Но
И что страх твой реален?!
Да нет же
Вот только не говори, что тебе не страшно. Ложь я чую за километр.
Да нет же, я о другом совсем. Ты-ы ты, кажется, отвлёкся.
Перепел, почувствовав, как слегка закипает, чаще замахал крыльями и пролетел над узким выступом. Спустя мгновенье этот же выступ перешагнул подопечный.
Извини, ты прав. В общем, я вёл вот к чему: в очередную тёплую зиму Лес оповестил меня о приходе лавины. Оповестил о проклятии, идущем с Мреющих пиков, что грозилось учинить на земле Долгий всепамятный мороз. Я приготовил торжественный зал, растопил норы, чтобы животные, мои подопечные, могли спрятаться, но в первый же день лавина беспощадно засыпала мои убежища снегом. Эта же лавина старалась потом засыпать и мой торжественный зал, но ей противостояли сготовленные мной печи и воздушные летние меха, что в обычное время помогали небесам избавляться от непогоды.
И почему я ни разу о нём не слышал?
О чём?
О торжественном зале? Судя по тому, что я понял, там хотя бы есть подушки.
А тебе бы всё отшутиться
Всё-всё, слушаю, Дух, извини.
Так вот, в какой-то момент лавина перекрыла передо мной все выходы. Снег повалил из дымохода, а корки льда проникли сквозь оконные рамы и заперли главную дверь на засов. И вдруг я впервые за всю жизнь осознал, что мой дом такая же западня. Стены взмолились. Взмолились, чтобы я прогнал лёд и напугал всепамятный мороз, дабы он оставил в покое хотя бы детёнышей. Но мороз так и не отступил.
Мне удалось вырастить зёрна под снеговым куполом. Я наелся. А затем, разрешая брать от себя по кусочку, накормил тех, кого смог за эти дни уберечь. Сначала выжившие отрывали от меня совсем по чуть-чуть, перед сном и утром, но проклятие всё не уходило и не уходило, а голод становился всё страшнее и страшнее. И потому подопечные начали рисковать. Тогда-то я и погиб в первый раз.
В собственном жилище?
Да, в торжественном зале. Как сейчас помню, они обступали меня под жуткие холодные завывания. Армия глаз, голодная и дрожащая, как и их нутро. В моменты, когда они поедали меня, я и сам забывал, кто я. Они пожирали мои кишки и даже не слышали, как я ревел. Мне бы пристало обидеться, но долг обязывал радоваться за них. И радость моя была не фальшивой. Я с большим удовольствием отдавался любому, кто имел избитые, замёрзшие, исхудавшие лапы. А при виде детёнышей, поедающих мою оплывшую тушу, я ронял искренние слёзы счастья. Ведь по весне, когда она наконец наступила и когда солнце, наконец, возвысилось, лавина утопила почву, и именно детёныши того истощённого, чахлого рода понесли по моим владениям новую, крепкую жизнь.
И тут на сцену выходит твой злющий-презлющий брат
Дух, к удивлению чужака, замялся. Он опустился на камень, на его зазубренную вершину, и расплывчато пояснил:
Нет, он появился намного позже или или немного загодя или раньше весны, когда меня выходил Лес. Ах, нет, он пришёл ко мне в дом в преддверии той зимы, о которой я сейчас рассказал.
Эм-м, так ты что сам не помнишь? Пришлый замедлился, повторив за своим ироничным тоном.
Знаю, конечно же знаю, чужак, Дух начал аккуратно подбирать слова. Я видел разные его ипостаси и-и и от каждой в памяти что-то вырисовывается. Вырисовывается что-то наподобие заплатки, которую судьба отрывает и прибирает к себе.
Чего, блин?! И что вся эта ерунда значит?
Нам нужно торопиться, чужак, идём! Дух щёлкнул себя по бурой грудинке и вновь подлетел ввысь. Идём же!
Чужаку пришлось вновь перейти на бег. Он не боялся кричать. Вопросы, которые он задавал, с каждым перескоченным выступом становились всё громче и неудобней. Не мудрено, что добрый Дух в ответ лишь набирал высоту. Их со временем разделяла уже сотня метров, а это значило, что у кого-то из них явно заканчивались нервы.
Пришлый добежал до открытого участка Леса и почувствовал приближение солнечного удара. «Тень, тень, тень Где же чёртова тень?» не единожды повторял он про себя и всё-таки продолжал бежать. Сбавил темп он лишь тогда, когда добрый Дух полностью исчез из поля зрения.
Всё, фух, вселенец присел, упёршись на взмокшие коленки, хватит, передышка. Он завалился назад, и, к его удаче, позади него вырос пушистый куст. В листьях ощущалась влага, а в веточках призрак рассвета. Роса и холод приходили с рассветом. И Пришлый впервые обрадовался его присутствию. Он наклонился ещё, развёл у пояса руки и дал незримому духу рассвета облечь его.
«Я лежал под корнями, да мягче всего лежалось рядом с ручьём», он вспомнил, о чём говорил доброму Духу, и решил, что вечером соберётся туда. Северное направление. Ручей тоже вёл к северному направлению, поэтому Пришлый посчитал такой расклад выгодным вдвойне.
Ох, Дух, и как же уснуть теперь? Рассказал о подушках и куда-то смылся, чужак, смотря на крохотную точку в небе, всё-таки решил продолжить: В следующий раз возьми за правило: за один такой скотский поступок делать два нормальных. Да хотя бы один. Я особо не привередливый, могу сторговаться.
И, немного припустив пушистую ветку на лоб, он прикрылся от солнца, а после ненадолго вздремнул.
Глубь впадины готовилась к сумеркам. В её угрюмых расселинах сквозили едва остывшие остатки дня.
Пришлый ступал осторожно, но всё-таки поскальзывался. Лезли камни, а подошва за время пути получила несколько дырок. Ручей того совсем не стоил, решил он, и каждый раз собирался развернуться обратно, но, то и дело стаскивая с ног ботинки и с силой вытряхивая их, он продолжал и как-то с лёгкостью приходил к тому, что всё в порядке. Однако через тридцатку метров в ботинок влетал новый камушек, и он вновь срывался на кучу и кучу проклятий.
Ну вот, наконец-то. А я уж думал тебя хоронить, Перепел как ни в чём не бывало сидел на коряге, что выпирала у ручейка из середины.
Ладно тебе мерзавца отыгрывать. Я же знаю, что ты будешь жалеть, если я окочурюсь. И, уверен, плакаться будешь, и всякими похвалами меня провожать, и венками обложишь, и
Всё, хватит, перестань.
Ладно-ладно. Ну ты хотя бы скажи, почему улетел? И почему ты знал, что я окажусь именно здесь?
Перепел отмолчался.
Хотя неважно, выбивать из тебя нормальных ответов почти то же самое, что спускаться по этой грёбаной впадине без синяков.
Твоя ностальгия, Дух обратился к напарнику.
Что «моя ностальгия»?
Привела меня сюда. Ваш род привык оставлять зацепки. Вот и ты зацепился. Наделил это место тёплыми мыслями и попытался впитать эту теплоту снова. Но, как бы ни хотелось вновь её обрести, знай это слабость. Перепел взмахнул крыльями. Так что не отставай. Ночь обещается светлая. Нагоним сутки и сразу же заночуем.
Устало вздохнув, Пришлый сбил со лба промасленную чёлку и поднял взгляд к крыльям. Взмахнув, те огрели воду невидимой пощёчиной и показали под корягой что-то. Это что-то поблёскивало. Чужак прищурился. Он смахнул со лба пот и шагнул, дабы убедиться, что ему не мерещится солнечный отсвет. Стопы намокли, подняв болтающиеся в пятках камушки до самой щиколотки.
Стой, это же, он опустился к воде, не заметив, как хвост хранителя скрылся за сенью веток. Это же звезда. Точно! Звезда рабочего! Но как ты здесь оказалась? И почему я в этом уверен?
Он провёл пальцами по находке и подбросил. А стоило находке упасть на ладонь, а ему её сжать, как в эту же секунду слабость ударила в его разум. Внимание вновь потеряло фокус. В ухе стрельнуло. Глухие залпы окатили череп, и Пришлый почувствовал, как нечто защекотало в мозгу. Полчища крохотных игл заместо пуль. Они тыкались, зарывались в нервные окончания и подрывались у мышц. На мгновение он потерял лицо, руки, ноги, живот и подмокший от пота член. Не зная как, он схватился за всё одновременно. Зрачки смягчились, уподобившись пастиле, и вытекли вместе с белком. В поры залился воск, а ботинки с усилием выпали. Ступни начали таять, прибиваясь к стелькам и утекая сквозь дырки в протекторе. Ноги достались ледяному течению, а руки той раскоряке, на которой минутами ранее восседал гордый хранитель Леса. От Пришлого осталась лишь курточка, брюки, тоненькая рубашка да кольт, целящий в звёзды на небе.