Общий язык мы с ней нашли быстро. Ха-ха, не в прямом смысле, конечно. Просто общались легко и непринужденно. Я бы даже сказал, очень тесно: каждый день проводили вместе во дворе, с утра и до вечера. Расставались лишь на время уроков в школе и быстрых перекусов дома. А! Еще днем она час смотрела бразильские сериалы. Кстати, и меня на них подсадила.
Соседских детей было много, но все они для меня как-то резко ушли на второй план. Лоя их подвинула, но и к себе близко не подпускала.
Артем в то время совсем выпал из жизни. Наверно, погряз в тренировках и на спортивных сборах или разрывался между девчонками. Если честно, я тогда про него не вспоминал и даже был рад, что он так и не познакомился с Лоей. Вдруг она бы ему тоже понравилась.
Думаю, вам уже понятно, что эта оторва стала моей первой любовью той самой, ради которой я и учился целоваться на помидорах. Именно она задела мои чувства, притягивала к себе и тут же отталкивала. Я много раз пытался к ней подступиться, намекал на что-то большее прямо и между строк. Однажды даже подарил ей парный браслет как символ нашей вечной с ней дружбы. Привез его из очередной поездки в Тбилиси. Долго выбирал: хотел купить что-то значимое со смыслом не простую безделушку. В итоге наткнулся на туристическую лавку, в ней торговали всякими украшениями с классными надписями и отсылками к Грузии. Мне понравились два парных браслета на кожаных веревках с бусинами в виде металлических кубиков. На каждом из них буквы, образующие слово. Если сложить их вместе, получится фраза: «дружба навеки». Продавец рассказал, что в Москве есть монумент с таким названием символ дружбы народов России и Грузии. Раньше в Тбилиси у него была пара памятник «Узы дружбы» два позолоченных кольца, затянутых между собой в узел. Но в начале 90-х его взорвали.
Короче, я подумал, легенда очень романтичная, и купил два браслета: один себе, другой Лое. Подарок она приняла, а вот слушать меня до конца не стала:
Спасибо, Мить! Очень красивый браслет, но она надела его на руку и покрутила несколько бусин пальцами. с лапшой своей завязывай побыстрей. Знаю я все твои байки, ее лицо озарила ехидная улыбка.
Я даже не смог ничего ответить. Лишь улыбнулся в ответ, а про себя подумал: «Пожалуйста».
Все мои попытки подкатить к Лое всегда заканчивались ничем. Она делала вид, что не понимает, о чем я болтаю, переводила тему или начинала задирать меня и подкалывать. В общем, мне оставалось только весело проводить с ней время, мечтать о чем-то большем между нами и пробовать склеить ее чем-то другим: «Вдруг когда-нибудь повезет».
Вместе с Лоей мы: строили шалаши из ненужных соседских досок и тумбочек, объедались алычой и шелковицей с деревьев, брызгались водой в самое пекло, играли в карты с другими ребятами и плескались в море. Когда выяснилось, что Лоя не умеет плавать, я решил преподать ей пару уроков, но она оказалась страшной трусихой и напрочь отказывалась держаться на воде без моей страховки. Тогда я сбросил ее с мостика на глубину, а сам остался на суше: сложил руки в позе наблюдателя, ухмыльнулся и стал ждать, когда эта дрянная девчонка подплывет сама. Конечно, если бы она начала тонуть, я бы прыгнул за ней и спас. Может, мне и с искусственным дыханием бы еще подфартило, ха-ха. Но Лоя бултыхалась в воде до последнего. А потом, как я и думал, взяла да и поплыла к лестнице сама. Как всегда, обломала мне все планы на поцелуй. В этом вот вся она.
Глава V
Анапа, 20002001 годы
Мне было почти пятнадцать, когда мама серьезно заболела. Все случилось очень неожиданно и быстро. Как-то ночью ей стало плохо. Мы вызвали скорую, и ее забрали в больницу. Затем врачи, обследования, анализы и страшный диагноз рак в последней стадии. Она мучалась три недели, а потом умерла.
Я места себе не находил. Не понимал: как такое могло случиться? Это же не кино жизнь. Спал плохо, почти не ел, школу забросил Да, какая, к черту, учеба, когда тут такое? Отчаяние, боль, пустота вот то, что переполняло меня в те дни, недели и месяцы. Хотелось выть, разломать, разорвать и разбить в доме все вещи, которые напоминали о маме. Но стоило мне подойти к ее шкафу например и открыть дверцы, как в нос проникал аромат знакомых духов Тут же тело охватывала слабость, ноги переставали слушаться и я без сил падал на колени, цепляясь за платья на вешалках. Зарывался в мамину одежду и пачкал ее слезами, слюнями и соплями. Мог подолгу рассматривать старые фотографии в фотоальбомах те, где она была совсем девочкой с бантами на голове и другие на которых обнимала любимых мужчин: меня, Илюху, нашего с ним настоящего отца и Зазу. Первое время я даже таскал домой свежие лилии мама их обожала и ставил цветы в вазы по всей квартире. Мне казалось, что ей, наверно, приятно видеть с небес такие знаки внимания от близких. Но потом понял, что этим делаю себе только хуже, и перестал.
Отец горевал по-своему пропадал на работе. Брат мой вконец забухал и совсем исчез из семьи. А я сидел дома безвылазно и рыдал в одиночестве. На улице почти не появлялся. Только изредка ездил к маме на могилу и оставался там, пока сторож на кладбище меня не выгонял.
Во дворе о трагедии знали все, но общаться я с ними не хотел. Телефон не брал, а когда звонили в дверь, делал вид, что меня нет дома. Особенно назойлива была Лоя. И уж кого-кого, а ее я тогда видеть хотел меньше всех. Все эти детские сценки со сближением и отдалением Вроде мы нравимся друг другу, но, кроме дружбы, между нами и быть ничего не может От ее «бразильского сериальчика» меня уже поташнивало. Хотелось нормальную девчонку, которая бы с пониманием отнеслась к моему горю, успокоила, поддержала, приласкала, наконец. А от Лои даже поцелуя было не дождаться. Бесполезная трата времени и однобокая игра в любовь.
Короче, около двух месяцев я убивался, а потом вышел из своего логова и ушел в кураж: начал курить, пить и менять девушек как трусы. Хотя нет. Трусы я все же переодевал чаще и стирал их, кстати, с тех пор себе сам. Питался в основном чипсами, шаурмой, семечками и другой уличной дрянью. Иногда готовил дома яичницу или там макароны с сосисками. Но все это, конечно, с маминой стряпней даже рядом не стояло, а Заза был еще тем кулинаром. В общем, пришлось учиться мыть пол, стирать, готовить жрать и все остальное, чем обычно занимаются женщины.
Хорошо, что бо́льшую часть времени я все-таки зависал на улице с девчонками. Какие-то из них были моего возраста, кто-то младше, некоторые старше. В общем, опыта в любовных делах я понабрался. Хоть в чем-то мне повезло. К тому же одна девица устроила меня в ресторан «Чайка» по блату. Она там барменом работала, а я официантом без трудовой, конечно, по-черному. Вот тогда жизнь моя зацвела.
Сотрудников там кормили до отвала три-четыре раза в день. Чаевые от клиентов сыпались только успевай забирать. Бухло халявное было с банкетов бери не хочу. Так еще и столько новых знакомств. Меня там и коктейли делать научили, и вкусно жрать готовить. А сколько телочек мне свои номера телефонов на салфетках оставили не сосчитать. Эх! Вернуться бы в то время хоть на сутки.
С девушкой я той вскоре расстался, а вот работать продолжил. Денег у меня появилось прилично и связей тоже. Так что потихоньку обновил свой гардероб и переобулся в бренды. Купил хороший мобильник, рубашки всякие, джинсы от «Армани», ремень и трусы «Кельвин Кляйн», кожаные туфли «Бугатти», а еще сногсшибательный парфюм от «Картье» с дорогим благородным запахом. От меня веяло бергамотом и чем-то древесным. Короче, если бы я был девушкой, такого парня не упустил бы точно.
Жизнь била ключом. Вот только спустя полгода после того, как я устроился в ресторан, моему папе стало очень интересно: откуда это я беру такие деньжищи? Потом он узнал про школу, которую я давно забросил, мою восемнадцатилетнюю девушку и пошло-поехало. В день, когда все эти новости свалились на моего отчима, мы разругались с ним в пух и прах. Я отказался учиться и бросать работу. В ответ на это он принудительно отправил меня к своей сестре в Грузию на перевоспитание. Сказал, что обратно я вернусь только тогда, когда закончу там школу и научусь манерам. Конец. Я даже попрощаться ни с кем толком не успел. Утром улетел в Тбилиси.