Отец? не понимая, переспросила она, когда Дубов сказал ей об Отце Искупителе. Мой отец давно умер
Дубов положил на стол перед ней одну из брошюр, которые остались у него после Тани.
Ах, этот Отец? Отец Искупитель, Отец Похититель, Отец Душитель, Отец Расчленитель, Отец Поджигатель, Отец Отбиратель Я расскажу тебе об Отце. Говорит он сладко, да делает гадко Ему нельзя верить Говорит он о любви, но лучше от него беги. Делает он тела, делает он новых людей, которые не люди. Пустота у них внутри. Кромешная звенящая пустота, которая прячется в темных углах, которая приходит во снах. Люди-куклы, люди-манекены, ненастоящие, пустые. Они доберутся до меня разрежут на куски, расчленят доберутся до всех, кто связан, кто помнит гнев Отца страшен, никому он не простит конец света, говорили они, принесет радость, новую плоть для Отца, возродится он да будет счастье, обретем мы новые тела и будем вместе люди сойдут с ума и будут убивать людей машины будут убивать людей а мы спасемся да вот только наши тела забрали наших детей и плоть их не стала плотью Отца ждет он часа, когда найдет беглецов жениха и невесту, тили-тили тесто будем мы петь песни пустоты и жрать наших детей так говорил Отец, а мы слушали слушали-слушали-слушали-слушали и ничего не сделали а он он знаешь кто он?.. плащ его из звезд, головой он подпирает небо небо приходит он, когда холодно и сыро плохо ему гложет его скука и одиночество хочет он любви, да не знает, что это
Динамик рвал ее высокий хриплый голос, который скатывался до совсем уж бессмысленного бреда и бессвязного монотонного бормотания. Женщина бубнила что-то еще несколько минут и только потом замолкала. После этого Дубов всегда выключал запись. Больше он ничего не смог из нее вытянуть, женщина впала в ступор, сидела, опустив глаза, уставившись в одну точку в полу.
За девять с половиной лет трезвости Дубов разговаривал с тридцатью двумя бывшими членами секты, всеми, кто был еще жив, кого он смог найти и кто согласился на встречу. Кто был вменяем и в своем уме. Во всех их историях было много общего. Чувство одиночества и покинутости на момент вступления, тяжелые личные проблемы и неудачи в жизни. Потом появление на пороге волонтеров с брошюрами, красивых молодых людей, похожих на кукол или манекенов. Об этом говорили не все опрошенные, но многие. Дубов тщательно отмечал все сходства и странности. Собрания и песни, слова которых странным образом никто не помнит. Все те, с кем разговаривал Дубов, были рядовыми членами секты, как несчастная Светлана, как сумасшедшая Мария, как его Таня. Дубов пытался выйти на кого-то из так называемых наставников, но не смог. Все они оказались мертвы. Точнее убиты. Тела бывших сектантов находили в канавах и реках, в темных подворотнях и собственных домах. Один был убит в тюремной одиночной камере. Убийство осталось загадкой, как и многое в этом деле. Дубов долго собирал кровавый след из трупов в номерах газет, в сети, используя знакомства, оставшиеся со службы. Почерк похож, всех их зарезали. В пору говорить о серийности. Но что именно это было? Еще один странный ритуал или кто-то убирал тех, кто слишком много знал? Кто-то из высшего руководства, кого никогда не видели рядовые члены.
Как гласила статья в электронной энциклопедии «Церковь Отца Искупителя тоталитарная деструктивная секта, действовавшая в середине и конце 90-х годов на территории Беларуси и в некоторых регионах России. По некоторым данным террористическая организация. Центром религиозного течения был город Черноозерск на севере Беларуси. Секта получила печальную известность в 1999-м году из-за ритуального убийства». Дальше Дубов не читал. Он и так знал статью наизусть, участвовал в ее написании. «По некоторым данным террористическая организация» его теория и его догадка. Когда-то это стало его идеей-фикс. Через месяц после случая с детьми (Дубов не мог заставить себя думать об этом, как об убийстве, бойне, сожжении, только случай), был убит человек из Новополоцкой городской администрации, важная шишка в городе. Бывшая важная шишка, если точно. На тот момент его ждал суд по делу о связях с криминалом и торговле оружием. Кто-то зарезал его на кухне собственной квартиры. Ни следов взлома, ни улик, ни зацепок, ни свидетелей. Еще один громкий «висяк». В конце концов следствие списало этот случай на бандитские разборки. Однако Дубов не зря обратил внимание на это дело. Слишком уж было похоже на убийства бывших наставников. Связи с криминалом, оружие. Один из опрошенных Дубовым, ветеран Афгана, вступивший в церковь в девяносто шестом, рассказывал, что мужчин-сектантов несколько раз возили на полигон за городом, учили стрелять. Он сам выступал в качестве инструктора. На вопрос Дубова, откуда поступали приказы и указания, тот только разводил руками, ссылаясь на наставников. У секты так и не просматривалось ни четкой организации, ни явного лидера.
Накануне захвата Софийского собора в Черноозерск, Полоцк и Новополоцк съезжались «маргинальные элементы». Пьяницы, бомжи, наркоманы, беспризорники, сбежавшие из тюрем заключенные. Об этом пестрели местные газеты того времени. Жалобы жителей, милицейские рейды, забитые до отказа обезьянники и КПЗ. Что это? Случайное стечение обстоятельств или секта вербовала новых членов? Солдат? Бойцов? Все они подходили. Несчастные люди, обиженные жизнью, брошенные, одинокие, забытые. Дубов покопался, как смог в биографии убитого «большого человека». Неблагополучная семья, детский дом. Тоже подходит. Он был уверен, что во всем этом есть связь. Оружие, уроки стрельбы. Что готовила секта? Переворот, теракт, захват власти? Для чего и для кого? Кто их лидер? Этот вопрос был подчеркнут жирным и обведен в рамку в блокноте Дубова.
Одиночество. Его чувствовали все сектанты на момент вступления. Там с их слов они нашли счастье. Нужность, востребованность. Была ли одинока Таня? Дубов много думал над этим. Была ли Таня с ним несчастна? Он не знал. Надо было спросить у нее. Много о чем надо было спросить. Вместо этого он пропадал на службе днями и ночами. «Твой сын без тебя вырастет», говорила она, качая на руках маленького Колю. Поначалу говорила это с шутливым ласковым укором, потом укор стал жалящим. Дубов обещал жене каждый год ездить вместе в Черноозерск, в пустой дом, оставшийся ей от родных. В итоге после того самого первого отпуска он был там всего три раза. Два из них он возвращался раньше, оставляя там Таню с Колей. Срочные дела по службе звали, тянули из отпуска, из каждого жаркого душного лета. Остальные его визиты в город не оставляли после себя ничего хорошего.
Дубов никогда не изменял Тане. Хоть в этом он был перед ней чист. Был ли он с ней честен? Нет. Светлана говорила, что ее муж никогда ей не врал. Сразу рассказал, когда у него появилась другая женщина. У Дубова не было никого на стороне в плане физической близости, но от этого было только хуже. Про Ингу Таня узнала сама. Инга, стажерка, помощница следователя. Только-только закончившая академию МВД. Улыбчивая, длинноногая, черноволосая, с ярко-красным вечно напомаженным ртом. Дубов увлекся ей, как и большинство мужиков в отделении, чего уж. Но взаимность она проявила только к нему, Дубову это льстило. Они подолгу засиживались вдвоем на работе. Ничего такого смеялись, разговаривали, пересматривая старые дела. Иногда наклонялась к нему, давая рассмотреть пышный бюст в расстегнутых пуговичках форменной блузки, как будто случайно касалась его лица длинными, сильно надушенными волосами. Если бы Дубов тогда проявил настойчивость, Инга точно бы ему не отказала. Но он был верен жене и относился к этому, как к развлечению, легкомысленной интрижке, которая никуда не приведет. На самом деле он завирался все больше. Дошло до того, что с Ингой они ходили в кино и рестораны. Она писала ему записки, наполненные пошлой, почти детской любовной чепухой. Одну из таких записок однажды нашла Таня. После ссоры и слез она забрала Колю и месяц жила у матери. Потом взяла отпуск и вместе с сыном уехала в Черноозерск.