Погибла Земля, рук наших творение, ставшая могилой наших детей, подумал бог Солнце и отвратил от неё взор. Пусть же болтается тысячелетия камнем безжизненным в холодном космосе.
И после этого на планете воцарилась нескончаемая зима. Жизнь замерла. То, что было сожжено и затоплено, превратилось в лёд покрытый снегом. Из края в край на всей Земле лишь Жуткий Холод и Белое Безмолвие.
Так продолжалось тысячи лет.
Однажды, встретившись на небосклоне, Луна сказала:
Смотри, мой милый, Земля остыла снега без края её покрыли. Найдём ли место, где дети жили?
Взглянул бог Солнце на планету снега растаяли, льды отступили. Проклюнулась зелень из чёрной земли, леса зашумели, засверкали реки чистой воды. Вернулись птицы и запели, стада пришли на водопой. За ними звериными тропами крались охотники.
Луна сказала:
Смотри, мой милый, так уже было.
И будет впредь пусть жизнь ликует на планете, как радовались ей наши дети. Но спустя полгода придёт зима, и всё умрёт на этом свете замёрзнут реки, застынут деревья, под снегом скроется трава. Шесть лун будет скорбеть Земля о тех, кто дорог нам и поныне.
Искали осиротевшие родители то место, где дети их прежде жили, но не нашли. После гнева Божьего стала Земля на себя непохожей. Равнины бескрайние смялись горами с шапками белых снегов, которые, тая, родили озеро на высоком плато. Сотни ручьёв его питали, а выбегала одна река. Две скалы берегли её русло, где, низвергаясь с поднебесья, на равнину падала она. Даже когда приходила зима, и льдом покрывалась река, водопад не замерзал, противясь самому лютому холоду.
Смотри, мой милый, вода не застыла, и две скалы подле неё наверное, здесь наши дети жили .
Так пусть будет это место самым благословенным на планете.
Сбылось пророчество.
Когда заканчивался траур природы, и тёплые ветры гнали зиму вон, слезился снег под лучами солнца, маревом застилая горизонт. Вскрывались реки и озёра, слепящим блеском приветствуя небеса. И вот уже рождались волны там, где ледяная пустошь была, и, разгоняясь на просторе, набирали мощь, вскипали пенной гривой без устали мыли прибрежные камни и камыши. Рыба играла, радуясь солнцу. Птицы вернулись с южного отдыха и сразу же за семейные хлопоты принялись. А меж озёр в замшелых горах липы распустились с клёнами, острый дух разносила сосна. Пчёлы проснулись. В поймы рек вернулись мамонты и такие же лохматые носороги. На склонах гор паслись олени. Бизоны, лошади и сайгаки в степях находили корм. Пещерный лев с пещерным медведем, рёвом оглашая окрестности, спорили из-за жилья.
Безумная борьба за жизнь всего живого опять началась!
Вслед за животными в край благословенный ступил разумный человек. Шёл он вооружённый палицей, каменным ножом и копьём с кремневым наконечником, но главным оружием и товарищем был, конечно, огонь его добывали искрой из камня. Шёл не один, а с целой ватагой таких же охотников и собирателей съедобных корней, ягод, плодов. Охотились на животных всем скопом загоняя стада на обрывистые берега или копая в узких местах западни. Жилища строили из бересты, шкур, веток и травы однолетние шалаши, потому что были кочевниками и называли себя людьми, выбрав в тотемы животных.
Однажды охотники племени Серых Волков у водопада в горе пустующую пещеру нашли себе в ней лишь глиняный истукан с фигурой горбатого карлика стоял у стены. Хозяин решили люди и, поднеся ему дары, попросили разрешения остаться.
Глиняный идол молчал.
Всё лето жило племя в утробе горы вблизи водопада ловили рыбу, били животных, из шкур которых шили одежду и не забывали каждый раз, возвращаясь с охоты, мазать брюхо истукана кровью, чтобы удача с ними была. Она сопутствовала им всегда в погоне за мамонтом, в охоте на зубра, в поисках пчёл в дуплах. Не повезло лишь одному Шурханше копытом лось разбил ему ногу. Стал бесполезным он на охоте, сидел в пещере и мастерил каменные ножи.
Когда север дыхнул зимою, и потянулись стада на юг, ему сказали:
Мы не возьмём тебя с собою, а сам ты не сможешь идти придётся остаться здесь, Шурханша. Пищи для костра хватит ты не замёрзнешь, но о своей пище Хозяину пещеры молись.
Племя ушло. В пещере остались искалеченный охотник и мать его, старая Рогоза.
Мне не дойти в край высокого солнца, объяснила она. Буду с тобой здесь умирать.
Может, попробуешь съедобных корней где-нибудь в поле накопать.
Что толку? отвечала мать. Нам не перезимовать. Закрой глаза и лежи. Чувствуешь, как остывают ноги? Это не страшно, сын мой, усни. Смерть подкрадётся ты не почувствуешь, как улетит душа в Долину Вечной Охоты, где не бывает голода, где все мы когда-нибудь соберёмся.
Я чувствую холод, я чувствую голод, я не хочу умирать. Найди мне костыль, я сам попробую пищу добыть.
Смерть это мгновение жизни. Был ты в ней мужественным и сильным что же сейчас щенком заскулил?
Я не щенок, возразил охотник. Я ещё чувствую в себе силы с медведем сразиться и его жизнь отнять.
Ну-ну, покачала головой мать. Иди, накорми собой медведя.
В куче хвороста он нашёл палку годную для костыля. Палицу взял и поковылял на охоту, но остановился у входа за ним белой от снега лежала земля. Вьюги с метелями там песни пели, где раньше поля зеленели. Голыми стояли деревья. Пусто в округе ни следов, ни зверья.
Ты права, Шурханша вернулся к костру. Нам не выжить.
Но муки голода не дают покоя приполз охотник к глиняному истукану и начал молиться:
О, Хозяин пещеры, помоги! Не дай нам с матерью погибнуть чудо сотвори. А я тебе, если встану на ноги, каждый день буду брюхо мазать жертвенной кровью .
Прижался и стал слизывать засохшую кровь с живота глиняного истукана.
Мрак через вход заполз в пещеру сузил её до маленького круга у костра. В нём спокойно лежала умирающая Рогоза, а рядом метался Шурханша с распухшим коленом. То ли бредил он, то ли грезил голос услышал под сводом пещеры.
Своими молитвами ты разбудил меня, охотник, от тысячелетнего сна теперь я снова Бурунша. Проси чего хочешь.
Жизни прошу себе и матери.
Пока живёте, потом умрёте ничто не вечно под луной.
Тогда прошу тебя, о, Великий Бурунша, рану мою исцели всё остальное, если встану на ноги, сам добуду и о тебе не забуду.
Я могу вернуть тебе силы и здоровье.
Так что же ты медлишь?
Ты сам лежишь. Вставай, бери палицу убей эту женщину и съешь её.
Это мать моя, о Великий Бурунша!
Так чего же ты хочешь от меня? Я подсказал тебе путь к спасению. Не нравится умирай.
Холодом потянуло от входа, Шурханша голову приподнял.
Мама, ты спишь?
Поднялся и на рубиновые угли положил сухие ветки.
Сон приснился, будто глиняный идол ожил и со мной говорил. Ты меня слышишь?
Рогоза:
Слышу пока, но смерть на подходе ни ног, ни рук не чую уже. Так что идол?
Спасенье во сне предлагал.
Ну, так засни и спасайся.
Костёр разгорелся. Шурханша взял пылающую ветвь и подполз к глиняному истукану. Осмотрел фигуру с надеждой найти хоть ещё одну каплю засохшей крови.
Надо же такому присниться, сказал сам себе.
А из темноты прилетел ответ:
Убей, съешь, и ты спасёшься.
Ладно, пусть будет по-твоему я её съем, как только она умрёт.
Убей, крови напейся, шептала тьма, в этом твоё исцеление.
А голод на части рвал живот, в колене болью пульсировало сердце.
В руке не факел, в руке палица и всего лишь чуточку осталось ползти.
Мама, прости.
Когда закончилась зима и Серые Волки к водопаду вернулись, у входа в пещеру сидел Шурханша живой, здоровый и невредимый.
Как же ты выжил? удивились люди.
Много молился, и Хозяин пещеры Великий Бурунша меня исцелил.
А где мать твоя, старая Рогоза?
Умерла в начале зимы. Эй, стойте, а вы куда? Эта пещера не для людей. Вы оскверните своим присутствием Святилище Великого Бурунши он прогневится, и тогда не будет вам счастья в охоте, все от одной болезни умрёте.