Ленка вырвалась из его рук и отвернулась.
«Не надо было у нее ничего спрашивать, не надо было», подумал Николай Николаевич, но эти слова сами собой сорвались у него с языка. Ну что же она такое страшное сделала, что они оттолкнули ее от себя, презрели и гоняли, как зайца?..
Ну ладно, ладно! сказал Николай Николаевич. Прости Ты решила уехать значит, тебе так надо. Я жил один И дальше буду жить один. Он помолчал, потому что смысл этих слов был ему неприятен. Привык к тебе? Отвыкну
Тут он по своей старой привычке нахохлился, как птица под дождем, и натянул козырек кепки на глаза.
Все это для меня неожиданно, продолжал Николай Николаевич. Жили рядом, а я толком в тебе ничего не понял. Не проник в твою душу вот что обидно.
Он полез в карман, достал потертый кошелек и долго копался в нем, ожидая, вдруг Ленка что-нибудь скажет, ну, например, что она передумала, что никуда не поедет и что он может спрятать свой кошелек обратно в карман. Он тянул время, тяжело вздыхал, но это ему не помогло Ленка молчала.
На, сказал Николай Николаевич, протягивая Ленке деньги. Купи два билета на завтра. Я провожу тебя до Москвы, до самолета.
А я так хотела на сегодня! печально вздохнула Ленка. На сегодня! На сейчас!
Но это безумие, сопротивлялся Николай Николаевич. Посмотри, какие ты взяла вещи. Где твои учебники? А пальто? Там же снег давно, сразу заработаешь ангину!
Он говорил, говорил, она его перебивала: «На сегодня, на сейчас!» а он убеждал задержаться, хотя сам отлично понимал, что все его доводы полнейшая ерунда, а главное состояло в том, что ему страшно не хотелось, чтобы Ленка уезжала. И поэтому он оборвал свою речь на полуслове, наклонился к ней и признался просительным шепотом:
Ну не могу я так сразу!.. Ну давай завтра.
Ленка выхватила деньги из рук Николая Николаевича.
Ты слышала? Я согласен на завтра, в последний раз попросил он.
Николай Николаевич озадачил Ленку ее ли это дедушка говорит?
Она подняла глаза и увидела его спокойное, неподвижное лицо. Только тонкий жгутик шрама, идущий от виска к углу жестких, сухих стариковских губ, предательски побелел, и потерянные глаза, спрятанные под козырьком кепки, выдавали его сильное волнение.
A y тебя заплатка на рукаве оторвалась, вдруг заметила Ленка.
Надо пришить. Николай Николаевич ощупал заплатку.
Ленка увидела, что шрам на дедушкином лице снова стал еле заметным, и сказала:
Ты бы купил себе новое пальто.
У меня на это нет денег, ответил тот.
Вот про тебя и говорят, что ты жадина. Ленка прикусила язык, но обидное слово уже выскочило, теперь его не поймаешь.
Жадина? Николай Николаевич громко рассмеялся. Смешно. Он с большим вниманием стал разглядывать свое пальто. Ты думаешь, что в нем ходить совсем уже неприлично?.. А знаешь, я это пальто люблю. В старых вещах есть что-то таинственное Утром я надеваю пальто и вспоминаю, как мы с твоей бабушкой много лет назад покупали его. Это она его выбирала А ты говоришь купи новое!..
Их взгляды опять встретились нет, не встретились, а столкнулись, потому что каждый из них думал об отъезде.
Ну ладно, сказала Ленка, поеду завтра. И купила два билета.
Они пошли домой, сопровождаемые неизвестно откуда налетевшим дождем, омывающим сухую предзимнюю землю, они даже не заметили, как он начался.
Когда они вошли в комнату, то в открытую форточку влетела музыка и крики ребят.
У Сомовых гуляют. Николай Николаевич спохватился, что сказал не то, и как бы невзначай закрыл форточку.
Но музыка и крики были так громки, что и затворенная форточка не спасала.
Тогда Николай Николаевич сел к пианино, что он делал чрезвычайно редко, и демонстративно открыл крышку.
Ну что ты так смотришь на меня? спросил он у Ленки, перехватив ее взгляд. Меня почему-то потянуло к музыке. И нечего меня гипнотизировать.
Николай Николаевич заиграл громко и задиристо. Потом вдруг оборвал игру и молча, с немым укором посмотрел на Ленку.
Не смотри на меня так! не выдержала Ленка и крикнула: Ну что ты один будешь тут делать?.. Бери картины с собой, и поедем вместе!
Что ты Опомнись! Николай Николаевич в волнении стал рассматривать картины. Это невозможно. Они родились здесь На этой земле В этом городе У этой реки Здесь им вечно жить Однажды во время войны я лежал в госпитале, и мне приснился сон, будто я мальчиком стою среди этих картин, а по ним солнечные зайчики бегают. Тогда я и решил: если останусь жив, навсегда вернусь в родной дом Не сразу удалось, но все-таки добрался. А теперь мне кажется, что я и не уезжал, что я тут всегда Ну, понимаешь, всегда-всегда Он как-то виновато и беззащитно улыбнулся. Многие сотни лет Что моя жизнь продолжение чьей-то другой Или многих других Честно тебе говорю. Иногда мне даже кажется, что не мой прапрадед написал все эти картины, а я Что не мой дед был фельдшером и построил в городе первую больницу, а тоже я Только одной тебе могу в этом признаться. Другие не поймут, а ты поймешь как надо А когда ты сюда приехала, я, старый дурак, размечтался, решил: и ты к родному месту прирастешь и проживешь здесь длинную череду лет среди этих картин. Пусть твои родители носятся по свету, а ты будешь жить в родном доме Тоже всегда. Не вышло.
Николай Николаевич вдруг подошел к Ленке и решительно сказал:
Послушай, давай кончим это дело. Он старался говорить бодрым голосом. Возвращайся в школу, и баста.
Ленка пулей отлетела от Николая Николаевича, схватила свой несчастный портфель и бросилась к двери.
Николай Николаевич загородил ей дорогу.
Отойди! Такого остервенения в ее лице Николай Николаевич еще никогда не видел: губы и лицо у нее побелели как мел. Лучше отойди!.. Кому говорят!.. И бросила в него портфель он просвистел мимо его уха и шмякнулся о стену.
Николай Николаевич с большим удивлением посмотрел на Ленку, отошел от двери и сел на диван.
Ленка постояла немного в нерешительности, вся сжалась, виновато опустила голову и робко села рядом с ним.
А ты не сердись на меня Ладно? попросила она. Не сердись. Просто я какая-то чумовая. Всегда что-нибудь не то делаю. Ленка заглянула Николаю Николаевичу в глаза. Ты простил меня? Простил?..
Ничего я не простил, сердито ответил Николай Николаевич.
Нет, простил, простил! Я вижу по глазам, обрадовалась она. Я увлеклась
Ничего себе «увлеклась», ответил Николай Николаевич. Родному деду чуть голову не снесла.
А вот и неправда, сказала Ленка.
Ее лицо вдруг так необыкновенно преобразилось, что Николай Николаевич тоже улыбнулся. Оно стало открытым и радостным, рот растянулся до ушей, щеки округлились.
Я же мимо бросала!
И вдруг лицо ее снова изменилось, стало каким-то отчаянным.
Только не перебивай меня. Ладно? А то я сорвусь и не смогу рассказать. А так я тебе все-все расскажу, всю правду, без хитрости.
Хорошо, обрадовался Николай Николаевич. Ты успокойся и рассказывай не спеша, подробно, так легче.
Еще раз перебьешь уйду! Губы у Ленки подтянулись и глаза сузились. Я теперь не то что раньше. Я решительная. И она начала рассказывать.
Глава пятая
Когда я пришла в школу первый раз, то Маргарита, наша классная, позвала в учительскую Рыжего и велела ему отвести меня в класс. Мы шли с Рыжим по коридору, и я всю дорогу хотела с ним подружиться: перехватывала его взгляд и улыбалась ему. А он в ответ давился от хохота.
Конечно, у меня ведь дурацкая улыбка до самых ушей. Поэтому и уши я тогда прятала под волосами.
Когда мы подошли к классу, Рыжий не выдержал, сорвался вперед, влетел в дверь и заорал: «Ребята! У нас такая новенькая!..» и зашелся хохотом.
Ну, после этого я застыла на месте. Можно сказать, одеревенела. Со мной так часто бывало.
Рыжий вылетел обратно, схватил меня за руку, втащил в класс и снова загоготал. И каждый на его месте сделал бы то же самое.