При свете дня Гай несколько раз приходил в себя, но тут же впадал в забытье. Только в сумерках он наконец по-настоящему очнулся. Правый глаз заплыл, лицо опухло и покрылось липкой коркой. Оба мальчика все так же висели вниз головой, покачиваясь на дувшем с холмов вечернем ветру.
Марк, очнись! Марк!
Друг не отозвался, даже не пошевелился и выглядел жутковато, как какое-то страшилище. Речная грязь высохла и отвалилась, оставив серую пыль с красноватыми и багровыми пятнами. Скула распухла, на виске выросла шишка. Левая рука как будто раздулась и в угасающем вечернем свете отливала синевой. Для начала Гай попробовал пошевелить связанными руками. Они затекли и болели, но слушались, и он попытался высвободиться. Юное тело гибко и податливо, и беспокойство за Марка заглушило даже новые приступы боли. Он должен очнуться. Должен! Но прежде чем позаботиться о друге, надо спуститься на землю.
Высвободив одну руку, Гай потянулся к земле, разворошил пальцами опавшие листья. Ничего. Высвободив вторую руку, он расширил область поиска, изворачиваясь и медленно раскачиваясь по кругу. А вот и удача пальцы нащупали камешек с острой кромкой. Теперь самое трудное.
Марк? Ты слышишь? Я сейчас спущусь, не беспокойся. А потом убью Светония и его прихлебателей.
Марк не отвечал только покачивался с открытым безвольно ртом.
Гай глубоко вдохнул и приготовился к боли. Даже в обычных обстоятельствах выгнуться так, чтобы перерезать веревку камнем, задача нелегкая, а когда живот сплошной синяк, это дело почти невыполнимое.
Давай.
Он напрягся и, застонав, сложился и рванулся вверх. Пальцы ухватились за сук. Легкие как будто всколыхнулись, в глазах потемнело. Силы ушли. В какой-то момент показалось, что его сейчас вывернет наизнанку и что он продержится не более нескольких секунд. Передохнув, он опустил руку с камнем, отклонился назад и принялся пилить веревку, стараясь не порезать ногу в том месте, где веревка врезалась в кожу.
Увы, камень оказался недостаточно острым, да и держаться долго Гай не мог. Он пытался подготовиться к падению, а не свалиться кулем, когда пальцы просто соскользнут в самый неподходящий момент, но не все получалось так, как хотелось.
Камень у тебя, бормотал он. Попробуй еще разок, пока не нагрянул Светоний.
Ему вдруг пришло в голову, что, возможно, из Рима вернулся отец его ждали со дня на день. Вот-вот стемнеет, он забеспокоится. Что, если он уже ищет их, бродит где-то рядом, зовет? Нельзя допустить, чтобы он их нашел в таком виде. Вот будет позор.
Марк! Скажем им, что мы упали. Не хочу, чтобы отец узнал.
Марк медленно покачивался на поскрипывающем суку и не отзывался.
Гаю понадобилось пять попыток. Пять мучительных подъемов. Превозмогая боль, он возил и возил камнем по веревке, пока она не поддалась. Он грохнулся на землю плашмя и всхлипнул от боли, пронзившей обессилевшие мышцы.
Потом Гай попытался осторожно опустить Марка, но ослабевшие руки не удержали свалившийся на них вес, и друг упал с глухим стуком на землю. Гай даже моргнул и поморщился.
Боль привела Марка в чувство. Он открыл глаза и едва слышно прохрипел:
Рука
Похоже, сломана. Ты ею не двигай. Надо уходить отсюда, пока Светоний не вернулся и пока отец не стал нас искать. Почти стемнело. Встать можешь?
Могу. Только ноги слабые, едва держат. Этот Тоний просто говнюк, пробормотал Марк.
Говорил он неразборчиво, едва шевеля разбитыми и опухшими губами и стараясь не двигать челюстью.
Гай хмуро кивнул:
Точно. За нами должок.
Марк улыбнулся и тут же охнул от резкой боли в потрескавшихся губах.
Только сперва чуть подлечимся, ладно? Прямо сейчас я с ним схватиться не готов.
Поддерживая друг друга, друзья побрели в темноте домой через засеянные поля, потом мимо бараков для рабов к главным постройкам. На стенах дома уже горели масляные лампы.
Тубрук наверняка ждет нас. Он никогда не спит, проворчал Гай, когда они входили в ворота.
И тут же оба вздрогнули от раздавшегося из тени голоса.
А вот это верно! Жаль было бы пропустить такое зрелище. Вам еще повезло, что отец Гая не вернулся. Уж он бы шкуру с вас спустил. Это ж надо, явиться на виллу в таком виде. Ну, что на этот раз?
Тубрук ступил в желтую полосу света от масляных ламп. Бывший гладиатор, здоровяк, он купил должность управляющего скромным поместьем под Римом, о чем ни разу не пожалел. Отец Гая говорил, что люди с такой деловой хваткой встречаются редко, может быть, один на тысячу. Рабы подчинялись ему беспрекословно кто-то из страха, кто-то из уважения.
Тубрук принюхался:
Никак в речку свалились, а?
Гай и Марк закивали, выказывая свое полное согласие с таким толкованием событий.
Погоди-ка. А следы от палки тоже оттуда? Светоний, да? Эх, жаль не надрал ему задницу, пока мал был, тогда, может, и на пользу пошло бы. Так что?
Нет, Тубрук. Мы сами. Поругались, потом подрались. Никаких посторонних там не было. А если кто и был, то мы потом разберемся, ладно?
Тубрука такое объяснение только позабавило. Ему исполнилось сорок пять, и поседеть он успел к сорока. В свое время он повоевал в Африке в составе Третьего Киренаикского легиона, потом поучаствовал почти в сотне гладиаторских боев, напоминанием о которых служили многочисленные шрамы. Опустив на голову Гаю широкую, как лопата, ладонь, Тубрук взъерошил густые волосы толстыми, неуклюжими пальцами.
Понимаю, волчонок. Вижу, в отца пошел. Но ты еще мальчишка, а Светоний или кто-то там еще, как говорят, вот-вот отправится служить. Будь осторожен, его отец человек очень влиятельный, а нам враги в сенате ни к чему.
Гай вытянулся в полный рост и с самым бесстрастным видом, какой только смог принять, попытался настоять на своем.
Выходит, нам повезло, потому что Светоний к этому делу никаким боком.
Тубрук кивнул, сделав вид, что полностью с ним согласен, и постарался скрыть улыбку.
Почувствовав себя увереннее, Гай добавил:
Пришли к нам Луция, пусть займется нашими ранами. У меня сломан нос, у Марка, похоже, рука.
Мальчики побрели в дом, а Тубрук проводил их долгим взглядом и вернулся на свой пост у ворот. Он всегда выбирал для себя первую стражу. Приближалось лето с его невыносимо жаркими днями. Ясное небо над головой, достойная работа впереди жизнь хороша.
На следующее утро истерзанное тело все его мышцы, суставы, синяки и порезы зашлось протестующим криком нестерпимой боли. Два первых дня после случившегося были самыми тяжелыми. У Марка началась лихорадка, попавшая в голову, как объяснил лекарь, от сломанной кости. Раздувшуюся до невероятных размеров руку обездвижили, привязав к дощечке. Жар не спадал несколько дней, и все это время Марк лежал в темной комнате, пока Гай угрюмо слонялся снаружи или сидел на ступеньках.
После стычки в лесу прошла почти неделя. Марк не вставал и был слаб, но уже понемногу выздоравливал. Мышцы все еще отзывались тупой болью при каждом физическом усилии, лицо покрывали желтоватые и багровые пятна и гладкие заплаты заживающей кожи. Однако же время пришло. Время найти Светония.
Гай брел по семейному лесу, и мысли путались от боли и страха.
Что, если Светоний не появится? С какой стати ему каждый день болтаться по лесу? Что, если он опять будет с приятелями? Они же просто убьют его. Гай захватил с собой лук и теперь на ходу пытался натянуть тетиву. Лук был слишком велик для него, но если упереть нижним концом в землю и положить стрелу, то Светоний может и испугаться.
Светоний, ты, гнойный мешок дерьма! Увижу на нашей земле получишь стрелу в башку! громко повторял на ходу Гай.
Лучшей погоды для прогулки по лесу нельзя было и пожелать. Но насладиться ею в полной мере Гаю не давала серьезная цель, приведшая его сюда. На этот раз он смазал свои каштановые волосы маслом и надел чистую, простую и не стеснявшую движений одежду.