Нексин побелел лицом, понимая, что ветеринар своей находчивостью и наглостью, его выставил дураком, но быстро нашелся и спросил, стиснув зубы: «Ну а кроли у вас тоже пришлые? Наверное, из леса!..» «Нет, я разрешил их выращивать нашей рабочей, у которой много детей, а их нужно кормить, но с ее мизерной заработной платы прокормить трудно. Кроли были для нее хорошим подспорьем. Я в этом ничего криминального не вижу». «А скажите, товарищ заведующий, спросил Нексин, когда ваша рабочая занималась кроликами? В рабочее время?» «И в рабочее, и после» «Это возмутительно, сказал Нексин. У него люди получают от государства зарплату, но тут же извлекают для себя выгоду на рабочем месте Я считаю, что заведующий должен быть наказан, и, учитывая, что он, как минимум, не искренен на бюро, явно не договаривает, его следует более подробно допросить, для этого предлагаю передать материалы прокурору», подвел свое выступление Нексин. С ним никто не стал спорить, все сделали так, как он сказал. Через месяц в отношении заведующего ветеринарной станцией милиция дело прекратила, не найдя состава преступления ни в эпизоде со щенками, ни с кроликами.
Теперь, в ресторане, Нексин вспомнил все, вспомнил отчетливо, словно было вчера. За соседним столиком, слушая Рудольфа, покатывались смехом; рассказчика, оказывается, слышали и другие посетители ресторана, и «случай с собакой и кроликами на бюро райкома партии» начал превращаться в забавную историю, из каких потом родятся анекдоты. Улыбалась и Елена Аркадьевна; она прямо у Нексина не спрашивала, но в ее взгляде читался вопрос: действительно было возможно подобное?.. Нексин молчал, тоже пытался улыбаться, но улыбка у него получалась кривая и вымученная, он боялся, как бы шатен с усами и бородкой не узнал его, главного героя этой истории, и терпеливо выжидал, когда все закончится и все успокоятся.
Рудольф так и не узнал Нексина, а потом и вовсе перестал оглядываться по сторонам, увлекшись тем, что был в центре внимания публики и оказался маленьким героем вечера. Наконец, подытоживая короткий экскурс из своей биографии, вытащил из кармана пиджака красную коленкоровую книжицу партийный билет и сказал:
А теперь мы устроим эдакое средневековое аутодафе этой вещице, которая, конечно, сама по себе ни в чем не виновата, но, я считаю, она есть зловещий символ чумы в головах людей и олицетворение идеологии шутов и жуликов, которая десятилетиями заставляла жить людей в позоре По Рудольфу было видно, что все, о чем он говорит, если не принимать во внимание некоторую театральность слов, для него было очень важно, он искренне переживал, и он продолжал: Да, для меня все, что сказал не только символично, но и очень лично!
Рудольф вышел из-за стола, сделал несколько шагов к камину и бросил партийный билет в малиновый жар прогорающих дров. Книжица только мгновение тлела на углях, пуская вонючий от коленкора дымок, как ее охватило ярким пламенем, и в считаные секунды огонь сожрал символ партии коммунистов. За столом Рудольфа и за соседними столиками раздались радостные восклицания и дружные, звонкие аплодисменты. Народ потянулся к бутылкам и стаканам, чтобы отметить происшедшее у них на глазах необычное дело, знаковое, можно сказать, событие, которое было даже трудно себе ранее представить. И никто, ни один человек в ресторане не возмутился, не высказал сожаления по поводу увиденного.
Нексин больше не пытался улыбаться: его настолько ошеломил поступок этого Рудольфа, что он хотел сначала закричать и броситься к нему с кулаками, но от неожиданности не мог встать со стула и только судорожно кривил губы; потом, когда услышал вокруг смех и аплодисменты, и понял, что Рудольф может его узнать и всем сказать о нем, резко сник, как-то странно втянул голову в плечи, словно его сверху ударили чем-то очень тяжелым. У него и взгляд стал потухший и бессмысленный, казалось, еще чуть-чуть и закатятся, как у покойников, глаза Из этого ступора его вывела Елена Аркадьевна, которая испугалась вида Нексина, по-своему расценив его, схватила за руку.
Леша, тебе плохо? шепотом спросила она, стараясь не привлекать внимания людей. Не нужно так близко все принимать к сердцу, они не понимают, что творят
Нексин, очнувшись, медленно освободил руку и сказал:
Все они понимают Я в порядке, успокойся Только пойдем отсюда, не могу здесь больше оставаться.
На улице, по дороге к дому, Нексин дал волю чувствам. Бессилие и злоба от увиденного в ресторане душили его так, что он, невзирая на холодный зимний воздух, рванул на шее галстук и, не стесняясь присутствия женщины, выдал в адрес Рудольфа и его компании поток крепких слов.
Алексей, ты что?! Я тебя не узнаю! Разве так можно?
Помолчи ты Он осекся, поняв, что оконфузился. Много ты понимаешь
Нексин хорошо осознавал случившееся, но это его всего более и раздражало. «Рудольф! думал Нексин. Да ведь он ничтожество, несчастный ветеринар, я мог бы не только его карьеру сломать, а вообще похоронить, да так, что он никогда более не воскрес Как не проследил за ним после того бюро Как позволил дальше работать?! И именно этот человек подвел некую черту под моим прошлым, публично продемонстрировал небрежение к тому, чего ради жил все годы Одно успокаивает, Рудольф мог его узнать, и трудно представить, во что мог превратиться этот вечер в присутствии Лены». Нексина о возможных последствиях такого поворота событий передернуло. Он встряхнулся, словно сбросил с себя неприятную ношу, и, стараясь быстрее стать снова прежним он всегда хотел нравиться Лене, быть в её глазах особенным, умным, сказал:
Прости меня! Тебе, думаю, трудно понять некоторые вещи. Так все не просто стало в нынешней жизни
Я стараюсь тебя понять, сказала Хромова.
В ее словах были и жалость, и попытка сострадания, которые Нексин увидел; ему это стало неприятно, но он промолчал, боясь поругаться. Хромова продолжила:
Как бы ни было сложно теперь, но я тоже что-то понимаю в жизни! Конечно, я не была сотрудником райкомов и обкомов Не мои это были масштабы, я была служащей попроще (эти слова прозвучали с легкой иронией, которую Нексин, занятый собой, не заметил). Ты же знаешь, я работала скромным экономистом. Но жизнь никогда не считала легкой, поскольку видела, как трудно вокруг живут люди.
Однако мир вместе с крахом старой власти не остановился. Пойми же, Алексей, партии твоей, думаю, в прежнем виде уже не будет, и мы не будем жить, как жили раньше Я вовсе тебя не призываю с этим смириться, но не один ты такой, остались люди твоего окружения, остались твои прежние начальники и руководители, все вы живы и здоровы, и я как-то не сомневаюсь, что многие из вас и дальше будут востребованы и даже руководить всеми нами и страной
Елена Аркадьевна была много моложе Нексина, ей не было и тридцати. Но она успела до Нексина побывать замужем; и ее житейский опыт, помноженный на природную женскую хитрость, был несравненно богаче его опыта; из-за этого Нексин время от времени испытывал и приливы ревности, к которой она старалась относиться с пониманием. Она в таких случаях неизменно ему отвечала, что к прежнему мужу он ревнует напрасно, потому как нет на свете двух более чужих друг другу людей, чем бывшие муж и жена, что сильно ошиблась, выйдя тогда замуж. «Что поделаешь? говорила она. Была слишком молода и глупа, совсем не разбиралась в людях» Но нет теперь для нее человека ближе Нексина Алексея Ивановича. А чтобы и вовсе его успокоить, рассказывала ему, как рассказывала не раз до него другим, историю своего бракосочетания, историю, разумеется, выдуманную, довольно расхожую и примитивную, которую на разный лад любят повторять в основном почему-то бывшие замужем женщины. Она рассказывала о том, как жених будущий муж уронил блюдце с обручальными кольцами, которое ему передала заведующая загсом, чтобы они обменялись кольцами. «Я гораздо позже, заключала свой рассказ Хромова, узнала, что это старинная примета, означавшая, что брак разладится, брачующиеся никогда не будут вместе» Нексин догадывался, что она говорит красивую неправду, но делал вид, что ей верит. А Хромова на то она и была женщина, что в ее словах присутствовали и природная женская мудрость, и лукавство, благодаря чему женщина умеет вообще гораздо лучше мужчин, если они не отъявленные альфонсы, извлекать свою женскую выгоду. Она ее и извлекала, стараясь вызвать к себе сочувствие за несчастное прошлое. Ей это удавалось. Еще более она обезоруживала другим своей внешностью. Как женщина, она только расцветала, с каждым годом становилась интереснее. На нее, изящно сложенную брюнетку, всегда строго, но дорого и со вкусом одетую, с загадочно спрятанными за дымчатыми стеклами очков глазами, оглядывались не только мужчины, но с завистью женщины. Вот и теперь, зная хорошо Нексина, притупляющую его разум физическую зависимость от нее, она решила очередной раз прибегнуть к хитрости-лести и надавить на его самолюбие, потому что становилось окончательно нетерпимым его уныние и бездействие после потери им прежней должности. Она напомнила Нексину о его сослуживце Баскине. Сказала, что Баскин не только не растерялся в нынешнее смутное время, но уже занимает довольно высокую должность в административных органах новой власти.