Хотя Какая-то неопределённость всё-таки присутствовала. Собрался в плановую командировку в Красночикойский район по продолжающемуся расследованию дела о вредительстве на молибденовом руднике «Чикойредмет»[13], но Врачёв поездку отменил. И руководство оперативными мероприятиями по лесоучастку в Читинском районе перепоручил Павлюченко, а с Григория затребовал обзор-справку о работе отделения за полугодие, с момента образования управления. Пришлось несколько дней, чертыхаясь, рыться в толстых картонных папках. В новогоднюю ночь назначили оперативным дежурным по управлению. Правда, ночь прошла спокойно, все происшествия по милицейской линии.
Утром, когда сменился с дежурства и отправился отдыхать, внизу, в вестибюле, встретил Новикова. Тот с отсутствующим выражением лица хотел пройти мимо, но Григорий решительно преградил дорогу:
Товарищ секретарь партийного комитета! Почему вы не даёте хода моему заявлению? Требую разобрать его на партийном собрании!
Новиков, всё так же глядя в сторону, сквозь зубы процедил:
А ещё чего требуешь?
А ещё очной ставки с теми резвыми летунами. Пропьянствовали всю дорогу и полностью исказили наш разговор! Допросить их официально! И очную ставку. Я готов!
Готов, говоришь?.. Созрел, значит Едва заметная усмешка искривила губы Новикова. На Григория он так и не смотрел. А что ты так, Кусмарцев, переживаешь и суетишься? Разберёмся
Да я уже по вашему отношению сейчас вижу, какое это будет разбирательство
Глазастый больно И языкастый Новиков повернул голову, и Григория на мгновение коснулись жалящие буравчики маленьких, глубоко посаженных глаз. Лишь на мгновение, потом взгляд партийного начальника привычно потёк сквозь собеседника. Но и этого мгновения Кусмарцеву хватило: волна неприятного озноба прокатилась по спине. Но сдержаться не получилось:
Я с вами как коммунист с коммунистом
Ишь ты! хмыкнул Новиков и повёл пальцем, напирая на Григория. Освободи дорогу! Совсем уже распоясался! Субординацию нарушать?!
Григорий увидел круглые глаза дежурившего в вестибюле сотрудника комендантского отделения, понял, что окончательно нарвался на скандал, и отступил с поворотом в сторону, прикладывая правую руку к головному убору.
Виноват!
Новиков, засопев, быстро подался по ступеням наверх.
Неопределённость продолжалась. И всё больше и больше наслаивала в душе чувство тревоги и страх, непонятный и от этого ещё более тёмный и зловещий. От него не спасали ни традиционная запарка первой январской декады, когда все в управлении «подбивали бабки» и готовили отчёты в Москву, ни стакан водки на «сон грядущий».
Вязкий сон приходил, но потом, среди ночи, Григорий просыпался в каком-то полубреду. Словно что-то толкало: проспал! а нужно куда-то идти, непонятно куда и зачем; делать какое-то незавершённое дело, непонятно какое и для чего Такое состояние полусна-полуяви могло тянуться час-полтора, а то и больше. Изматывало почище бессонницы.
Григорий тоже возился с отчётом, но недолго: в понедельник на совещании начальник отдела, ничего не поясняя, перепоручил подготовку секретных данных другому сотруднику, а Кусмарцева включил в бригаду по контрольной проверке Читинской тюрьмы: начальник тюрьмы Китицын вновь и вновь докладывал в управление об отчаянном финансовом положении, ужасающем санитарном состоянии и перелимите наполнения. Но Хорхорина заботило другое.
Присмотритесь-ка к самому Китицыну, дал установку Врачёву Хорхорин. Вижу прямое вредительство: устроил, понимаешь, карантин! Ну, произошла в тюрьме вспышка сыпняка. Сколько там заболело?
Врачёв ткнулся в бумаги:
Сорок пять заболевших тифом, из них пятеро умерли.
А в тюрьме две с половиной тысячи арестованных! Какой карантин? Загнать в отдельные боксы и лекарей к ним. У нас там более полутора тысяч подследственных! И что, из-за кучки дохляков дела в производстве останавливать? Вот что это, как не вредительство? Да и вообще Разобраться надо с этим Китицыным[14]. По моим сведениям, жил с Петросьяном душа в душу. Стало быть, такой же гнилой, как бывший начоперсектора
Почти полторы недели Григорий шуршал бумагами в спецчасти и канцелярии тюрьмы, опрашивал тюремный оперсостав, изыскивая «компру» на начальника тюрьмы. Это отвлекло от тягостных мыслей, как и другое заделье: в общежитии освободилась комната, а Григорий по заявке первый. В общем, попрощался с хозяевами на Новых местах, переехал в общежитие. Повеселел малость, болячка страха вроде бы ныть перестала.
Утро началось обычной канцелярской рутиной. Накануне наконец-то завершилось нудное времяпровождение в тюрьме, завершилось пустопорожне, и Григорий как раз вымучивал по этому поводу справку так, чтобы поумнее вышло. В разгар этих бумажных страданий в кабинет вошли Новиков и лейтенант госбезопасности Чепенко, состоящий в должности инспектора при начальнике управления.
Чепенко с порога упёрся настороженным взглядом в лицо Григория, демонстративно положив руку на рукоятку ТТ, торчавшую из расстёгнутой кобуры. А Новиков, как-то боком подойдя к Григорию, хрипло скомандовал:
Руки вверх, Кусмарцев! Арестован! Сам знаешь, за что.
Да вы чё?! оторопел Григорий. Какие «руки вверх»?! Народ-то не смешите! Прям шпиона отловили
Молчать! рявкнул Новиков и цепко ухватился за кобуру на поясе Григория, рванул ремешок, неловко вытянул пистолет и быстро завёл руку с оружием за спину. Тут же отступил на шаг и кивнул в сторону дверей:
Вперёд! На выход! И без дерганий, а то Он многозначительно продемонстрировал Кусмарцеву его же пистолет, направив ствол в живот.
Да вы чё, белены объелись? Григорий смачно выругался, на что Чепенко таки вытащил свой ТТ и навёл на Григория:
Двигай вперёд по-хорошему! Руки за спину!
Матерясь сквозь зубы, Григорий шагнул к дверям, за которыми оказался ещё один сотрудник с обнажённым оружием сержант Попов, помощник особоуполномоченного Перского. Сердце забилось гулкими толчками начальник второго, контрразведывательного отдела и особоуполномоченный младший лейтенант госбезопасности Перский занимался исключительно делами арестованных сотрудников. И ни для кого ещё общение с Перским не закончилось благополучным исходом из кабинета особоуполномоченного выволакивали только измордованных в кровь «немецких и японских шпионов».
Смерив Григория ненавидящим взглядом, Попов буркнул:
За мной, бля
Новиков и Чепенко шумно дышали в затылок.
Попетляв по коридорам, спустились по лестнице в подвал. Рослый надзиратель отпёр замок в решетчатой двери, потом ещё в одной. Несколько раз Григорий открывал рот, пытаясь хоть что-то выспросить о нарастающей абсурдной ситуации у Чепенко, но тот молчал. Не выдержал замыкающий процессию Новиков:
Ещё раз, гад, пасть разинешь замочу при попытке!
Ты смотри уже «гад»! Быстро!
Заткнись, сказал! нервно гаркнул Новиков.
Надзиратель наконец остановился у собранной из толстых деревянных плах двери одной из камер, приоткрыл обитое жестью окошко-амбразуру:
Отойти! Встать! Построиться!
Загремел ключами, отпирая врезной замок, с лязгом отодвинул металлический засов, потащил на себя тяжело заскрипевшую дверь.
В заливающем камеру свете лампочки-«двухсотки» Кусмарцев увидел около десятка или чуть больше застывших фигур. Большинство арестантов были в штатском, один только, кажется, в гимнастёрке, но без знаков различия, однако Григорий смог рассмотреть, что гимнастёрка не комсостава.
Но меня не положено в такую, к таким Кусмарцев обернулся к своим конвоирам.