Сбоку мне хорошо был виден участок ледника, через который они шли, и метрах в трёх с половиной от них справа была глубокая расселина. Создавалось обманчивое впечатление, что плоская поверхность ледника неопасна, но при наличии трещин и провешенной в обход них верёвки риск, на который они пошли ради экономии нескольких минут, казался ненужным. Наблюдая за тем, как они без страховки бредут среди открытых трещин, я ощутил тревожный прилив неприятного жара.
Мы с ПиКеем закончили короткую передышку, взвалили на плечи рюкзаки и начали заключительную часть перехода. Мы добрались до относительно безопасного Лагеря примерно в полдевятого утра. Барт стоял возле оранжевой палатки-кухни, поджидая нас. Останавливаясь после каждого шага, чтобы перевести дыхание, я направился к нему и остановился, не дойдя полметра. Барт ухмыльнулся.
Добро пожаловать в Первый лагерь.
Трудолюбивые шерпы и проводники из нашей экспедиционной компании, International Mountain Guides (IMG), разбили лагерь ещё за несколько дней до нашего прибытия. Кроме палатки-кухни и оранжевой палатки-склада на нашем участке было двенадцать жёлтых спальных палаток, образующих грубый овал метров двадцать пять в длину и двенадцать в ширину. Гигантские открытые расселины пересекали ледник всего в нескольких метрах выше и ниже нашего лагеря. Нечего и думать бродить вокруг.
Периметр лагеря был обозначен бамбуковыми колышками высотой по колено, воткнутыми в снег. На верхушках палаток развевались короткие полоски мерной геодезической ленты из розового пластика. Если учитывать дюжину других экспедиций, обосновавшихся поблизости, численность маленькой общины на леднике составляла около сотни человек.
Первый лагерь заслоняли западное плечо Эвереста в нескольких сотнях метров к северу и Стена Нупцзе мерах в трёхстах к югу. Почти все экспедиции, выбирающие южный маршрут на Эверест, начиная со швейцарской экспедиции 1952 года, разбивали лагерь в этом же районе на среднем участке ледника.
Барт провёл меня через лагерь к нашей палатке метрах в двадцати. На прошлой неделе мы с ним тоже ночевали в одной палатке, когда в порядке акклиматизации поднялись на вершину Лобуче Восточная[19] высотой 6119 м. В свои шестьдесят лет Барт был мягок и дружелюбен, и общаться с ним было очень легко. Старший финансовый консультант по профессии, он оставался умным и приятным собеседником даже после долгих часов вынужденного сидения в холодной палатке. Барт был преданным семьянином и всегда улыбался, рассказывая о своих детях и внуках.
Я со стоном снял личное снаряжение и уронил его прямо в снег. Затем по одному предмету враз стал передавать Барту в палатку. Даже от такой незначительной нагрузки пульс и частота дыхания у меня зачастили. Я напомнил себе, что двигаться надо медленнее, чем обычно.
Из палатки-кухни на другом конце лагеря к нам направился ПиКей, держа в каждой руке по пластиковому стаканчику. Он протянул один мне со словами:
Лимонный сок.
Я отхлебнул терпкий лимонад и вздохнул.
Спасибо, ПиКей.
Вблизи Эвереста может быть нестерпимо холодно и уже через несколько часов невероятно жарко. Разрежённая атмосфера пропускает солнечное тепло, и оно поджаривает нас, а белая поверхность снега отражает солнечные лучи во всех направлениях. Неосторожный альпинист может заработать солнечный ожог под подбородком из-за отражаемого вверх солнечного света. Я даже слышал об альпинистах, получивших ожог нёба в солнечную погоду из-за того, что слишком долго стояли и отдыхивались, широко раскрыв рот.
В белой чаше Западного Кума солнечное тепло, похоже, многократно отражалось от гладких стен, так что тут было не просто тепло, а почти что жарко. Большую часть весны здесь днём образуется плотный облачный покров, облака задерживают тепло и вынуждают альпинистов изнемогать от жары. Регулярная профилактика обезвоживания имеет решающее значение на высоте, поэтому я прервал распаковку и выпил сладкий напиток. Между глотками я любовался видом к западу над ледопадом. Наполовину скрытые облаками, ближайшие пики Пумори[20] и Лингтрен[21] уходили на полтора километра в небо прямо за Базовым лагерем.
ПиКей, спасибо, что провёл нас сегодня через ледопад.
Нет проблем, сказал он с усмешкой.
Недосып и выматывающий подъём утомили меня. Но голова оставалась ясной, и я испытывал восторг от того, что добрался сюда, а во время пребывания на большой высоте и то и другое было превосходным знаком. После дюжины предыдущих восхождений на подобную высоту сейчас я чувствовал себя лучше, чем когда-либо на высоте 6000 метров. Всё говорило о том, что я был на верном пути и после правильной подготовки сумею подняться на Эверест.
Я заполз в нашу жёлтую палатку-купол и разложил вещи и снаряжение. Каждые несколько минут в лагерь прибывали новые товарищи по команде и их напарники-шерпы. Когда слышал, как они входят в лагерь, я обычно высовывал голову в дверной проём и выкрикивал приветствие. Большинство альпинистов выглядели усталыми, но счастливыми. Непальские проводники казались невозмутимыми. Поскольку их предки жили в этих высокогорных долинах более шестисот лет назад, шерпы благодаря своей природе чувствовали себя на высоте гораздо лучше, чем все мы. Наши непальские проводники несколько раз за предыдущую неделю доставляли сюда запасы продуктов и снаряжения, так что они были в превосходной форме и отлично акклиматизированы. Всякий раз, как я выглядывал наружу, над горой сгущались облака и заполняли долину Кхумбу под нами.
Моя жена Глория очень переживала по поводу моего первого восхождения по нестабильному ледопаду. Чтобы успокоить её, я достал со дна рюкзака навигатор GPS[22], с помощью которого можно отправлять и получать текстовые сообщения. В 10:51 утра я написал: «Лагерь 1, всё норм. Чувствую себя отлично. Двигались чётко, дошли быстро, за 5 часов». Видимость ухудшилась, а до обеда оставалось ещё два часа, и мы с Бартом решили вздремнуть. Я с трудом снял один из верхней пары трёхслойных большущих ботинок. Через минуту, тяжело дыша, собрался с силами и справился со вторым. Снял верхнюю одежду и залез в спальник. Плотный пуховый подголовник показался особенно уютным, и я почти тут же заснул.
Сквозь сон я почувствовал, как острый твёрдый край ледника впивается мне в правое бедро. Я перекатился на спину, и спальник с шуршанием скользнул по тонкой нейлоновой стенке палатки. Стоило лишь перевернуться с боку на спину, как от усилия на большой высоте сердце бешено застучало. Я задохнулся, хватая воздух ртом.
Барт, лежавший рядом со мной, похоже, ещё спал. В лагере было тихо. Неспешный отдых казался настоящей роскошью.
Слева от меня что-то тихо прошумело. Я ещё не до конца проснулся и решил, что Барт, должно быть, ткнулся в свой край палатки. Но звук казался слишком громким и долгим. Рокочущий гул нарастал и приближался, словно шёл снаружи. «Странно», подумал я.
Я высунул голову из спальника и прислушался. Барт пошевелился.
Лавина? спросил он.
Да. Похоже на то.
Всю предыдущую неделю в Базовом лагере мы ежедневно слышали лавины. Обычно они сходили в нескольких километрах от нас и двигались в другую сторону, так что особой опасности не представляли. Чаще всего шум быстро стихал. Но в этот раз гул не прекращался.
В моей голове вспыхнула картинка: над нами же свисают ледовые поля. Сквозь тонкую, как бумага, ткань палатки было слышно, что шум грохочет всё ближе и громче. В груди у меня всё сжалось.