На следующей неделе в город пожаловала грозная «Дженоа». Когда счет был равным, 1:1, мяч прилетел к Розетте. Он вколотил победный гол, но результат матча снова был признан недействительным. Вновь была подана контрапелляция в FIGC, и развернулась битва за моральное и политическое превосходство, в которой обе стороны по-прежнему вели себя непримиримо. То же самое повторилось на следующей неделе в Падуе, и теперь в деле появились конфликтующие варианты таблицы лиги. Классификация FIGC, одобренная Международным олимпийским комитетом, ясно давала понять, что на вершине таблицы находится «Юве». Лига, однако, оштрафовала клуб на шесть очков, поэтому 30 декабря FIGC объявила, что совет директоров лиги главным образом владельцы «Милана», «Модены», «Дженоа» и «Интернационале» отныне вне закона. В ответ лига созвала собственное заседание, и по результатам голосования (156 голосов за, и лишь 1, голос «Ювентуса», против) предложила верховному органу итальянского футбола пойти куда подальше.
В конечном итоге у «Юве» отобрали игрока, очки и победу в чемпионате, в котором он начал доминировать. Розетту, по крайней мере технически, вернули в состав «Про Верчелли», но, будучи резидентом Турина, он все равно не мог играть за них, даже если бы хотел.
Старая гвардия победила в битве, но Аньелли не были бы Аньелли, если бы позволили ей выиграть войну. С самого начала Кравери и Монатери предупреждали Эдоардо, что он столкнется с сопротивлением. Поначалу он этого не понял, потому что привык к комфортной и легкой жизни. Футбол же познакомил его с людьми, желавшими ему зла, и их методами. Он был наивен, но теперь понял, что спорт и политика неразрывно связаны. Он и «Ювентус» смогут преуспевать на поле, только если будут вести себя умно за его пределами. Им придется активно применять дипломатию, мыслить стратегически и ввязываться в опасные политические игры и с этого момента именно этим они будут заниматься. Следовательно, возникает вопрос, как лучше всего отомстить?
Итальянские клубные команды никогда не совались за границу. Транспортировка была хлопотным, затратным в плане времени и неудобным делом, а игроки не могли себе позволить отпуска на работе. В апреле, однако, «Юве» принял приглашение (откуда бы вы думали?) из Германии. Там им предстояло провести шесть матчей за двенадцать дней, и клуб был готов проконтролировать, чтобы наниматели игроков получили адекватную компенсацию за участие своих работников. Из-за турне им пришлось выставлять второй состав на заключительную игру лиги против «Интера», но, поступив таким образом, они лишь напомнили спортивному сообществу о вероломстве Северной лиги.
Немецкая авантюра была одновременно абсурдной и скандальной, а потому вызвала существенный интерес к себе дома. Она имела огромное значение, и из логики вытекало, что если «Юве» выступит успешно, он укрепит не только свой собственный престиж, но и престиж всей Италии. Первую игру в Берлине они свели вничью, а вторую, в Гамбурге, проиграли. Но затем они сначала разбили «Ганновер» 6:0, а потом победили «Бремен», «Лейпциг» и «Дрезден». Возвращение получилось фантастическим, и на родине их успехи восприняли очень позитивно. Они заставили людей гордиться тем, что они итальянцы, и по возвращении игроков чествовали, как героев-завоевателей. Никогда прежде ничего подобного никем не предпринималось, и символизм одержанной победы над немцами, старыми врагами, не остался незамеченным. Они были успешны на футбольном поле, но что было более важно в тех обстоятельствах, их победы составили политический триумф для страны и правившей в Италии фашистской партии.
Парижская Олимпиада 1924 года была уже не за горами, и у Италии были большие надежды на футбольную сборную. Розетта был одной из главных звезд национальной команды, но Бодзино, его давнишний председатель из «Про Верчелли», стоял у руля. Он был автором всей этой постыдной саги, а его попытки изобразить Розетту в роли наемника были явными ударами ниже пояса в войне против «Ювентуса». Розетта любил свою страну, но когда команда Италии отбыла в Париж 20 мая, он остался дома. Потом, следуя совету руководства «Юве», он написал в FIGC. Он умно поступил, заявив в письме, что не может поехать во Францию потому, что его босс в Турине не готов отпустить его с работы. Это подтверждало легитимность позиции «Юве» и вновь раскрыло все лицемерие решения «перерегистрировать» его в «Верчелли». Письмо четко и ясно перекладывало вину на Бодзино и Баруффини, а если брать шире, то на «Про Верчелли» и «Милан».
Теперь мечты Италии об олимпийском золоте были под угрозой, поэтому делу было придано общенациональное значение. В попытке разрешить безвыходную ситуацию, CONI, Итальянский олимпийский комитет, умолял Аньелли вмешаться, чтобы защитить их интересы. Невзирая на тот факт, что Розетта не был его игроком, он, по-видимому, сумел убедить Аймоне Марсана, его босса, отпустить игрока, чтобы тот мог исполнить свой патриотический долг перед страной. О согласии Аймоне Марсана позаботились, и Розетта сел на поезд в Париж накануне матча открытия турнира против Испании. Так по распоряжению «Юве» (как это было ясно «Про Верчелли») было обеспечено участие игрока в победе Azzurri со счетом 1:0 и дальнейшее его появление в игре против Люксембурга, принесшей сборной выход в четвертьфинал.
Это был мастерский ход, и домой Розетта вернулся героем. Ему было двадцать два, у него впереди была долгая карьера, и превратности судьбы, постигшие его в предшествующие месяцы, убедили его, что его дом это Турин. Было немыслимо представить его возвращение в «Верчелли», но вот ведь абсурд он продолжал числиться игроком «Про». В таких обстоятельствах клубу предстояло решить: либо они теряют его без какой-либо компенсации вообще, либо устраивают некую сделку с «Юве».
В конечном счете одураченный старый Бодзино принял чек на 50 тысяч лир. Аньелли не уточнял, за что именно выплачены эти деньги, но ему и не нужно было. «Ювентус» разрушил псевдолюбительский статус футбола и трансформировал его в рынок.
На тренировочном поле с четырехлетним Джанни Аньелли
Италия была новоиспеченной единой страной, но в то же время была разрознена. У нее был общий язык, но почти никто на нем не говорил. Вместо него люди использовали (и делают это до сих пор) какой-нибудь из мириад местных диалектов. Климат в разных частях страны, как и обычаи местных, различались колоссально, и как следствие, различались привычные блюда, культуры и отношение к жизни. У севера была инфраструктура, промышленность и, хотя с этим можно спорить, зачатки некой единой культуры. Города вроде Милана и Турина были относительно богатыми и довольно развитыми. Они были «европейскими», тогда как бандитский юг, в пределах старого Неаполитанского королевства, находился очень далеко от Берлина, Парижа и Женевы как в прямом смысле, так и в переносном. Mezzogiorno, то есть вся территория страны южнее Рима, была аграрным, бедным и безграмотным регионом. Он десятилетиями экспортировал народ в Америку и страны Северной Европы так же, как это делали прибрежные провинции Романья, Марке и Абруццо. Они были обнищалыми, как в экономическом, так и в социальном отношении, и чрезвычайно ограничены властью Рима.
Объединение это, конечно, хорошо и полезно, вот только национальное единство никогда еще не обеспечивалось одним указом правительства. Оно предполагает наличие у людей общих ценностей и жизненного опыта, а до войны у обитателей Пьемонта и, скажем, Апулии таковых не имелось. Любые представления, имевшиеся у них о единой нации, были сугубо теоретическими, и объединяли их лишь антипатия и недоверие по отношению к столице.