Двери заперты? спросил он умоляющим голосом. Граф поглядел на меня и пожал плечами
Не беспокойся, папаша! сказала Оленька. Все заперто Иди в свою комнату!
А сарай заперт?
Он немножко тово трогается иногда, шепнул Урбенин, показываясь из передней. Боится воров и вот, как видите, все насчет дверей хлопочет Николай Ефимыч, обратился он к странному субъекту, иди к себе в комнату и ложись спать! Не беспокойся, все заперто!
А окна заперты?
Николай Ефимыч быстро обегал все окна, попробовал их запоры и, не взглянув на нас, зашаркал туфлями в свою комнату.
Находит на него иногда, на беднягу, начал пояснять по его уходе Урбенин. Хороший, славный такой человек, знаете ли, семейный и этакая напасть! Чуть ли не каждое лето в уме мешается
Я посмотрел на Оленьку. Та конфузливо, спрятав от нас свое лицо, приводила в порядок свои потревоженные книги. Ей, по-видимому, стыдно было за своего сумасшедшего отца.
А экипаж приехал, ваше сиятельство! сказал Урбенин. Можете ехать, если желаете!
Откуда же этот экипаж взялся? спросил я.
Я посылал за ним
Через минуту я сидел с графом в карете, слушал раскаты грома и злился
Выжил-таки нас из домика этот Петр Егорыч, черт его возьми! ворчал я, не на шутку рассердясь. Так и не дал разглядеть эту Оленьку! Я не съел бы ее у него Старый дурак! Все время от ревности лопался Он влюблен в эту девочку
Да, да, да Представь, и я это заметил! И не впускал он нас в домик только из ревности и за экипажем послал из ревности Ха-ха!
Седина в бороду, а бес в ребро Впрочем, брат, трудно не влюбиться в эту девушку в красном, видя ее каждый день такой, какой мы ее сегодня видели! Чертовски хорошенькая! Только не по его рылу она Он должен это понимать и не ревновать так эгоистически Люби, но не мешай и другим, тем более что знаешь, что она не про тебя писана Этакий ведь старый болван!
Помнишь, как он вскипел, когда Кузьма за чаем упомянул ее имя? хихикнул граф. Я думал, что он всех нас побьет тогда Так горячо не заступаются за честное имя женщины, к которой равнодушны
Заступаются, брат Но дело не в этом Важно вот что Если он нами так командовал сегодня, то что выделывает он с маленькими людьми, с теми, которые находятся в его распоряжении! Небось, ключникам, экономам, охотникам и прочим малым мира сего и подступиться к ней не дает! Любовь и ревность делают человека несправедливым, бессердечным, человеконенавистником Держу пари, что он заел уж из-за этой Оленьки не одного служащего под его начальством. Умно поэтому сделаешь, если будешь давать поменьше веры его жалобам на служащих и докладам о необходимости изгнания того или другого. Вообще на время ограничь его власть Любовь пройдет ну, тогда нечего будет бояться. Он добрый и честный малый
А как тебе нравится ее папенька? засмеялся граф.
Сумасшедший Ему нужно в сумасшедшем доме сидеть, а не лесами заведовать Вообще не солжешь, если на воротах своей усадьбы повесишь вывеску: «Сумасшедший дом» У тебя здесь настоящий Бедлам! Лесничий этот, Сычиха, Франц, помешанный на картах, влюбленный старик, экзальтированная девушка, спившийся граф чего лучше?
А ведь этот лесничий жалованье получает! Как же он служит, если он сумасшедший?
Очевидно, Урбенин держит его только из-за дочери Урбенин говорит, что на Николая Ефимыча находит почти каждое лето Но это едва ли Не каждое лето, а постоянно болен этот лесничий К счастью, твой Петр Егорыч редко лжет и выдает себя, если соврет что-нибудь
В прошлом году Урбенин уведомлял меня, что старый лесничий Ахметьев едет в монахи на Афон, и рекомендовал мне «опытного, честного и заслуженного» Скворцова Я, конечно, дал согласие, как и всегда его даю. Письма ведь не лица: не выдают себя, если лгут.
Карета въехала во двор и остановилась у подъезда. Мы вышли из нее. Дождь уже прошел. Громовая туча, сверкая молниями и издавая сердитый ропот, спешила на северо-восток, всё более и более открывая голубое, звездное небо. Казалось, тяжело вооруженная сила, произведя опустошения и взявши страшную дань, стремилась к новым победам Отставшие тучки гнались за ней и спешили, словно боялись не догнать Природа получала обратно свой мир
И этот мир чудился в тихом ароматном воздухе, полном неги и соловьиных мелодий, в молчании спящего сада, в ласкающем свете поднимающейся луны Озеро проснулось после дневного сна и легким ворчаньем давало знать о себе человеческому слуху
В такое время хорошо кататься по полю в покойной коляске или работать на озере веслами Но мы пошли в дом Там нас ожидала иного рода «поэзия».
Самоубийцей называется тот, кто, под влиянием психической боли или угнетаемый невыносимым страданием, пускает себе пулю в лоб; для тех же, кто дает волю своим жалким, опошляющим душу страстям в святые дни весны и молодости, нет названия на человеческом языке. За пулей следует могильный покой, за погубленной молодостью следуют годы скорби и мучительных воспоминаний. Кто профанировал свою весну, тот понимает теперешнее состояние моей души. Я еще не стар, не сед, но я уже не живу. Психиатры рассказывают, что один солдат, раненный при Ватерлоо, сошел с ума и впоследствии уверял всех и сам в то верил, что он убит при Ватерлоо, а что то, что теперь считают за него, есть только его тень, отражение прошлого. Нечто похожее на эту полусмерть переживаю теперь и я
Я очень рад, что ты ничего не ел у лесничего и не испортил себе аппетита, сказал мне граф, когда мы входили в дом. Мы отлично поужинаем по-старому Подавать! приказал он Илье, стаскивавшему с него сюртук и надевавшему халат.
Мы отправились в столовую. Тут, на сервированном столе, уже «кипела жизнь». Бутылки всех цветов и всевозможного роста стояли рядами, как на полках в театральных буфетах, и, отражая в себе ламповый свет, ждали нашего внимания. Соленая, маринованная и всякая другая закуска стояла на другом столе с графином водки и английской горькой. Около же винных бутылок стояли два блюда: одно с поросенком, другое с холодной осетриной
Ну-с начал граф, наливая три рюмки и пожимаясь, как от холода. Будем здоровы! Бери свою рюмку, Каэтан Казимирович!
Я выпил, поляк же отрицательно покачал головой. Он придвинул к себе осетрину, понюхал ее и начал есть.
Прошу извинения у читателя. Сейчас мне придется описывать совсем не «романтическое».
Ну-с они выпили по другой, сказал граф, наливая вторые рюмки. Дерзай, Лекок!
Я взял свою рюмку, поглядел на нее и поставил
Черт возьми, давно уже я не пил, сказал я. Не вспомнить ли старину? И, не долго думая, я налил пять рюмок и одну за другой опрокинул себе в рот. Иначе я не умел пить. Маленькие школьники учатся у больших курить папиросы: граф, глядя на меня, налил себе пять рюмок и, согнувшись дугой, сморщившись и качая головой, выпил их. Мои пять рюмок показались ему ухарством, но я пил вовсе не для того, чтобы прихвастнуть талантом пить Мне хотелось опьянения, хорошего, сильного опьянения, какого я давно уже не испытывал, живя у себя в деревеньке. Выпивши, я сел за стол и принялся за поросенка
Опьянение не заставило долго ждать себя. Скоро я почувствовал легкое головокружение. В груди заиграл приятный холодок начало счастливого, экспансивного состояния. Мне вдруг, без особенно заметного перехода, стало ужасно весело. Чувство пустоты, скуки уступило свое место ощущению полного веселья, радости. Я начал улыбаться. Захотелось мне вдруг болтовни, смеха, людей. Жуя поросенка, я стал чувствовать полноту жизни, чуть ли не самое довольство жизнью, чуть ли не счастье.
Отчего же вы ничего не выпьете? обратился я к поляку.
Он ничего не пьет, сказал граф. Ты не принуждай его.
Но все-таки хоть что-нибудь да пьете же!