Да, я, мать вашу, захожу, взмахиваю смольными волосами, собранными в длинный хвост, и проскальзываю внутрь.
Оглядываю помещение, в которое зачем-то забрела, и понимаю, что выпить сейчас самое правильное решение. Причин как минимум три: увольнение, мать и гребаный праздник меня.
Пятница, и поэтому неудивительно, что бар забит под завязку. Бар, которого я раньше никогда не видела. Видимо, я неосознанно свернула куда-то с Вашингтон-стрит.
Здесь все как-то мрачно, тускло и слишком коричнево. И деревянно, как по мне. Дерево на дереве. Деревянные стены, столы, стулья, стойки и даже, мать его, потолки. Как будто оказалась на какой-то ферме в день ярмарки. У владельца явно нет вкуса. Или он из Техаса. Ставлю полтинник.
«Что ж. Волей случая и растерянности души я оказалась в пабе для ковбоев. Прекрасно. Впрочем, какая разница, где пить».
Задача номер один: протолкнуться к барной стойке.
Задача номер два: каким-то чудом избавиться от шубы, которую я ношу уже третий год. И которая третий год не подходит к дождливым зимам Бостона. Но на новую у меня нет средств.
Задача номер три: забраться в этой бесящей юбке-карандаш частью формы уже (слава богам) бывшей официантки на высоченный барный стул. И
Задача номер четыре: надраться за свой, мать его, двадцать второй день рождения.
«По ощущениям уже тридцать второй».
Щемлюсь сквозь толпу и пытаюсь попутно стянуть с себя драного альпака в белом цвете. Высунуть левую руку из рукава удается, когда какой-то мужлан толкает меня в бок, и я валюсь за барную стойку, но меня успевает придержать чья-то рука.
Осторожнее, малышка, улыбается стройная шатенка в топе, выше меня как минимум на две головы. И она даже не на каблуках. По объявлению?
Что? отряхиваюсь и приглаживаю свою юбку.
Становись за стойку! кричит она, когда несколько десятков мужских голов за барной стойкой начинают скандировать «Давай! Давай! Давай!».
Какую стойку? теряюсь, сжимая бедного дохлого альпака в руках.
Быстрее! Видишь, что творится?! У меня не хватает рук! красотка в топе с идеальной подтянутой фигурой пытается перекричать рев мужчин и попутно тянется за текилой! Ну-у-у! Кто из вас, красавчиков, самый смелый?!
Мне! Давай мне! ор желающих сливается в единое месиво, а я стою и мну пальцами все ту же шубу.
Длинноногая шатенка в топе ловко хватает за шиворот самого громкого активиста, укладывает его на спину, перегибает через стойку и льет ему в горло текилу под свист остальных самцов.
Хорош с тебя, красавчик, она резко возвращает его в вертикальное положение, и тот, немного пошатываясь на ногах, кладет на барную стойку две сотни.
«Две сотни?! За глоток текилы?».
Чего встала? шатенка обращается ко мне, закупоривая бутылку Olmeca. Бросай свою шубу вон туда, указывает на полку под барной стойкой. И давай уже помогай. Я зашиваюсь, как видишь.
Но я
Малышка, прости, позже познакомимся. Вообще не до тебя.
Но я не умею все-таки засовываю альпака в тумбу.
Просто дай им то, чего они просят. И расстегни пару пуговиц на блузке.
Она не дожидается моего ответа (она бы и не дождалась), подходит вплотную и выправляет мою белую блузку из юбки. Я невольно дергаюсь, чем не позволяю ей задрать рубашку вверх.
Нет. Так не нужно, приглаживаю обратно края рубашки ладонями, на что красотка хмыкает, но не настаивает и оставляет все, как есть.
Тогда хотя бы пуговицы, осматривает мою грудь и резко высвобождает пару верхних из петель.
Прекрасно, хлопает меня по бедру. Отлично выглядишь. А теперь иди вон к тому мужику. И сиськи вперед чаевые обеспечены.
«Вот это манеры А я ведь даже не знаю ее имя».
Ты, блин, серьезно? все, что могу это взмахивать ресницами.
Абсолютно, малышка. И в следующий раз сделай макияж ярче.
«Называется, пришла выпить. Что за черт?».
В диком стрессе, дерганьях, поправлениях вечно задирающейся блузки и без капли алкоголя во рту я кое-как «дорабатываю» до трех утра, утоляя жажду клиентов. Спасибо моему опыту в обслуживании выездных мероприятий и скудным навыкам в смешивании ви́ски с колой. Я даже не заметила, как влилась в процесс. Как не заметила и завершения своего дня рождения. Оно и к лучшему.
К четырем люди рассасываются. Музыка утихает и меняется на легкий эмбиент, что теперь абсолютно не вписывается в стилистику бара. Но я приятно удивлена. У меня даже получается слегка расслабиться и выдохнуть. Край левого глаза уже подыскивает бутылку, с которой я смогу слить себе хотя бы стопку за свое здоровье. Но хриплый голос мужчины возвращает меня в реальность.
Повторить, кряхтит он, уткнувшись локтями в барную стойку и свесив на руки голову. Темная челка, наверняка ранее зачесанная кверху, достает до носа, и он даже не пытается ее поправить.
Первое, на что обращаю внимание, его кисти и пальцы, расписанные множеством черных символов, которые уходят под манжеты серого пуловера. Он не поднимает головы, лишь стучит пальцами по барной стойке и отшвыривает мне рокс1.
Ви́ски? уточняю я.
Ты не запомнила мой заказ? все так же не поднимает головы, но вздымает брови. Видимо, возмущенно. Или удивленно. Не разобрать.
Вас здесь миллион, а я одна. Сложно напомнить? забираю его рокс, но он перехватывает мою руку и, наконец, поднимает на меня глаза. Черные, как узоры на его руках. Пустые, как этот самый стакан. И абсолютно пьяные.
Dalmore. Еще пятьдесят. А потом еще пятьдесят, глаза черны настолько, что в них отблескивает приглушенный свет ламп. И горечь. Цвета забытого на кухне чая. Я знаю, потому что такой «чай» ежедневно настаивается и в моей душе.
Он выпускает мое запястье и почесывает аккуратную бороду, затем обратно опрокидывает в руки лицо.
Пожалуй, Вам уже хватит, мои тараканы сегодня не отпраздновали день рождения, так отпразднуют день храбрости.
Что? он снова совершает над собой явное усилие и смотрит на меня. Ты сделала слишком много ошибок во фразе «секунду, сэр».
Нет. Вам уже действительно хватит, в подтверждение своих слов складываю руки на груди, демонстрируя полную уверенность.
Кто. Ты. На хрен. Такая? отчеканивает каждую букву, стискивая зубы. Я сказал: «еще» значит, ты льешь еще. И не задаешь лишних вопросов, взгляд цвета бездны сверлит меня из-под массивных бровей, но сегодня он точно не на ту напал.
Я. На хрен. Та, кто вышвырнет тебя отсюда, если ты не начнешь себя нормально вести. Понял? утыкаюсь в него таким же злобным взглядом, не двигаясь с места, и замечаю, как под щетиной вырисовываются острые скулы.
Стенли, мать твою! Стенли! Сюда иди! орет бородатый алкоголик. И на его зов прибегает та самая красотка шатенка, которая заставила меня вкалывать в свой день рождения. Хотя я не особо и сопротивлялась.
Опять надрался, Эзра? видимо, Стенли, накрывает его щеки ладонями и приподнимает лицо.
Кто это такая? тычет в меня пальцем слабой руки.
Новенькая. Ты уволил Кэт, помнишь? Одна я не справляюсь.
Я уволил Кэт? видимо, пьянь по имени Эзра, сбрасывает с себя руки Стенли и пытается распрямиться на стуле.
Из-под глубокого выреза пуловера выглядывает часть еще одной татуировки, которая от груди разрастается к шее, но я не успеваю разглядеть рисунок.
Ты уволил Кэт, усмехается Стенли.
Я уволил Кэт.
Еще раз тебе повторить или записать? красотка Стенли трет барную стойку и не перестает улыбаться.
Да плевать, Эзра снова почесывает бороду и вытирает губы тыльной стороной ладони. А эта что здесь делает?
Малышка, как тебя зовут? обращается ко мне Стенли.
Серена, хмыкаю я, не сводя глаз с остервеневшего козла.
Я взяла Серену в штат.
Хрен с два, шипит Эзра. Пусть валит на хрен отсюда. Не хватало мне здесь малолеток. Ты посмотри на нее, переводит на меня взгляд и обдает им с макушки до талии. Без косметики. Наивные глаза. Конский длинный хвост. Черные прямые волосы, нетронутые парикмахером. И сиськи второго размера, каждое слово раздевает, и мне хочется прикрыться руками, но я стою молча, раскрыв рот от возмущения. Тебе хоть двадцать один есть?