всё же пронзил бьющееся под её дланью сердце.
Страшно взвыв разинутой огромной пастью да задёргав всеми своими конечностями, гротескный паукообразный священник повалился на бок, быстро рассыпаясь тленном. А за спиной Ворона бдящего, под очередной жалостливый выкрик верной птицы, словно соткавшись из неоткуда, возник один из туманных эльфийских воинов, пронзая сокрытую хауберком плоть, бесплотным тонким клинком вычурной рукояти, разрывая изнутри грудь Одерека.
Даже под образом высокого шлема с гребнем, сквозь смотровую щель было видно, как исказилось нестерпимой мукой мёртвое высушенное лицо с пустыми глазницами. За миг до того как лич силой воли изгнала придав вечному небытию верного древнего война.
Одерек кашлянув в бороду, вестником смети темною кровью, поднял голову, горделиво расправляя спину уперевшись руками о рукоять молота в очередной раз, бесстрашно посмотрев в кровавые очи.
Зачем? Почему ты так жаждешь защитить этот гнилой и слабовольный скот, они не достойны и капли пролитой тобою крови. скорбь вновь тронула изменённое лицо приблизившейся приговорённой.
А зачем даже увидев всю грязь рода человеческого ты продолжала исцелять их. кивнул он головой на её детскую ужасную свиту. Прости меня за то, что не успел.
Голова молота стала безвольно клониться, будто под непосильной тяжестью осунулись плечи содрогаемые кашлем, толкавшим через рот кровь. Только сокрытые наручами руки продолжали сжимать молот упёртый билом в брусчатку.
Я не отпущу тебя доблестный воин, ты должен будешь узреть новый мир, что я возведу, очистив старый. Отныне не подвластный смертной юдоли ты будешь прибывать подле меня. лич шагнула вперёд, простирая над головой молота свободную от пронзённой клювом филактериисердца руку.
Но в тот же миг на наплечник воина опустился дико каркающий ворон, забивший крыльями словно оберегая Одерека. От мудрой многовековой птицы исходили волны невиданного могущества, заставившие приговорённую чуть прикрыв рукою глаза будто стережась ослепляющего света, отступить назад, а свиту детей призраков и вовсе спрятаться за ней.
Издав ещё пару предостерегающих криков ворон широко расправив крылья над Одереком неожиданно замер, серея перьями и обращаясь в каменную статую, как и воин ордена под ним так и не разжавший рук на ощетинившейся лезвиями рукояти молота.
Постепенно, ярящаяся во всю буря, утрачивая запал, сошла на нет. Неудержимые порывы ветра, крутящие сотни флюгеров поверх крыш, завывающие средь узких пустынных улочек, сменились лёгкими дуновениями. Смерил свою ярость и ливень, обратившийся лёгкой холодной моросью, вот только небеса так и остались, затянуты свинцово черными тучами будто буря, разразившаяся над Эльбургом, гремевшая на протяжении нескольких часов, не смогла избавить их от накопленного гнева.
Приговорённая окружённая детьми призраками за чьей спиной застыв в ожидании ровными шеренгами, стояли туманные силуэты древних воителей эльфов, продолжала смотреть на опустившую голову статую. Размышляя над последними словами орденского воина да вслушиваясь в нескончаемый шепот Илавалена. И словами древнего, лич полнилась уверенностью, что и этот славный воин потерял жизнь по вине её мучителей. Ведь нибудь они столь жестоки да кровожадны, ему бы не пришлось вступить в неравный бой, бросая вызов силам, что смогут отчистить эту землю.