Но опасения относительно тевтонцев оказались излишними, и уже зимой следующего 1229 года Юрий Всеволодович решил закончить начатое: привлёк силы мокшанского князя Пуреша, дружины брата Ярослава, муромского князя Юрия Давыдовича, Всеволода Константиновича и Василько Ростовского, сам возглавил поход и двинулся на Пургасову волость. Нападение было стремительным, инязор Пургас не успел даже оповестить своего главного союзника великого хана Булгарии, войско разбили, взяли множество пленных.
Однако и тут не станем забывать, что со времени попытки владимирского похода 1228 года прошло всего несколько месяцев, русичи изрядно припугнули мордву и ушли, оставив сторожевые заставы. Почему же нападение союзников стало стремительным, неожиданным? А что касательно оповещения союзников булгар, то они ради продления мирного договора с Владимиром ещё на шесть лет отказались от поддержки мятежных эрзя.
Словом, Пургас сам безобразничал, и за это пришлось ответить, ответить настолько серьёзно, что, кроме вылавливания по лесам одиноких заблудившихся русских ратников и жестокого глумления над ними, эрзя ничего не оставалось.
Случаи были настолько вопиющими, что о них шёпотом друг другу рассказывали сами возмущённые мордовцы. Дошло и до ушей владимирского государя.
Юрий Всеволодович был не злым, не жестоким и не коварным. Потому его приказ в полон не брать никого восприняли как жёсткую необходимость. Врага действительно не щадили.
Летом 1229 года, при содействии мокшей Пуреша, владимирцы довершили полный разгром Пургасовской волости.
В отместку Пургас, уже при поддержке половцев, пытается организовать полномасштабную осаду оплота русской силы в мордовской земле, но пришлось ограничиться разорением нижегородской округи Да и ладно бы просто пограбил, дело привычное, но инязор эрзя вновь совершил непростительный грех: он сжёг монастырь Святой Богородицы, располагавшийся за стенами города, и разрушил церковь Спаса, стоявшую на пригорке.
После такого святотатства на него поднялись все: русские смерды, крещёные эрзя и мокши и даже половецкие разбойники. Пургас решил оставить стены города в покое (осада не задалась), отсидеться в лесах и подкопить сил Но не в этот раз. По пути следования его настиг сводный отряд, состоявший из мокшей Атямаса (сына Пуреша), русских добровольцев и котяновских половцев. Эрзя так побили, что затихли они на целых три года.
Последнее восстание мордвы относится к 1232 году. Пургас собрал оставшиеся силы, привлёк половцев и готовился напасть на Нижний Новгород. Русская разведка сработала вовремя, владимирцы нанесли упреждающий удар силами сводного полка под руководством княжеского сына Всеволода Юрьевича, вместе с которым выступили князья рязанские и муромские. Мордва защищалась, не щадя себя, но силы были неравными, избиение, как говорят источники, было страшным
Оставшись без поддержки булгар в разгромленных землях, инязор Пургас не сложил оружие и не сдался на милость победителя. Но и сражаться в открытую не оставалось сил, потому вновь укрылся в лесах и стал собирать оставшихся в живых».
Мы видим, насколько беспристрастны наблюдения и выводы Абдуллы Черемшана. Думается, в их правдивости сомневаться не приходится. И вот почему. В Великом городе поговаривали о тесной дружбе писателя с военным разведчиком Аблас-Хином, который после Бараньей битвы получил титул эмира.
И хотя последние сообщения о кровавых сражениях между противниками относятся к началу тридцатых годов, но и в год битвы при Калке отношение к русичам в этих краях назвать сердечным очень сложно.
И всё-таки смоленские, черниговские, рязанские гости неизменно стремились в Булгарию, ибо там, в стольном Биляре и не стольном Булгаре, пересекались все основные торговые пути того времени: Византия и Кавказ, Индия и Китай, Средняя Азия и Персия, Западная Европа и Скандинавия.
Проще говоря, на булгарских рынках было всё!
Тоска о неволе
Мустафу провожал Трофим.
Друже, брате, говорил он горячо, да останься ты у меня хоть на седьмицу, а?
Тут же спохватился:
Ну, не на седьмицу, так хоть на пару деньков? Отдохнёшь маленько, в себя придёшь толково, чтоб перед родичами своими предстать по-человечьи.
Нет, хочу, чтобы меня видели таким, каким меня сотворила неволя, отвечал Мустафа. Не стану лукавить К чему это?
Он робко похлопал Трофима по плечу.
Да, христианин, ты действительно стал мне братом и даже больше брата! Радуюсь, что ты в таких новых одеждах, что сам князь рязанский обещал тебе трудную службу. Радуюсь многократно!.. Но я уже почти дома. Пять лет, дорогой Трофим, пять долгих лет! повторил проникновенно. Боюсь, что меня похоронили и оплакали, а моя верная Айгуль стала вечной вдовой. Прости, мой друг, мой брат, мы ещё увидимся.
Он поклонился Трофиму, прижав руку к сердцу.
Да чего уж там, расстроенно пробормотал рязанец. Айда найдём главного.
Им указали на середину каравана, на крытый расписной возок.
В нём дремал широкий булгарин с толстым лицом и двойным подбородком.
Друзья отметили, что, даже дремля, он оставался важным.
Господин, обратился к нему Мустафа.
Булгарин быстро открыл глаза.
Уважаемый, меня зовут Мустафа, я ваш земляк. Пять лет был в половецком плену, теперь хочу вернуться на родину, в наш Великий город.
Теперь Трофим не понимал почти ничего, ибо язык общения невольников и булгарский существенно различались.
Ты кто? спросил купец. Кто был до пленения в Великом городе?
Я гончар, господин! с жаром отвечал Мустафа. У меня был свой горн в Гончарном квартале, во Внешнем городе, у самой Билярки.
Во Внешнем городе это хорошо. А кто теперь владеет твоим горном?
Я надеюсь, что с моим горном всё в порядке. Вместо себя я оставил родного брата жены Рустама.
Мастера Рустама знают все в Великом городе Биляре! В том числе и я. Он уважаемый человек.
Господин, обрадовался Мустафа, а про его сестру Айгуль ты ничего не знаешь?
Нет, ничего, подумав, ответил купец. Совсем ничего.
Потом посмотрел в начало каравана и зычно дал команду на отправление.
Садись, гончар, рядом. Дорога будет длинной, длинной и тоскливой. Хочу услышать твои рассказы о неволе, о половецких нравах и обычаях, я любознательный. Ты там был, познал их, теперь едешь домой. Аллах велел помогать ближнему.
Прощай, брат! крикнул Мустафа. Свидимся ли?
Уверен, что свидимся, брат! Прощевай
Трофим помахал рукой и скрылся в толпе провожающих и любознательных.
На каком языке ты говорил с урусом?
Мы вместе были в неволе. Он дружинник рязанского князя. А язык
И Мустафа стал объяснять, что колодникам из разных стран надо было как-то общаться
Купец удивлялся, много расспрашивал, на что-то громко возмущался и даже сжимал кулаки, где-то смеялся.
Потом стал сам рассказывать, оказался словоохотлив.
Мустафа с удовольствием слушал. Он вновь и вновь погружался в переливы родного языка, наслаждался его звучанием и поражался, до чего же он, простой гончар, любит язык своей родины.
Тихо поскрипывали колёса телег, шуршали ветви деревьев, лениво перекликались возницы.
Иногда подбегали слуги, стражники, спрашивая то совета, то разрешения.
Купец со всеми общался ровно и благожелательно, ни на кого не ругался, не шумел.
«Хороший господин, подумал Мустафа, все его любят».
Он никак не мог отделаться от мысли, что купец этот кого-то ему напоминает очень сильно, и не только лицом, жестами, но и голосом.
Каждая моя поездка как боевой поход, гордо говорил купец. Я вкладываю все свои средства Ну, почти все, вплоть до последнего фальса[9], и везу товар урусам, ляхам или немцам. Там весь его продаю и покупаю то, чего у нас нет