Тебе повезло, что я крайне забывчив, Портной. Забываю, что ем по утрам, забываю, в каком кармане прячу ключи и больше всего забываю, что мне говорят между делом. Ты это сказал между делом, запомни, двумя резкими движениями губернатор завязал на поясе узел. Завтра к семи. В кабинете. Доброй ночи.
Дверь хлопнула. Переодевшись, глава коллегии только потом вспомнил, что забыл принять душ. Омерзение толкало его вперёд. В таком состоянии о чём-то досадовать было весьма трудно, поэтому он, не жалея ни намокшей сатиновой рубашки, ни брюк, превосходно скроенных, задвигался скорым шагом в какой-то степени даже ретивым, и пробеги рядом с ним жеребец, мало кто бы по-настоящему заметил разницу.
Мейтна оказался в просторном фойе. Совсем близко от него на стенах переливался жемчужно-белый текстиль, а у дальних штор, возле пустых этажерок, вздрагивали и шептались чёрные тени. Его шествие прервали. Кто-то неожиданно поздоровался с ним и поклонился.
Доброго вечера, мейт-губернатор.
Нейтральный кивок.
Баня сегодня особенно хороша, не правда ли?
Он так же нейтрально наклонил голову, а после этого повернул к лестнице.
На пути встретилась ещё тройка зевак. Поприветствовал он их так же скупо. За спиной они наверняка переглядывались, не понимая, как после бани можно идти со столь гнусным настроем. Председатель Коллегии умел отвечать подхалимством на подхалимство, но не сейчас. Если ранее ему удавалось подстраиваться под любой слог, под любую беседу, в которую он внезапно встревал, то нынче Мейтна с трудом подавлял даже толику раздражения от несвоевременного поклона.
Вообще, подмечая любой «дефект» (так он называл всякое «ковыряние в носу» или «громкий чих»), он старался увести взгляд в сторону, через плечо собеседника, а затем, когда дефект, спустя миг, прочно оседал в памяти, он подносил ладонь к груди провинившегося и слегка похлопывал её, да так ненавязчиво, что никто и не успевал уловить этого скрытого жеста. Однако на этот раз он был готов высказать всё вслух, потому как последний коллегиант вывел его из себя по-настоящему.
Каждый раз подходя к своему начальнику, господин Лихорадка невольно вытирал нос ладонью, а после, зычно шмыгая носом, протягивал вспотевшую руку, чтобы поздороваться. Мейтне только приходилось догадываться, намеренный это дефект или на самом деле случайный. Лихорадка не давал точного ответа. Точнее, его язык тела не подбрасывал зацепок в ту или иную сторону. Это был старик с вечно бледным лицом, либо лимонно-жёлтое (зависело от времени года); с вечно напряжённой шеей, с бровями, кустистыми и неухоженными настолько, что редкие клоки волос на его затылке выглядели и то приличней, как будто они ещё помнили, что значит расчёска и как она честно о них заботилась.
Ваше Превосходительство, вижу, вам сегодня посчастливилось посетить нашу прекрасную баню, проговорил Лихорадка немного выспренно.
Мейтна по обыкновению не ответил. Стараясь не задеть коллегу плечом, он отшагнул вправо и направился в сторону фарфоровой вазы, стоявшей на жардиньерке.
Погодите, нот Председатель, надеюсь, вы не забыли
Губернатор уже скрылся за поворотом. Последние слова подчинённого донесились до него как-то тягуче.
Выспренный тон пропал, безмолвная пощёчина спустила Лихорадку с небес. В целом, пощёчин сегодня удостоился каждый. Мейтна подметил это, когда вдруг осознал, что водит пальцами чуть ниже скул.
«Сегодня у нас день откровений, значит, ну хорошо. Тогда лучше быстрее дойти до кабинета и закрыться на ключ. Мало ли, что ещё может выбраться на поверку. Реальные скелеты в шкафу? Служанки, заколотые в своих спальнях? Ох, лучше не рисковать. Правды мне на сегодня достаточно, с этими мыслями Мейтна забрался на второй этаж. Чёрт, да где эта проклятая дверь?!». Ключ был уже наготове.
На ковролин выпало четыре капли, прежде чем Председатель наступил на половик у порога кабинета. Вода просочилась сквозь рукава, однако, как только ключ в замке щёлкнул, капель прекратилась. Он оказался в своих рабочих владениях.
Откинувшись на диване, Мейтна устало выдохнул.
День не успел закончиться, а ему уже опротивел завтрашний. «Завтра будет не легче. Кому-то явно будет совестно смотреть мне в глаза, губернатор едва различил писк, доносящийся откуда-то справа. И что самое печальное, я буду в ярости, если он не посмотрит».
Писк расслышался вновь. Что-то заскрежетало, задвигалось на рабочем столе. Кинув взгляд в сторону кипы бумаг, Мейтна заметил, как чьи-то механические ножки стали усердно выпрямляться. Это был «кассетный лазутчик». По-простому «фрин», как раз из-за наличия трёх пар механических ножек.
Привстав с дивана, губернатор проследил, как фрин, тоже слегка приподнявшись, выбросил две лапы вверх. Экран, который он носил на спине, предстал перед губернатором полностью в вертикальном положении. В конце лазутчик придвинулся к краю стола. А затем запищал.
Экран вспыхнул на мгновение, почти сразу погас и только после недлинного шелестящего звука показал какое-то приглушённое изображение.
Голос опередил картинку.
Готовьте членов Коллеги, Мейтна, скоро нам предстоит много работы, губернатор после этих слов резко вскочил, заполняйте бумаги, и лучше не затягивайте. Если к нашему прилёту что-то окажется не готовым, моего расположения вам не видать.
Запись оборвалась.
Едва Председатель успел увидеть хотя бы силуэт того, кто говорил, механические ножки, поднятые вверх, начали опускаться на стол. Мейтна был почти в замешательстве. Голос казался ему знакомым, однако он порядком захламился другими. Выкрики, шутки, фразы невпопад, стеснённые переговоры всё это слилось воедино и мешало ему вычленить тот самый, нужный голос. «Кажется, давным-давно был такой. Новобранец, только-только приземлившийся на Мейтнерий». Губернатор подошёл к экрану и легонько постучал по нему. Лазутчик запищал, недлинный шелест и изображение вздрогнуло. Темень, что окутывала картинку, внезапно распалась. Запись проигралась вновь, а вместе с ней и задвигался силуэт, обретший, наконец, лицо.
Значит ты. Я угадал, резко откинув голову, губернатор продолжал смотреть на экран сверху вниз, ну что ж, не самый сложный противник. Думал, мне повезёт побороться хотя бы с Висмом.
Фрин отключился, после чего резво спрыгнул на пол. Обойдя край стола, Мейтна почти без звука сел в рабочее кресло, затем потрогал кожаные подлокотники и легонько по ним постучал. На минуту он позабыл о завтрашнем дне, омерзение внутри перестало пихаться. Оно успокоилось. Пожалуй, губернатор и сам успокоился. Предстоящая борьба за главенство в Ордене обещала привнести кое-что большее, чем просто отвратительную правду. Большее, чем просто ненужные признания и глупые игры, заслоняющие кошмарную скуку.
Откровенно говоря, Мейтна воодушевился. На стопку бумаг он смотрел уже не иначе, как на подарок. Считанные недели, и он покинет их навсегда. Адмирал умер, а значит, пришло время вносить свои порядки. Осторожно, чтобы никто не заметил, но, чтобы в конце, когда все будут беспомощно оглядываться друг на друга, он поднялся на окровавленный холм и невозбранно установил собственный флаг. Так, по крайней мере, он представлял это у себя в голове. Можно обойтись и без крови, но какое тогда в этом веселье? Всё в их мире делается ради веселья, и он понимал, как его можно устроить.
«Время пустых столов и полных корзин», в стенах Коллегии за такой фразой обычно следовало нечто немыслимое, и Мейтна, шёпотом проговорив эту фразу вслух, растянул губы, уколол ямочки на бледных щёках и скрыл неловкую паузу за привычным движением. В центре его внимания теперь оказалась вещица, на которую он делал большую ставку при будущем перевороте. Эта вещица походила на сувенирный снежный шар. Он вгляделся в него и заговорил немного громче: «Ты мне тоже понадобишься, слышишь? пальцы губернатора резко ухватились за сферу. Пододвинув её к себе, он промолвил последнее, прежде чем заняться бумагами. Надеюсь, что слышишь. Так вот, когда придёт время выстрелить, ты выстрелишь. Выпалишь изо всех орудий, из которых я прикажу тебе выпалить. А если ты будешь против то ты знаешь, что тебя ждёт».