Она взглянула на него и попыталась приободриться.
Ничего, справлюсь. Мне не впервой решать проблемы в одиночку.
Вы не одна, за твердым взглядом его серых глаз ей не удалось прочесть ни единой мысли. На чьей бы стороне ни оказалась ваша бабушка, до истины будем докапываться вместе.
Глава 6
Эстель
ПАРИЖ, ФРАНЦИЯ, 12 сентября 1940 года
Когда немцы вошли в Париж, отель «Риц» был поделен пополам.
На самом деле он состоял из двух корпусов еще задолго до того, как над городом начали развеваться красно-черные флаги, но когда нацисты реквизировали парижскую достопримечательность, фактическая обособленность приобрела общественное значение. Из вертепа для богачей, знати, богемы и интеллектуалов «Риц» превратился в официальную штаб-квартиру люфтваффе.
В половине, выходящей на роскошную Вандомскую площадь, которую когда-то занимали королевские особы и герцоги, обосновались высокопоставленные немецкие офицеры, включая главу люфтваффе Германа Геринга.
В другой части роскошного отеля, выходящей на улицу Камбон и отделенную узким проходом с магазинами, щеголявшими самыми дорогими, роскошными и диковинными товарами во всем Париже, жили гражданские, прошедшие скрупулезную проверку спецслужбами Третьего рейха.
Экспроприация отеля штабом люфтваффе не обошлась без неудобств для давнишних постояльцев, выселенных в номера поменьше и не столь роскошные. Некоторые гости съехали насовсем, оставшимся же до заселения люфтваффе пришлось пережить лихорадочный ремонт, сильнее всего затронувший императорский люкс, что Геринг облюбовал для себя. Впрочем, даже если кто-то из гражданских и был недоволен, в присутствии Эстель или военных об этом никто не распространялся.
В то же самое время в квартире Эстель Алар тоже завершался ремонт. Работы велись столь же спешно, но на этом сходство с отелем и заканчивалось. Кроме самой хозяйки, о них знал единственный человек, что отгородил укромный уголок комнаты и тщательно замаскировал.
В имперском люксе с его многочисленными салонами и спальнями, комнатами горничных и банкетным залом неустанно работало несколько бригад, совершенствуя роскошную атмосферу и выполняя прихоти нового хозяина.
После окончания ремонта в ответ на осторожные расспросы рабочие рассказывали о невероятно огромной ванне, установленной по приказу Геринга. Когда рейхсмаршал уже поселился в апартаментах, персонал отеля на бесхитростные вопросы отвечал гораздо откровеннее. По словам прислуги, несущей в люкс кипы полотенец и бесконечные подносы с едой, ванна использовалась для лечения генерала, пристрастившегося к морфию. По их словам, приходил врач, погружал его в воду, делал несколько уколов и снова окунал в воду. В отеле, где персонал давно привык невозмутимо и беспрекословно обслуживать придирчивых, взбалмошных постояльцев, эти перемены и требования, казалось, воспринимались как должное.
Такого рода услуги вкупе с попустительством снискали «Рицу» среди оккупантов ту же популярность, какой он пользовался у прежних клиентов. Даже родители Эстель были там частыми гостями, особенно когда устраивали званые вечера во время визитов в Париж. Им нравилось вращаться среди сливок общества, а благодаря огромному и к тому же нажитому во Франции состоянию семейства Алар им всегда были рады, как и их дочери. Эстель даже праздновала восемнадцатилетие в большом банкетном зале «Рица». Это был один из тех редких случаев, когда родители на ее день рождения оказались в Париже. Они устроили для друзей званый вечер, потчевали Эстель икрой, подарили ей ожерелье из восемнадцати великолепных изумрудов в золотой оправе и изумрудно-зеленый спортивный «Мерседес» кабриолет в тон ожерелью.
В завершение вечера за именинницу подняли бокалы шампанского и произнесли тост, удостоверившись, что фотограф из «Пари-Суар» запечатлел торжественный момент. В конце концов, общественное мнение было превыше всего.
Так что возвращение в сентябре Эстель Алар, наследницы, светской львицы и покровительницы парижских пейзажистов, в банкетные залы и бары отеля «Риц» не вызвало удивления. В ее отсутствие в Париже до появления немцев не было ничего особенного даже Коко Шанель некоторое время пропадала на юге, нельзя же осуждать за осторожность.
Новоприбывшие постояльцы отеля «Риц» с удовольствием любовались юной француженкой, дефилирующей по просторным гостиным.
Офицеры люфтваффе всегда ценили красоту парижанок.
Теперь это признание распространилось и на Эстель. По настойчивым просьбам набившихся в салон офицеров она подошла к фортепиано и спела «Буду ждать» Рины Кетти, песню, что пользовалась неизменным успехом у публики. То ли из-за роскошной и экстравагантной атмосферы отеля, то ли из-за слов и мелодии, но стоило ей запеть, как все разговоры стихли и взоры обратились к ней.
В том числе взгляд человека в кресле поодаль, словно сторонящегося других офицеров. Издалека в рассеянном свете было трудно разглядеть знаки отличия на темной форме, но от одного взгляда стало не по себе. Незнакомец был жилистый, с гладко зачесанными назад светлыми волосами и близко посаженными глазами на худощавом лице. Если взгляды других мужчин выражали целую гамму чувств, от восхищения до вожделения, от очарования до безразличия, то от этого человека веяло неприкрытым подозрением.
Она и не ожидала, что этот взгляд ее так встревожит.
Под бурные аплодисменты Эстель допела песню, чувствуя на себе пристальный взгляд военного. Не обращая на него внимания, она прошла к бару, покидая ярко освещенное место и ускользая от внимания одинокого мужчины. Сегодня лучше не задерживаться. Лучше уйти и вернуться в другой раз
Удивительно, почему такая прекрасная женщина одна.
«Черт! Надо было поторопиться».
Добрый вечер, Эстель застыла на несколько секунд в глупой улыбке, а потом соврала: Прошу прощения, я не говорю по-немецки. Что вы сказали?
Мне понравилась ваша песня, перешел на французский военный.
Благодарю.
Разглядев форму, она кокетливо наклонила голову. Судя по отсутствию галунов, наверное, сержант.
Шарфюрер Шварц, подтвердил он догадку, буравя ее холодным взглядом голубых глаз. А вы?
Эстель Алар, ответила она, надеясь, что это всего лишь попытка одинокого вояки завязать разговор.
Она привыкла к знакам внимания офицеров люфтваффе, но манеры служащих в гестапо отличались обескураживающей напористостью и прямотой. От гестапо так просто не отвяжешься.
Вы здесь живете? В отеле? спросил он, наклоняясь к ней.
Увы, нет, выдавила она беззаботный смешок.
Тогда что здесь делаете? без тени улыбки продолжал допытываться он.
Как что? Разве сюда приходят не ради развлечений? хихикнула она. И чтобы полюбоваться на статных мужчин в форме.
Лицо шарфюрера осталось по-прежнему суровым.
И часто вы здесь бываете?
Когда хочется покрасоваться в новом платье.
Она внутренне съежилась от столь очевидно несерьезного ответа, но все-таки добилась той реакции, на которую надеялась.
Он пренебрежительно хмыкнул, но продолжил наседать с вопросами.
И при этом всякий раз поете?
Эстель смущенно моргнула и прижала руку к груди, с досадой ощущая бешено колотящееся под пальцами сердце. И потеребила изумрудное ожерелье на шее.
Ну что вы, отнюдь. Только по просьбе публики.
Следя за ее рукой, Шварц даже не пытался скрыть усмешку.
А точнее?
К чему все эти вопросы? с ноткой раздражения в голосе возмутилась она.
Это моя обязанность.
Шарфюрер Шварц, приставания к прекрасным дамам в ваши обязанности не входят, раздался за спиной Эстель чей-то голос, избавляя ее от необходимости отвечать.