Но Половина и еще какие-то люди, которым уже не надо было больше никуда бежать, зачем-то всё стояли и смотрели вверх, ожидая какого-то чуда.
И оно было. Не для всех. Тихое и незаметное чудо. Бесшумнее чуда для стоящих, задрав головы, трудно было бы придумать. Ничем не выделяя себя над шумом наползавшего города, над крышами домов показалась изумительно белая чайка. Долетев до середины площади, ровно над тем местом, где бил фонтан, она резко взмыла вверх и там пропала так же бесследно, как и ветер.
И если бы в тот час Половина имела любопытство рассматривать фасады домов, выходящих на площадь, то она непременно, просто обязательно заметила и признала бы человека, стоящего на высокой каменной галерее одного из них. Это был Клавдий.
Александр Иванович сидел за столом и смотрел в чашку с чаем. Что ему там виделось в этой чайной глубине? Знамения ли он ждал или совета какого, или думал, что вот вдруг заволнуется, закипит темная торфяная чайная поверхность и выглянет оттуда кто-нибудь мокрый и мудрый, чаинки изо рта выплюнет и все тут же, прямо не вылезая из чашки, и расскажет ему?
Неизвестно. Ясно было одно: пытался он постичь суть происходящего с ним.
А суть, она ведь как глаза у кошки: все вроде бы просто кошка, но смотришь ты ей в глаза, и что же ты там видишь? Черную бездонную глубину и ни огонька в темноте, пустоту, бесконечную пустоту.
Вот он и сидел и пристально глядел в чашку. Но никто отчего-то из чашки не вылезал и ничего ему, видимо, объяснять не собирался, а потому решил Александр Иванович для пользы дела считать, что он спит. Спит крепко, хорошо, вот сны только видит странные.
Я сплю! сказал он вслух, и стало как-то спокойнее.
За окном раздался булькающий звук. Он отодвинул штору и увидел за ней нечто, что окончательно убедило его в верности выбранного курса.
За окном, в прозрачных потоках свежего майского воздуха, парил какой-то мужик в ватном пальто и сапогах. Увидев Александра Ивановича, мужик этот оживился, смял с головы рыжий треух и обратился к нему. Речь его была довольно долгой. Изредка он останавливался и, делая в воздухе реверанс, как-то при этом странно разводил руками и что-то бессвязно бормотал. Но сколько Александр Иванович ни старался, не мог он уловить в этой речи положительно никакого смысла.
«Это же надо, подумал с грустью Александр Иванович, сойти с ума в самом начале мая! Вот этого я от себя никак не ожидал!»
Мужик замолчал и вопросительно посмотрел на Александра Ивановича. И тот, не зная, что ответить, собрался уже предложить ему чаю, но вдруг мужик заговорил, как та щука, человеческим голосом:
Петрович, изрек он.
А, обрадовался Александр Иванович. Это на шестом, этажом ниже!
Вся?
Что, извините?
Мужик озадаченно посмотрел вниз, потом галантно поклонился, произнес «блааарю» и скрылся где-то за оконным карнизом.
Может быть, чаю? крикнул вдогонку уже ничего совершенно не понимающий Александр Иванович.
Понемногу благодарен, непомерно загляну! раздалось счастливое снизу.
Глава 5Время близилось к полуночи, когда над домом, стоящим неясной буквой между тихой улицей и гаражами, показалась луна. Она засветила меж деревьев, заливая белым матовым светом все вокруг: и двор, и резкие углы чердачных построек, и окна, и балконы с невероятными каменными перилами, и горшки с геранью. И Александр Иванович понял, что пора ставить чай.
Он перетащил в кухню свое любимое и единственное в доме кресло, зажег свечи и газ на плите. На плиту же он поставил чайник, страшно древний, но зато белый и с ромашками, а на стол постелил скатерть, тоже любимую и единственную в доме, тоже белую, но без ромашек.
Когда же был заварен крепчайший индийский чай, а на столе живописно выставлены угощения бублики, изюм и нарезанный тонкими ломтиками сыр, наконец раздался звонок в дверь.
Это был старичок-букинист со Сретенки.
Я так и знал, что вы сегодня придете. Я вас ждал, сказал Александр Иванович, я во всеоружии: вот и чай слоновый, вот и бублики.
Великолепно!
Вы видели мою записку?
Ну да! Я как раз в рыбу уходил. За мойвой для кошек. У меня теперь их целых четыре головы мелкого скота! Пока покормил, пока то-се, смотрю уж ночь на дворе! Ну нет, думаю, старик, хоть и поздно, а давай-ка ты вперед да с песней, тебя наверняка ждут!
Ни слова больше! воскликнул Александр Иванович и бросился в кухню.
Недолго думая, приступили к любимому делу: разлили чай и чинно, отдуваясь, принялись чаевничать неторопливо, грамотно, по-московски, разговаривая между делом о том и о сем. Оба любили и ценили это важнейшее дело чаю попить и всегда находили повод к нему. И в гости друг к другу на чай ходили исключительно пешком, даром, что час ходьбы. Все-таки церемония! Ценили они и свежий крепкий чай, и московские бублики, и тихие ночи, когда большой белый лунный блин висит еще высоко и чай можно пить бесконечно и совершенно никуда не спешить.
Господи! Сколько же чая выпивается людьми на ночных московских кухнях! Есть ли на это какая-нибудь статистика? Есть ли хоть какое-нибудь хоть мало-мальски научное описание этого процесса? Знает ли кто об этом? Ведает ли об этом хоть какое-нибудь сведущее ведомство? Ведь ночь-то, ночь катится куда-то тихо и незаметно, кто-то о чем-то говорит, спорит, смеется, а ты сидишь себе и, важно попыхивая папиросой, подливаешь гостям чаю. Удивительная вещь!
Оба уже давно выпили по нескольку чашек и так хорошо налегли на бублики, что под потолком уже собралось изрядное количество дырок от них. Там, вверху, они свободно парили, произвольным образом переплетаясь в кольца с клубами табачного дыма, вращаясь и мерцая при свете свечей.
Александр Иванович не забывал подливать гостю чаю и изредка говорил:
Бублики-то, бублики кушайте. Свежие, с Сумасшедшего Генерала бублики. Не стесняйтесь, еще есть!
А ночь уходила. Уходила незаметно и тихо. Луна, следуя своему обычному движению, успела спрятаться за деревья и теперь, наверное, освещала ту половину двора, что не видна невооруженным глазом.
Казалось даже, что луны нет уже вовсе, только сидевшие на крыше кошки имели какой-то странный серебристый блеск.
Да и, пожалуй, только эти серебристые кошки могли видеть, что же происходит под окнами квартиры Александра Ивановича. А происходило там вот что.
Едва скрылась луна и во дворе стало совершенно темно, как от стены, ровно под окнами Александра Ивановича, отделилась какая-то тень, странная и бесформенная, и начала двигаться вверх. Надо заметить, что продвигалась она с прямо-таки паучьей ловкостью, быстро работая всеми своими конечностями, плотно прижавшись к стене и бесшумно лавируя среди невероятных окон, карнизов и балконных парапетов старого дома.
На высоте седьмого этажа тень эта остановилась и замерла прямо под кухонным окном Александра Ивановича.
Да, если бы кошки в тот час не были бы так заняты своими делами, то они, пожалуй, смогли бы заметить и признать в свете окна и клетчатое ватное пальто, и рыжий треух незнакомца, неведомым образом зависшего под карнизом.
Дальнейшие же его действия показались бы кошкам еще более странными: все так же паря в воздухе, он полез рукой куда-то за пазуху своего пальто и, порывшись там, извлек на свет нечто, в чем даже кошки признали бы фельдшерский стетоскоп. Самый простой и обыкновенный, системы «дышите-недышите», один конец которого он приставил к уху, достав его таки из-под шапки, а другой же к оконному стеклу, и замер в неподвижности, как будто умер. Слышно было только, как внутри него что-то тихо булькает.
Минуты через три он снова оживился, опять полез за пазуху, порылся там немного, достал еще что-то, поднес к губам, и тихо, как бы сквозь зубы произнес: