Глава 13. Деревня у болота
Наконец кибитка остановилась. С неё соскочил Афанасий и, кашлянув, отодвинул запылившийся полог.
Вылазь, проговорил он и подмигнул Егору.
Егор с трудом распрямил затёкшее от долгого неподвижного сидения тело и выбрался на дорогу. Он, уставший от долгой езды в неудобном положении, с наслаждением потянулся. Казалось, что каждая клеточка его тела была сжата до предела. Напряжение, которое Егор только что перенёс, никак не отпускало его.
Забирайся на козлы, парень, не давая Егору как следует расслабиться, скомандовал Афанасий. Нам бы засветло до деревни добраться.
Егор с трудом, превозмогая боль в затёкших суставах, на ещё ватных ногах забрался на козлы рядом с Афанасием. Афанасий чуть понукнул коня, и тот, напрягшись, снова мерно зашагал по дороге, везя тяжело нагруженную кибитку и путников.
Дорога, по которой пролегал путь, была ровной, не разбитой и явно использовалась нечасто. Обочины поросли высокой травой, а сама колея местами была густо покрыта конотопкой. Конь шагал тяжело, неторопливо. Ехали молча. Афанасий ничего не говорил и не спрашивал, а Егор путался в своих мыслях и даже не пытался подобрать слов для разговора.
Солнце начало подниматься в зенит, когда поодаль в стороне показалась небольшая деревенька. Её низенькие хатки были разбросаны на холме, подножие которого заросло густым кустарником. От дороги, по которой ехали путники, к деревне вел небольшой отворот, заросший травой настолько, что Егор его не сразу и заметил.
Что-то странное было в этой деревушке. Казалось, что все жители собрались и разом ушли на работы на какое-то дальнее поле. Но и это было не главное. Не видно было никакой скотины, не бегали по улице и не копошились в пыли куры. Не лаяли собаки. Абсолютная тишина, непривычная даже для жаркого деревенского дня, тяжело стояла над деревней. Даже птиц не было видно над деревней. Никого. Ни одной живой души. Муторно было на душе от этой давящей тишины, и хотелось как можно быстрее проехать мимо.
Как ни странно, но Афанасий, чуть дернув вожжи, направил повозку именно на отворот к этому мертвому месту. Словно отвечая на немой вопрос Егора, Афанасий произнес:
Коня напоить нужно. Да и самим отдохнуть не мешает.
Да тут же нет никого! попытался отговорить его Егор, но Афанасий словно бы и не обратил внимания на замечание Егора.
Напрягая последние силы, конь затащил повозку на пригорок и поплёлся по тихой пустынной улице. Он, как показалось Егору, точно знал конечную точку назначения и тащил свою ношу, не ожидая понуканий возницы. Егор внимательно осматривал дома и дворы, низкие плетни вокруг которых слабо загораживали обзор. Совершенно не облупившиеся стены домов; открытые ставни окон; незапертые, но совершенно целые двери; стоящие прямо во дворах то тут, то там исправные телеги; аккуратно расставленный у стен нехитрый деревенский инвентарь все это создавало впечатление, что жители только что спрятались от жары по своим небольшим хаткам или где-то заняты своими делами. Стоит подождать, и вот-вот выскочит из дверей какого-нибудь дома хозяйка и пойдёт задавать корм курам. Но ни хозяев, ни курей было не видно и не слышно.
Наконец, проехав почти через всю деревню, конь остановился у крайней хатки, за двором которой виднелась покосившаяся околица и начинался такой же густой кустарник, что и в начале деревни. Хатка эта так же, как и все увиденные Егором, была огорожена низеньким, но крепким плетнём. Белые её стены несли на себе следы гораздо более свежей покраски, чем все остальные хаты в деревне. Егор мог бы даже уверенно сказать, что красили её совершенно недавно. Двери хаты были плотно прикрыты, а окна, что уж совсем роскошно для такого случая, были застеклены мутными стёклышками, плотно пригнанными в частой решётке деревянной рамы. Хата, благодаря неуловимым признакам заботливого ухода, казалась вполне себе жилой, что никак не вязалось с пустотой всей деревни. Впрочем, и здесь не видно было ни души.
Афанасий спрыгнул с козел и, подойдя к плетню, откинул жерди, загораживающие въезд во двор. Взяв коня за узду, он по-хозяйски завёл его во двор и начал спокойно распрягать. Показав Егору на сруб колодца с высоким «журавлём», примостившийся во дворе почти у самого плетня, он отдал короткое распоряжение Егору:
Коня напои.
Сам Афанасий неторопливо и заботливо распряг коня, после чего одобрительно похлопал его по крупу:
Молодец, чертяка!
Егор, покрутив головой, увидел у крыльца небольшую бадейку, в которую и решил набрать воду для уставшего коня.
Вода в колодце была чистой и пахла такой свежестью, что Егор не удержался и отпил несколько глотков. От холода воды у него заломило зубы. В оставшуюся воду он бросил пучок сена, выдернув его из-под мешков, и стал поить коня. Конь пил неспешно сухая трава мешала ему. Она, брошенная в бадью, кололась и не давала глубоко опустить морду в холодную воду.
Вытянув воду, конь поднял голову и фыркнул. Егор налил ещё. Конь ещё раз выпил все до дна. Только после третьего ведра конь, не допив, мотнул головой и отошёл к кибитке, возле которой начал дёргать траву, растущую прямо во дворе.
Ну-ка слей умыться, попросил Афанасий Егора.
Егор прямо из ведра лил воду на руки Афанасию, а тот, сняв рубаху, с видимым удовольствием мыл руки, пыльную шею и лицо. Он растирал холодной водой крепкое загорелое жилистое тело, пофыркивая от удовольствия. На загорелой коже Афанасия яркими пятнами выделялись уродливые белёсые шрамы: один широкой полосой протянулся на правом плече, а второй звездой раскинулся на спине. Закончив умываться, Афанасий насухо обтёрся чистым отрезом полотенца, которое загодя достал из своей дорожной сумки.
Сам-то тоже умойся, а то пыльный весь, почти приказал Афанасий.
Он взял из рук Егора ведро и начал лить воду на подставленные Егором руки, после чего подал ему специально подготовленное полотенце.
Пойдем в дом, позвал заканчивающего обтирать полотенцем лицо Егора Афанасий.
Перевернув ведро на сруб, Афанасий шагнул в сторону дверей дома.
А хозяин? удивился Егор, не решаясь следовать примеру Афанасия.
А хозяин скоро будет, спокойно ответил Егору Афанасий и, дёрнув ручку, открыл дверь так, как будто он пришёл к себе домой.
Делать было нечего, и Егору пришлось идти за ним. Пройдя через небольшие сени, Егор вслед за Афанасием вошел в хату. Хата была чистой и довольно просторной. Слева, прямо напротив оконца, на крепком дубовом срубе стояла печь, которую, Егор мог поклясться, совершенно недавно белили. Справа, напротив дверей, в уголке стоял добротно сделанный из толстых широких досок деревянный стол с приставленными к нему такими же добротными скамьями.
Афанасий по-хозяйски бросил на скамью свою дорожную сумку и, отдёрнув занавесь, заглянул в устье печи.
Ну вот мы и с обедом! радостно проговорил он.
Взяв стоявший у печи ухват, Афанасий вытянул им из глубины печи корчажку, прикрытую сковородой. Ловко поставив корчажку на стол, он убрал ухват обратно к печи, после чего уселся на скамью у стола. Затем, вынув из своей сумки каравай ржаного хлеба и нож, Афанасий ловко отрезал от каравая пару толстых ломтей. Проделав это, он так же аккуратно убрал нож в ножны, после чего вынул из сумки две деревянные ложки.
Чего сидишь? Приступай! обратился Афанасий к Егору.
Обтерев ложку полотенцем, Афанасий аккуратно снял сковороду с корчажки, после чего зачерпнул из корчажки находившееся в ней варево. Егор, уже уставший удивляться, не стал дожидаться повторного приглашения и взял вторую ложку. Следуя примеру Афанасия, он тоже тщательно вытер ложку полотенцем и, взяв ломоть хлеба, зачерпнул из корчажки душистого варева.