Да, забыл сказать, демобилизовали нас по неизвестной нам причине накануне Нового года. В электричке я посчитал оставшиеся деньги и понял суточных до Норильска у меня явно не хватит. В газете нашёл первое попавшее объявление и поехал, вернее, пошёл пешком, по причине нехватки средств на трамвайный билет, на ВСЗ. Расшифровываю на Владивостокский судостроительный завод, где требовались ученики кочегаров. В отделе кадров меня быстро оформили и даже, несмотря на 31 декабря, я успел получить «подъёмные» кажется, около 70 рублей. Поселили в общежитие, комнату, где жили бетонщики пять человек. Встретили меня радушно и первым делом спросили есть ли у морячка деньги? Было видно, что парни с глубокого похмелья. Я достал свои «подъёмные», они у меня их забрали и здесь же снарядили «гонца» в магазин. На мой удивленный вопрос: «А как я теперь куплю гражданскую одежду?» молча постучали шваброй в потолок, через пару минут в комнате появилась компания девчат, и пока одни шустро накрывали на стол, другие помогли ребятам-бетонщикам одеть меня, где-то подшить, где-то подогнать, погладить. В общем, бетонщики одели меня полностью один дал пальто, другой костюм, третий обувь, четвёртый Я когда прикинул, то понял, что моих подъёмных мне хватило бы только на пальто. Новый год был отпразднован шикарно в дружной и весёлой компании.
!!! Друзья, кто хочет почитать мою историю из «Фейсбука», она начинается 11 февраля 2021 года и ещё не закончена. Самое интересное впереди это я вам обещаю.
Глава 11
И всё-таки я решил вернуться. Продолжить мою необычную историю, которая как моя, а с другой стороны и не моя. Некоторые в неё не поверят. Да я и сам иногда думаю со мной это было или нет? Может, мне это только приснилось или произошло в какой-то другой моей жизни, а может, мы просто мало знаем про окружающую нас действительность и когда что-то не понимаем, стараемся спрятать голову в песок как страус. Я, по крайней мере, пытался разобраться и понять, что происходит. И у меня в течение всей моей жизни была поддержка, моя бабка-ведунья, которую я упоминал выше и которая незаметно пыталась вести меня по жизни.
Вы, наверно, заметили, что я иногда тексты пишу правильно, грамотно, почти без ошибок излагаю свои мысли. А иногда отрывочно непонятно, с большим количеством синтаксических и грамматических ошибок. Все просто иногда мне очень удобно сидеть за компьютером в комфортных условиях, иногда все делаю на бегу или где-то в транспорте, бывает даже, чуть ли не со смартфоном на коленке, а иногда приходится просто надиктовывать и нередко даже незнакомому человеку. А иногда бывал в таких условиях, что, по нашим понятиям, простите за тавтологию, все непонятно нет ни пространства, ни чего-то похожего на время ни телефонов, ни смартфонов, ни компьютеров и даже простого общения с людьми, одни тени, тени из бесконечности в бесконечность. В общем, в двух словах не расскажешь, кто наберётся немного терпения, узнает все сам, и поверьте, никогда не пожалеет об этом!
Думаю, скоро продолжим.
Глава 12
Очнулся ночью от жуткого холода и немецкой речи:
Посмотри на этого белобрысого русского офицера.
Да, жалко, такой молодой.
Ганс, ты, как всегда, меня не понял. Жалко, что гибнут молодые русские, из них были бы отличные работники.
Ганс что-то пробормотал в ответ, и постепенно шаги удалились.
Я продолжал лежать на животе, видя перед собой только небольшой кусочек снежной целины и колючую позёмку. Внезапно услышал русскую речь «из своеобразных слов» понял, что это наши батальонные разведчики. Хотел закричать, но голос вместе с куском мороза остановился где-то в центре груди. Старший небрежно перевернул меня на спину:
Ба, мужики, да это наш новый командир!
Может, он ещё жив?
Сейчас! С такой раной на спине, когда лёгкие и сердце видны, не выживет, да и рёбер почти нет. Проклятый фашист постарался. Видно, осколком мины хорошо задело.
Братья-славяне, да он, кажется, жив!
Ты что, белены объелся?
Смотрите, у него снежинки на ресницах тают, да и что-то хочет сказать.
Старший, недолго думая, дал команду, меня положили на плащ-палатку, нежно укутали тулупом и понесли в тыл. Я даже не заметил, как уснул крепким детским сном.
Проснулся рано утром ничего не могу понять. Рядом в постели соседка Рая с верхнего этажа, на столе пустые бутылки из-под спиртного, недопитое пиво, окурки в салатах, на кроватях знакомые и незнакомые мужчины и женщины. Я долго приходил в себя, постепенно соображая, где я и что происходит. В этот день я первый раз подумал, что надо кончать с такой жизнью.
Прошёл уже месяц, как я демобилизовался, за это время меня перевели из учеников кочегара машинистом насосной станции; стал сравнительно хорошо зарабатывать. Вполне мог снять квартиру или комнату, да и очень хотелось по-настоящему учиться, исполнить детскую мечту, стать историком ковыряться в тиши пыльных кабинетов с таинственными старинными книгами они казались мне какими-то сказочными, загадочными, как будто не из нашего мира. Особенно мне нравилась история Древнего Египта, да и вообще я в детстве очень любил читать. «Войну и мир» я, кажется, прочитал в третьем или четвёртом классе. Конечно, многое не понимал, но особенно мне нравились батальные сцены и, как ни странно, философские рассуждения. Весь этот день я находился в приподнятом настроении с твёрдым убеждением в ближайшие дни переехать из общежития и поступить в вечернюю школу. Новые мои товарищи, к моему удивлению, мне не мешали, а всячески меня поддерживали. Вероятно, они пытались ранее это сделать сами, но не смогли, во мне же увидели бывших себя и, как на хорошем футбольном матче, по-настоящему за меня болели. Вечером я постарался лечь пораньше, почитав перед сном объявления в «Вестнике Владивостока». Сабантуя в этот вечер не было, и мне довольно быстро удалось уснуть.
Спал крепко, хотя и тревожно, но с успокоением. Сквозь сон среди ночи слышал, как две молоденькие девушки, видимо медсестры, разговаривали обо мне.
Этот молоденький белобрысый
Я сразу поняла, понравился тебе.
Не говори глупости, мне его жалко, доктор говорит не жилец.
Если возьмёшь под своё крыло может, и выживет.
Да, жалко, если помрёт, такой симпатичный!
Подошла ко мне и поправила край подушки. От рук пахнуло карболкой и ещё чем-то, знакомым с детства. Внезапно послышался вой сирен я не сразу сообразил, что это воздушная тревога, грохнуло где-то рядом, посыпалась штукатурка и звон разбитой посуды. Мужской голос: «Вот паразиты, так их сяк Что делают! Хорошо же видят, что госпиталь». Обратно загрохотало совсем близко. Медперсонал засуетился ещё быстрее, кого-то стали накрывать, что-то двигать, переставлять. Раздался оглушающий взрыв как мне показалось, почти в палате. Крики и стоны раненых, матерная речь беспомощных мужчин, успокаивающие голоса медперсонала. Очередной взрыв, грохот, за какую-то долю секунды до этого на меня навалилось что-то мягкое, тёплое, стараясь руками укрыть мою голову. Мне сейчас стыдно признаться, но почему-то особенно запомнились небольшие упругие девичьи груди, уткнувшиеся мне в лицо. Для мальчишки, ни разу не целованного, это был верх блаженства. Куда-то сразу исчезла вся война с грохотом, криками и матом раненых, молитвами умирающих и мольбами о помощи. Остались только эти небольшие груди, их прикосновения к губам и щекам, и этот неповторимый девичий запах чего-то нового, необычного, таинственного, неизведанного.
Из прострации меня вывел терпкий солоноватый вкус чего-то тёплого. Я не сразу понял, что это кровь. У молоденькой медсестры, накрывшей меня своим телом, был пробит висок, и из него медленно стекала алая струйка крови по пухлой, ещё детской щеке, и капала мне на губы. Я проснулся весь в слезах, больше уснуть не мог и ещё долго чувствовал солоноватый привкус девичьей крови, спасшей мне жизнь в том далёком 1944 году.