Но перед исполинским древом, безмолвно приветствовавшим одинокого путника, то была лишь тонкая тростинка. Тяжелые ветви его склонялись под собственным весом, касаясь поверхности земли и, скапливаясь подобно смоле, образовывали новые основания стволов, устремлявшихся ввысь и расходившихся дальше свежими ветвями, создававшими вокруг центрального могучего стрежня целый лес. Но всё то было единым организмом, не терпевшим конкуренции в своих владениях.
Ожидания человека обнаружить здесь полный жизни оазис не оправдались: древо окружал всё тот же пустой горячий песок, ничем не отличавшийся от того, что он пересек, оставив множество следов. Тем не менее, он больше не блуждал в одиночестве.
Пристроившись у одной из крайних ветвей, покачивая длинным толстым хвостом, громко чавкая и хрустя, плоть растения усердно жевало некое существо. Грузное тело его на четырех коротких лапах покрывала толстая прочная шкура, усыпанная беспорядочными плотными наростами. Голову существа от края до края пересекала широкая, полная кривых зубов пасть, занимающая практически всё пространство черепа. Такая голова годилась исключительно для жевания, ведь ни глаз, ни других органов с первого взгляда не обнаруживалось, за исключением нескольких мясистых отростков, свисающих с головы создания и напоминающих причудливую прическу.
Зверь определенно мог бы справиться с задачей стать воплощением кошмаров религиозно настроенных предков человека, но Альберт был уверен: перед ним не терзающий души грешников пышущий пламенем демон, а вполне себе обычное животное, притом довольно примитивное. Возможно, почуяв приближение юноши или оскорбившись подобной оценкой, существо прекратило свое увлекательное занятие и медленно повернуло тупую тяжелую голову в сторону Альберта.
Хрипя и кряхтя, зверь несколько раз втянул воздух, затем маятником начал поворачивать голову из стороны в сторону, покачивая толстыми наростами. Лениво потянувшись, существо неспешно, вразвалку двинулось прямо на Альберта, вдруг резко сорвавшись на весьма проворный бег, чем изрядно напугало человека. В поисках спасения Альберт бросился к ближайшей ветви древа и с ловкостью кошки стремительно вскарабкался по ней на самую вершину.
Потеряв свою цель, зверь вновь принялся раскачивать головой, медленно поднимая ее, и, вновь направив в сторону Альберта, сердито фыркнул, тут же приступив к жеванию ветки, ставшей прибежищем человека. Отрывая крупные куски древесины, слепой монстр явно намеревался добраться до юноши, однозначно не обрадованного подобной перспективой. По согнутой аркой ветви человек перебрался к стволу потолще, но, к его крайнему возмущению, монстр последовал за ним, нисколько не смущенный необходимостью многочасового жевания на пути к заветной цели. Альберт оказался в ловушке.
Первые минут двадцать в сердце юноши еще теплилась надежда, но зубастый монстр не планировал куда-либо уходить, продолжая с треском отрывать сочащиеся темной смолой куски древесины. Разъяренный Альберт даже выкорчевал заостренный сучок и что было сил швырнул в голову твари, но тот лишь с глухим стуком отскочил, а зверь, сердито фыркнув, как ни в чем не бывало продолжил свою трапезу. По всей видимости, удивительное дерево являлось подходящим кормом для животного, а сам Альберт выступал скорее как десерт и приятное дополнение для обеспеченного провиантом на многие месяцы зверя.
Чего нельзя было сказать о человеке, ограниченном несколькими плитками безвкусного мяса и половиной бутылки воды.
Чтоб тебе пусто было! И несварение замучило! гневно крикнул он с высоты невозмутимому зверю, силясь очистить разум от неприятных мыслей. Мучительно выдохнув, Альберт растянулся на ветке и обратил свой взор в небеса. Тяжелые тучи рассеялись, и теперь весь небосклон представлял собой грязную, ржавую алую кашу с редкими пятнами багровых облаков где-то высоко-высоко.
Но небесного светила по-прежнему нигде не наблюдалось день то был, утро или вечер, или же время и вовсе не было властно над этим местом. Мрачная, но величественная красота всё же отзывалась трепетом в душе человека, и, закинув руки за голову, взглядом он проследил движение тучек, уплывающих к вершине алой скалы и беззвучно рассыпавшихся во вспышке темных молний.
Обратив внимание на зверя, Альберт заметил: движения его замедлились, и, переместив свое тучное неуклюжее тельце в тень, тот устроился на отдых, подобрав под себя хвост. «Отлично!» мысленно воскликнул Альберт, решив дождаться, пока монстр уснет и откроет ему путь к спасению. Прошел час, второй, третий, и пусть зверь уже выглядел вялым и безучастным, каждый раз оживлялся, стоило Альберту хоть одной ногой опуститься на ветвь ниже.
Изнемогая от раздражения и скуки, он решил отвлечься и, вновь пробежавшись по содержимому рюкзака, выхватил оттуда маленькую книжечку. «Удивительный мир насекомых Земли» прочел надпись на обложке. Пожав плечами, Альберт открыл ее и приступил к изучению многостраничных пространственных рассуждений автора о том, какой большой вклад в экосистему могут вносить столь маленькие и хрупкие существа и с какой гордостью он, будучи фотографом-зоологом, представляет свой труд, при этом ни одно насекомое в процессе создания справочника не пострадало.
На Колыбели же насекомые не водились. Насколько знал Альберт, при создании проекта «Ковчег» люди решили использовать только семена ветроопыляемых растений и замороженные эмбрионы сельскохозяйственных животных, а истории о насекомых всегда окружал некоторый ореол таинственности. Книга датировалась две тысячи тридцать седьмым годом, а значит, относилась к доковчеговским временам. Доковчеговские книги Альберт любил, но конкретно эта ему попалась впервые. Быстро утомившись от распылявшегося восторженными одами предисловия, Альберт небрежно пролистал дальше и остановился где-то посередине книги.
Большую часть левой страницы занимала крупная фотография существа, встречи с каковым Альберт желал бы не больше, чем с грызущим древесину зверем, однако, заметив метрическую шкалу, быстро изменил свое мнение, ибо размер на первый взгляд грозного монстра, как оказалось, не превышал и одного сантиметра. «Eciton burchellii» гласила подпись под фотографией. «Продолжая тему муравьев, было бы вопиющей бестактностью не отметить отдельно многочисленные семейства кочевых муравьев, постоянных гнезд не имеющих и чередующих временные остановки с марш-бросками, в которых принимают участие сотни тысяч крошечных трудяг, сметающих всех, кому не посчастливилось оказаться у них на пути. Тем не менее, колонии избегают конфликтов с представителями своего вида, не используя маршруты, где прежде уже фуражировалась колония», прочитал Альберт и, перелистнув страницу назад, посвятил некоторое время изучению хитросплетений каст мирмиков, сложной архитектуре гнезд, шпионским операциям с проникновением и последующим захватом муравейника, а также их взаимоотношений с тлей, используемой муравьями в качестве скота.
Пораженный сложностью таких, казалось бы, примитивнейших созданий Альберт не заметил, как его план обернулся против него самого: подложив под голову рюкзак, человек повернулся набок и задремал.
* * *
Мелкие капли теплого осеннего дождя тихо барабанили по стеклу, рассыпаясь тысячами незримых осколков, сверкавших в лучах поднимавшегося над горизонтом голубого солнца. Стоящая у окна молодая девушка тонкими пальцами перебирала белые лепестки цветка, совсем недавно украшавшего ее голову, отрешенно вглядываясь вдаль. Лидия, возможно, одна из первых поняла: истории человечества, какой она была прежде, пришел конец.