Алексей Бородкин
Несчастливые люди
Рождественская сказка со счастливым концом
/в качестве прелюдии чистосердечно признаюсь, что события имели место в действительности я лишь незначительно сдвинул их по временной шкале, чтобы придать сказочности и красок этой грустной, в сущности, истории
Умывался он с наслаждением, отплевывался, причитал и тряс головой, чтобы избавиться от воды, набежавшей в уши. Вытираться тоже было приятно, но, отняв от лица полотенце, Николай Дмитриевич увидел, что оно испачкано радикально-чёрными штрихами вероятно машинное масло попало на волосы.
"Как я умудрился?" подумал с неприятным удивлением. Изгадился? Когда?"
И ещё подумал, что замарал хозяйское полотенце, а это свинство.
Лида сидела на кухне, из окна бежал свет не по-зимнему белый и энергичный, женщина опустила ладони меж колен, словно Иисус в пустыне. Николай Дмитриевич хотел извиниться, и даже приготовил фразу: "Ты представляешь, весь день ходил по базе, выбирал полуоси и тормозные колодки. Где-то влез в отработку здесь следовало развести руками. Испачкал полотенце, Лид Ничего? Ну, свинтус я, ну, виноват! Не велишь казнить?"
Лида опередила:
А меня муж бросил.
Пауза на четыре секунды.
Не горюй слишком, выговорил Николай Дмитриевич, и таки использовал заготовленный жест. Дело житейское. Вчера бросил, завтра вернётся. Я свою кобру знаешь сколько раз бросал? Безоговорочно и безрезультатно.
От меня муж ушел, повторила Лида, будто бы надеясь, что такая формулировка доступнее для понимания.
Николай Дмитриевич сунул в ухо мизинец (там оставалась вода), сочувственно "икнул" правым плечом вверх и вниз. Следом за этим движением, в животе заурчало: позавтракать Николай Дмитриевич не успел, и целый день не имел во рту даже росинки маковой.
Вспомнил, что хотел с Аркашей (ушедшим мужем) посоветоваться о болях в пояснице там что-то постоянно ныло и тянуло и это тревожило.
Аркадий ушел, дядя Коля! с усилием выдавила Лида.
Давно?
Третий день. Губы племянницы затряслись.
А почему ты решила, что ушел? Женщину требовалось приободрить, Николай Дмитриевич заговорил рассудительно. Канун Нового года, праздники быть может, загулял с друзьями. У меня завгар вон вторую неделю не просыхает, и ничего. Он свободная личность в результате назревающего коммунизма, конституция его защищает. Я ему отпуск оформил за его собственный счёт и всё пущай пьёт. Нам ли быть в печали?
Ушел он бросил я знаю.
От такой унылой целенаправленности Николай Дмитриевич даже воскипел:
Да почему вы, бабы, всегда самое плохое думаете? Быть может он ногу сломал эту самую, как пёс её?.. шейку бедра! лежит где-то во сугробе, подняться не может.
В мутных от слёз глазищах Лиды зародилась надежда:
Дай бог, чтобы так! проговорила она. Дай бог
Лида попросила проводить её в отделение милиции она хотела написать заявление. Николай Дмитриевич подумал, что это чушь: "Курам на смех!", но отказать не сумел, хватанул на ходу горбушку хлеба с салом и начал одеваться не расстраиваясь больше о перепачканном полотенце.
***
Картина вытанцовывалась следующая. 18 декабря Аркадий Сергеевич Лакомов не вернулся домой с работы.
Я не заподозрила дурного, пояснила Лидия Лакомова, подумала, что он остался на дежурство, или кто-то из персонала заболел. Сейчас многие болеют дети в школе, педагоги и даже среди врачей случаются заболевания гриппом. Аркаша часто подменял он добрый, отзывчивый. Он не мог отказать.
Младший лейтенант скупо кивнул головой, обозначая своё внимание и перевёл взгляд на дверь, лишь только по ходу кольнув Николая Дмитриевича, что стоял рядом с заявительницей.
На следующий день я забеспокоилась и позвонила заведующей Аркадий работает в поликлинике терапевтом, понимаете?.. Заведующая сказала, что он отпросился и ушел раньше, сразу после обеда.
Когда? вклинился лейтенант.
Что когда?
Когда он отпросился? Восемнадцатого или девятнадцатого?
Восемнадцатого, вздохнула Лида. Он отпросился и ушел от меня.
Указательным пальцем лейтенант почесал в затылке, палец двигался по радиусу, словно "дворник" на лобовом стекле автомобиля:
А чего вы хотите от милиции?
Я Лида смутилась и начала мямлить: Дело в том мы прожили девять лет почти всегда душа в душу я не ожидала предательства боюсь
В разговор ворвался Николай Дмитриевич, оттеснил племянницу:
Ну, вот что, лейтенант, не морочьте голову! Человек провал, не мешок картошки! Три дня, как ушел из дому! Примите меры!
Заявление приму, согласился лейтенант. Меры отнюдь! Слово "отнюдь" явственно нравилось служке закона. Каждый человек имеет право жить где он хочет и с кем он хочет. Конституция дозволяет.
А что, если он погиб? опасным шепотом выговорил Николай Дмитриевич. Что, если мужика убили? Николай Дмитриевич умел драматизировать. Работа в автопарке требовала. Про уход из семьи и другую женщину это вы не слушайте, это всё филькина грамота. Лидка навыдумывала от паники. Аркадий честный семьянин, в шахматы играет второй разряд, практически в свободное время мануальной терапией занимается. Спину мне лечил, вот, иголками. Он порядочный человек и он пропал, неужели непонятно? Николай Дмитриевич значительно взвинтил себя и не собирался останавливаться. Я вижу, вы не хотите меня слушать, лейтенант. Всё, что я говорю, вам кажется чепухою. Пожалуйста! Имеете право несовместимое с занимаемой должностью! Будем говорить с начальством. Кто тут у вас главный? Пригласите, пожалуйста!
Не кипятитесь, гражданин! Разберёмся!
К чести лейтенанта он действовал решительно и сметливо: пододвинул Николаю Дмитриевичу второй телефонный аппарат (бодрого синего окраса и с трещиной на фасаде), распахнул тетрадь на развороте "Больницы и морги", отутюжил её пальцами, чтобы страницы не поднимались.
Кивнул:
Так справимся эффективнее. Ваша колонка правая, моя левая. Накрутил верхний номер.
Звонки отняли минут пять или семь. Лида сидела, как мышка: кивая, сморкаясь и прижимая к губам клубок носового платка. Переводила взгляд с одного мужчины на другого.
По итогу, лейтенант хмыкнул, вернул трубку на телефон и выговорил:
Сейчас оформим заявление, гражданочка только вы напрасно беспокоитесь. Ввернётся он к вам или не вернётся, этого милиция гарантировать не в силах. Но я имею основания утверждать, что противоправных действий в отношении гражданина Лакомова совершено не было. Восемнадцатого, девятнадцатого и даже двадцатого декабря сего года в медицинские учреждения города поступил только один пострадавший с телесными повреждениями, и это однозначно не ваш муж.
А чей? вскинулась Лида.
Гражданин без документов, лейтенант поправил фуражку. Какой-то маргинал личность без определённого места жительства. Вероятно, алкоголик или пьяница.
Николаю Дмитриевичу фраза понравилась, он сказал, что это две большие разницы:
Алкоголик супротив пьяницы, всё одно, что дворник супротив столяра. Посмотрел на Лиду: Ну, вот, дурёха, а ты психовала! Ушел! Ха-ха! Нашего брата, ещё палкой будешь гнать не уйдём. Верно я говорю, лейтенант?
Лидия подняла взгляд на дядю Колю и тоже невольно улыбнулась подчиняясь его веселью. И лейтенант захихикал.
В голове женщины танцевала блаженная сумятица, глупая, и одновременно, спасительная: с одной стороны, раз Аркадия нет в больнице (и в морге! свят-свят! тоже нет!), значит он не пострадал и это хорошо. Но раз он не пострадал, значит он изменил с другой и это отвратительно!
Когда вышли из отделения милиции, сверкала луна. Оптимистично гудели машины, крупкой сеял снежок, прохожие торопились вернуться домой. Вечер формировался вполне себе рядовой, текущий, безликий, но