Кому из своих сыновей вы прочите своё место в семье, когда ваше время в этом мире подойдет к концу?
Хану, ответил мастер. Этот человек не был лишен эмоций, скорее, наоборот, в нем они были исключительно сильны, однако его над ними контроль казался почти нечеловеческим, что лишь укрепляло производимое им впечатление несгибаемого, «железного» человека. Упреждая ваш вопрос, архипретор: мой старший сын отличный воин. Воин, привыкший исполнять приказы. Глава рода обязан уметь их отдавать. Мастер ступил на первую ступень лестницы вверх. Мой второй сын, вне всяких сомнений, осилит все испытания Инициации и вместе с ней обретёт пока не достающую ему силу духа. Он станет достойным лидером.
Что, если он решит отправиться на службу в столицу?
Это не его судьба, отрезал отец юноши. Мы оба прекрасно понимаем, архипретор, что вы избавились от моего присутствия на пути в монастырь, только что бы обговорить с моим сыном что-то, что вы хотели бы оставить от меня в секрете. И я позволил вам это лишь потому, что опыт вашего общения с моим старшим сыном располагает меня верить в ваше видение. Но не думайте, что ваше видение или видение моего сына стоит выше блага Ву'Лан, спокойным, сильным и волевым, не оставляющим права на протест тоном сказал Аркат-ран. Я положил всю свою жизнь на алтарь благополучия моего клана. Принимал решения, действия, выборы и бои, что несли процветание клану и роду, не мне. Как это делали главы моего семейства до меня. Как это делают главы иных больших семей клана. Эта же судьба ждёт Хана.
Вы не желаете сыну иного будущего?
Это не имеет никакого значения, архипретор. Я знаю, что другим жителям равнин не дано понять нашего уклада. Вопреки заблуждениям, нам не чужды понятие справедливости и желание жить так, как мы того хотели бы сами, невозмутимо ответил мастер. Но вы, как близкий нам по духу человек, должны понять. Если все то, что я о вас слышал, правда, то вам известна необходимость человеческих жертв ради выживания и процветания родного народа, завершил мастер.
Они преодолели приличную часть второго этажа, но лестницы выше всё не предвиделось.
Я знаю, каково отказывать себе, мастер, ответил Каин, не уступая Аркату в самообладании и спокойствии речи. Знаю, что процветание большинства для иных оборачивается зверем, требующим новых жертв. Я их приносил. Но мне никогда не приходилось требовать того же от тех, кого я бы любил.
Слова Каина, кажется, задели мастера Арката. Что-то неуловимое в нём отреагировало на эти слова сдавленной, приглушенной болью. Но он не дал этому проявиться внешне.
И я не знаю, мастер, хватило бы мне сил и духа потребовать этого от близкого человека, зная каково это. Мастер Аркат остановился и обернулся к Каину всего в трех шагах от образовавшейся за поворотом винтовой лесенки на третий этаж. Мой сын упоминал о вашей заботе к своим подчиненным, архипретор. Но он не упоминал о том, что вы боялись ими жертвовать. Разве, посылая своих преторианцев на смерть, вы не просили их о жертве?
Мне никогда не приходилось посылать своих солдат на смерть, мастер, уверенно ответил Каин. Люди совершают ошибки, серьёзным тоном добавил он. Цена моих была высока. Я не ищу им оправдания. Я принял их. Но не могу исправить. Он посмотрел мастеру Аркату в перевязанные лентой глаза: Дайте сыну шанс пожить, мастер. Позвольте ошибаться, учиться, бороться, понять, принять. Аркат слегка нахмурился. Казалось, он вот-вот вспылит, но что-то его удерживало. Каин не ослаблял напора: Дайте принять это решение самому. Вы всегда успеете принудить его поступить так, как считаете нужным, но пока не совершите ошибку, мастер, которую не сможете исправить. Каин ступил на первую ступень вверх и стал подниматься. Аркат не следовал за ним, а Каин его не ждал. Вам стоит гордиться своим сыном, добавил Каин напоследок, пропав из виду.
Мастер все еще стоял на месте. Выражение полного спокойствия вернулось к нему, но он казался задумавшимся над словами архипретора. А возможно, пропустил его слова мимо ушей
Глава VIII
29.11.1489 г. Н.Э.
Каин был искренне удивлён самообладанием мастера Арката. Тот ни разу не повысил тона во время беседы о своём сыне, а когда О'ран клана попросил оставить его с Каином для важного разговора наедине, не подал виду задетой гордости, подчинился. Он даже почти не изменился в лице, когда после беседы с Каином О'ран и вправду попросил его сопроводить к святыне клана чужака, пусть хоть десять раз архипретора, но чужака. Он не задавал вопросов о том, как Каин добился разрешения. Не спрашивал, зачем ему это.
Путь к O'Ahatera Inkai лежал по восточной части горы той самой, куда был закрыт путь не только чужакам, но даже сури, и это был непростой путь. Аркат-ран старался вести Каина обходными путями, впрочем, путями это назвать было сложно, скорее уж маршрутом, который физически возможно было преодолеть человеку, не прошедшему тренировок акари. Дорог к святыне не было акари не прокладывали их туда и намеренно разбили более-менее ровные участки, что сошли бы за тропу. Считалось, что право узреть святыню своими глазами должно быть заработано силой и бесстрашием.
Хоть Каин и понимал, что этот путь иные сочли бы вовсе непреодолимым, а он, как ни крути, все же справлялся с какой-то его частью самостоятельно, все же он чувствовал себя ужасно неловко оттого, что большую часть спуска по восточной части горы он был вынужден просить у мастера Арката помощи. Подъем из поселения сури к вершине горы теперь казался прогулкой. А ведь ему потом придется отсюда выбираться. От этих мыслей становилось немного не по себе, он гнал их прочь.
O'Ahatera Inkai, с особого наречия акари, своего рода второго языка, используемого их мастерами во внутреннем круге, можно было перевести как «Земля великих предков Духа Клинка», или «Родина Клинка Духа», или иначе в том же ключе понять этот язык, одновременно предметно-грубый и образно-поэтичный, чужаку было исключительно сложно. Каин был наслышан о святом для акари всех кланов месте, но никто, даже его самые преданные друзья-акари в столице, никогда не рассказывали о том, что оно из себя представляет табу на такие подробности не имело для них границ. Он ждал чего-то невероятного, но пещера. Огромная пещера в скале, по какой-то таинственной причине совершенно незаметная до тех пор, пока к ней не приблизишься вплотную. Мастер Аркат, пояснив что в Шен не принято посещать святыню без важной причины, дабы не гневить духов, пожелал остаться у входа. У Каина, с его слов, такая причина была, раз он преодолел столь сложный и долгий путь, а потому гнев духов ему грозил куда меньше. Решение мастера развязывало Каину руки, теперь он мог заняться делом, не опасаясь агрессивной реакции со стороны Арката. Впрочем, делиться информацией о том, что было такого особенного в этой пещере или хотя бы насколько она глубока, мастер тоже не стал.
Каин вошел внутрь. Не сразу, спустя пару секунд, он что-то почувствовал. Внутри было темно, очень темно. Свет не проникал сюда снаружи, что было странно. Каин сделал всего несколько шагов, он всё ещё был у входа, лучи солнца должны были сюда попадать, но тьма. Каин вытянул перед собой правую руку и, щелкнув пальцами, мысленно произнес заклинание. На кончиках его пальцев на несколько секунд ярко засиял огонек, лучащийся светом, солнечным светом. Огонек сиял, но ничего кругом не осветил, а ещё через несколько секунд угас. Каин изумленно приподнял бровь. Еще раз. Снова вспыхнул огонек, и снова он погас, ещё быстрее.
Lampsi, тихим, но уверенно твердым голосом произнес Каин, повторив жест.