Саша, мне было интересно слушать вас.
Нексин встал из-за стола, собираясь уходить; еще раз поблагодарил ее за обед. Александра уточнила у него по поводу меню обеда с другом. Он ответил, что полностью полагается на ее вкус. Она, провожая Нексина к выходу, сказала:
Между прочим, вы видели, наверное, что здесь есть церковь, точнее будет сказать, это молитвенный дом, но не сектантов или баптистов, а лютеранской общины местных жителей. Так вот, по воскресным дням у них проходит служба, посещение свободное. Это, скажу вам, как на какой-нибудь лекции в клубе, никто никому и ничего не навязывает, все очень безвредно, я там бываю, хожу специально, чтобы послушать их пастора, который, правда, из иностранцев, но очень интересно говорит. Мне кажется, что и вы не пожалеете, если пойдете, быть может, познакомитесь с ним, очень он умный человек.
Нексин в ответ пожал плечами, развел руки, давая понять, что, дескать, ничего не может на этот счет сказать, и пошел к себе. За все время недолгого пребывания в Залесье после этого разговора с Александрой у него исчезло чувство отстраненности от течения здешней жизни. «Неужели все стало хорошо после первого и неформального общения с Александрой?» спрашивал он себя и тут же ловил на мысли, что так и есть, потому что у него улучшилось настроение после встречи с нею.
Нексина подкупала простота их общения; и чем дольше он находился в Залесье, тем сильнее привыкал к ней, ее постоянному присутствию, а вскоре стал замечать, как Александры не хватало, когда она вдруг не появлялась на работе из-за болезни сына или по делам уезжала в город.
Прогуливаясь как-то по Залесью, Нексин увидел и дом, о котором упомянула Александра; здесь служил заезжий священник по имени Иохан Либерс. К новоявленным миссионерам, как и ко всему, что происходило последнее время с церковью, Нексин старался относиться спокойно, потому что теперь в стране, где все сильно изменилось, очень много говорили, в том числе о свободе совести. И если раньше называли в шутку основной религией атеизм, а встретить живого попа было в диковину, то сейчас людям предлагалась на выбор сразу куча вероучений: выбирай, как в торговой лавке, что душе угодно! Один из его знакомых придумал на этот счет даже метафору. Он сравнил выбор религий на любой вкус с выбором колбасы в магазине. «В теперешних магазинах, говорил он, колбасы стало так много, что в глазах рябит от названий, но сколько ни пробуй все на один вкус Так и с религиями: какую ни возьми, каждая себя считает самой правильной, и ее бог самый лучший, но во всех один и тот же привкус денег и стремление завлечь как можно более людей, а потому, заключал он, лучше атеизма религии нет».
Нексин был ярым атеистом не только по убеждению, но и прежней должности, когда занимался в идеологическом отделе партии вопросами религии профессионально. Когда он услышал предложение Александры познакомиться с пастором, было собрался ей сказать, что даже в такой глубинке, как Залесье, есть, оказывается, тоже сумасброд, морочащий людям голову, но сдержался, боясь ее обидеть невзначай.
Нексин в будущем отчасти окажется прав, хотя в этот момент даже предположить не мог, до какой степени местный пастор, который четко разделял, где «Богово, а где кесарево», создаст, как пишут в науке виктимологии, условия и повод для того, что Нексин пойдет на страшное преступление.
На пороге конторы лесхоза его уже ждал Заборов Анатолий Федорович, которого позвала Борец, и Нексин, увидев его, настроился на более приятные мысли. Они поздоровались, Нексин напомнил ему о предложении пойти на охоту. Заборов, терявшийся в догадках, для чего его хочет видеть директор, не попросит ли уволиться по возрасту, так обрадовался этой просьбе директора, что тут же начал рассказывать какие-то истории, связанные с охотой; наконец, остановился и сказал, что с удовольствием поведет его с приятелем в лес, в котором на исходе зимы самое время охотиться.
В пятницу, припозднившись на дворе уже начинало смеркаться, приехал Баскин. Он был сам за рулем дорогой иномарки. Выйдя из машины около конторы лесхоза, довольно потянулся, зажмурил глаза, жадно вдохнув вкусный лесной воздух, и стал разминаться после долгой дороги. Было заметно, что у него прекрасное настроение, он не спешил входить в здание конторы, чтобы увидеться с Нексиным, а стал шутить с обступившими красивую машину местными зеваками и мальчишками. «Близко к машине не подходить, говорил он, не трогать, даже не дышать на нее» «Шутит, дядя! сказал кто-то. Что ей может быть?» «А вот и может!» сказал Баскин и нажал кнопку на брелоке ключа зажигания. Тишину поселка взорвал оглушительный звук сигнализации, да так, что зеваки, недоверчиво поглядывая на Баскина, отошли в сторону. На крыльцо вышел Нексин. Они обнялись, как давнишние друзья. Нексин распорядился открыть на задворках конторы гараж, и туда перегнали машину.
Михаил Леонидович, заноси ко мне в кабинет свою сумку, потом ее заберем в наш местный «Рэдиссон», и айда скорее обедать, вернее, уже ужинать. Все давно готово, заведующая несколько раз справлялась, когда придем.
А что с охотой?
Все решено. Утром встречаемся здесь же с моим работником Анатолием Заборовым. Он и поведет нас по здешним местам, сказал, что без трофеев не вернемся.
Они прошли в столовую лесхоза. Их ждала Александра. Общий свет в помещении был выключен, в углу залы, где обычно и обедал Нексин, был накрыт стол, который освещался специально поставленным сбоку торшером, поэтому остальная часть простоватой обстановки столовой тонула в полумраке; здесь было уютно и все располагало к приятному застолью, и даже одна-единственная картина висела как раз около их стола. Кто и когда ее повесил не помнили, но к незамысловатому натюрморту привыкли, как к обязательной части интерьера столовой. Неизвестный художник-любитель на большом, метр на метр, листе древесно-волокнистой плиты, именуемой у строителей ДВП, помещенной в изящную дубовую раму (в лесхозе изготавливали также багет для картин), вывел нехитрую композицию, которая сильно напоминала знаменитый натюрморт Петрова-Водкина «Селедка». Разница между ними была в том, что если на столешнице известный художник нарисовал селедку, рядом кусок хлеба и пару картофелин, то здесь был изображен жареный на сковородке карась, краюха хлеба и одна картофелина, а между ними бутылка, больше похожая на лабораторную колбу.
Баскин, несмотря на то что собрался на охоту, словно и ожидал такой встречи, и, всегда относясь к своей внешности очень заботливо, и теперь был одет подчеркнуто строго и аккуратно, но не без вызова. На нем были популярной марки синие джинсы, желтый велюровый пиджак и белая рубашка, из расстегнутого ворота которой бросался в глаза тоже желтоватый в черную крапинку дорогой мужской аксессуар шейный платок. Его внешность сильно выигрывала против Нексина, одетого гораздо проще, в шерстяные брюки и толстой вязки свитер привычные и практичные для сельской местности.
Баскин, здороваясь с Александрой, неожиданно поцеловал ей руку. Непривыкшая к такому обхождению, она растерялась. Видя ее смущение, Баскин, успевший оценивающе окинуть стол, восторженно развел руками и сказал:
Такому позавидует самый продвинутый ресторан!
И он был прав, потому что здесь было около десяти различных холодных закусок, от легких, из свежих овощей и разносолов, до мясных салатов и блюд с нарезками из колбас, мяса и рыбы.
Это не все, сказала Александра, у меня на плите горячее, сейчас принесу.
Когда она вышла, Баскин обратился к Нексину: