Но, если я этого не сделаю, ты погибнешь.
Айрес долго молчала, изучая взглядом его лицо, чуть сжав губы, что больше не улыбались.
Не думай об этом. Желание помочь мне последнее, что должно тобою двигать. Погладив племянника по скуле, королева встала. Спать. Немедленно.
Герберт покорно принялся расстёгивать рубашку, всем видом выражая абсолютное смирение и желание тут же отправиться ко сну.
Опустил руки сразу же, как Айрес вышла: напоследок она движением пальцев затушила все светильники и пригасила сияние того единственного, что остался гореть.
Герберт долго лежал, вслушиваясь в тишину, и позволил себе зажмуриться, лишь когда чары оповестили его: за гранью видимого открылась и закрылась дверь в замковых воротах, а женщина, заменившая ему мать, исчезла в ночной дымке.
Эльен, ко мне. Сейчас же.
* * *
Эльен пришёл, когда Ева уже потеряла счёт времени, неся настоящий свет в виде фонаря, который однажды, очень давно, освещал им с Мираклом дорогу в саду.
Королева изволила удалиться. Господин велел привести вас к нему. В слабой улыбке призрака сквозила вина; белые отблески кристалла, оплетённого стеклянной оправой, смешались с голубыми чтобы не сидеть во тьме, Ева призвала волшебный смычок. Думаю, таково и ваше желание?
Выпустив оружие из пальцев, Ева захлопнула книгу, лежавшую на коленях. Надеясь убить время, она пробовала читать записи Герберта, но те состояли сплошь из магических формул без каких-либо разъяснений, так что по большей части остались для неё китайской грамотой.
Веди, прижав книгу к груди, тихо попросила она.
После спуска по лестнице они оказались в другом коридоре, разветвлявшемся в две стороны, но Эльен уверенно провёл её к выходу. На сей раз потайная дверь маскировалась под спинку платяного шкафа, выводя прямиком в комнату, где Ева до сей поры не была.
В спальню Герберта.
Пробравшись сквозь услужливо раздвинутые Эльеном вешалки (с них свисали жилеты и куртки, щекочущиеся мягким бархатом), Ева ступила на пол, смягчивший шаг тёмным ковром. Герберт молча следил за этим с кровати: он сидел в полурасстёгнутой рубашке, откинувшись на поднятые подушки и сложив руки поверх одеяла, натянутого по пояс.
Спасибо, Эльен, сказал он почти безразлично. Оставь нас.
Прежде чем приблизиться, Ева огляделась. Сине-голубые тона. Огромная кровать с простым прямоугольным изголовьем; помимо неё и шкафа в комнате были только камин да прикроватная тумбочка. Идеальный порядок, отсутствие каких-либо изысков, безликость без малейших намёков на личность владельца таким мог бы быть гостиничный номер.
Кажется, спальню для сына отделал или выбрал покойный господин Рейоль. А после его смерти Герберт просто не решался что-либо здесь менять.
Твои записи. Когда за Эльеном захлопнулась дверь, Ева бережно положила книгу в кожаной обложке на тумбочку. Я забрала их. В потайном коридоре ещё остались вырванные листы, но не думаю, что они представляют ценность.
Герберт молчал. В комнате властвовала полутьма, лишь каминное пламя и настенный светильник с притушенным светом разгоняли мрак.
В этой темноте белое лицо некроманта казалось куда более призрачным, чем у его дворецкого.
Прекрасный романтический момент, не находишь? присев на край кровати, продолжила Ева. Ты, я, полутьма, твоя расстёгнутая рубашка и твой недавний передоз.
Тусклые глаза внимательно следили за каждым её движением. Слух, должно быть, за каждым словом её, шутившей, чтобы не начать кричать.
Я говорил, Айрес может знать, как тебя оживить. Я лгал.
Это прозвучало негромко и без покаяния. Пусть даже Ева знала, что покаянием это и являлось.
И, как ни странно, не вызвало у неё ни удивления, ни горечи, ни злости.
Не думаю, что ей это известно. Не думаю, что кому-либо в этом мире это известно. Отблески пламени сепией золотились на его щеках. Я просто хотел придать тебе стимул.
Наконец определившись с тем, что вернее всего выразит её реакцию, Ева пожала плечами:
Наверное, в глубине души я всегда это знала.
В тусклости его глаз мелькнуло нечто живое. И очень, очень удивлённое.
И всё равно помогала мне?
Если кто-то и способен меня воскресить, это не Айрес. Это ты. А такая, как она, в любом случае не должна сидеть на троне. И жить бы, может, не должна, но это не мне решать. По домашней привычке скинув туфли, чтобы забраться на кровать с ногами, Ева села на пятки рядом с ним, поверх одеяла. Не делай так больше. Пожалуйста.
Я не жалею, сухо откликнулся Герберт. Ни о чём.
Мы найдём способ оживить меня без такого риска.
Сейчас я не уверен, что этот способ вообще существует.
К сухости голоса всплеском эмоций примешалась горечь.
Ты говорил, что всё равно не можешь меня оживить, стараясь ощутить то же спокойствие, что прозвучало в её голосе, напомнила Ева. Так почему сейчас расстраиваешься?
Я вряд ли смогу провести ритуал, но вывести для него формулу вполне. И если не справился я, вряд ли справится кто-то другой.
Это прозвучало без гордыни, без хвастовства: простой безнадёжной констатацией факта.
Ты работал над формулой всего ничего. К тому же тебя отвлекает вся эта возня с пророчеством.
Я умею разграничивать работу и всё остальное. Ни эмоции, ни жизненные неурядицы не могут мне помешать. Если я не нашёл решение, вложив столько усилий
Когда он осёкся, Ева настороженно и пытливо наклонилась вперёд:
Что?
В его лице поочерёдно сменились сомнение, задумчивость и непроницаемая, пугающая мягкость.
Нет, выбираясь из-под одеяла, едва слышно ответил Герберт. Ничего.
Он лежал одетый, только босой. Встав на колени рядом, близко, словно в танце, бережно взял её лицо в ладони, всматриваясь в него так, будто никогда раньше не видел.
Что? повторила она.
Не ответив, он склонил голову. Закрыв глаза, прижался лбом к её лбу.
Ты ведь знаешь, что я люблю тебя?
Вопрос, который в другой момент заставил бы её улыбнуться, сейчас вынудил сглотнуть ком в горле: столько в нём звучало отчаянной, безнадёжной, прощальной нежности.
Что ты делаешь? зачем-то прошептала она, глядя на пушистый ореол его размытых близостью ресниц.
В верхнем ящике кристалл для связи с Мирком. Визит Айрес пересидишь в тайном ходе. Тихие, невпопад звучащие слова отозвались тревогой в небьющемся сердце. Когда всё успокоится, попросишь Мирка забрать вас к себе. Тебя, яйцо Он сможет вас защитить.
А почему ты не сможешь? её пальцы перехватили его запястья, не отстраняя их просто держась. Герберт, в чём дело?
Он не ответил. Лишь до слуха донёсся глубокий, судорожный выдох, смешанный с шелестом неразборчивых слов будто вырвавшиеся отзвуки беззвучной, про себя читаемой молитвы.
Молитва
«смерть и любовь моя перед моим лицом», воспоминанием пропело в ушах.
Мигом отпустив державшие её руки, Ева зажала его губы ладонью прежде, чем они успели коснуться её собственных.
Ты что правда Обмен?
Она сумела вымолвить только это. Но то, с какой досадливой обречённостью Герберт отстранился, подтвердило, что он понял вопрос.
И ясно указало, каким был бы ответ.
Ты что, правда хотел совершить Обмен? Обменять мою жизнь на свою?! Ева пихнула его в грудь так яростно, что некромант, пошатнувшись, невольно опустился с колен на пятки. Совсем спятил, идиот?! Думаешь, мне нужна жизнь такой ценой?
Моя жизнь, если подумать, не так уж дорого стоит.
Услышав отстранённые, без тени эмоций брошенные слова, она толкнула вновь в плечо, злясь едва ли не больше, чем в день, когда Герберт её ударил. Вдохнула, пытаясь взять себя в руки.
Запоздало вспомнила, что в текущем состоянии дыхательная гимнастика ей вряд ли поможет.
И что ему сказать? Напомнить, что он значит для неё? Что от него слишком многие зависят? Что он ещё не отыграл свою роль хотя бы в грядущем восстании? Это он и так прекрасно знает.