Теперь же услышав слова председателя Хэ о том, что, если она выпьет до дна свой стакан, то он обеспечит ей безопасность, она твёрдо решила выпить этот стакан. Она редко пила водку, и если пила, то могла выпить самое большее дватри ляна. На этот раз она бы пожертвовала даже своей жизнью, чтобы обезопасить себя. Она поднесла стакан ко рту, сделала глоток, затем ещё глоток, все её лицо мучительно сморщилось. Оставалось еще немного, и она, кашляя, допила всё.
Хэ Чэншоу поднял большой палец вверх в знак одобрения: «Отлично, Сяохао хороший товарищ! Вы в безопасности!». Сказав это, он поднял голову и выпил ещё стакан.
Неожидано У Сяохао увидела, что под его широким подбородком справа и слева виднеются два красноватых пятна, узких и длинных. Она застыла от неожиданности. Увидев её ошеломлённое лицо, Ван Юйфэн сказала: «А, увидела? Это у него рыбьи жабры. У островитян так и не исчезли зачатки жабер, вот Чэншоу один из них».
У Сяохао снова «проглотила кита». Она протянула руку, намереваясь потрогать эти «жабры», но Хэ Чэншоу оттолкнул её и, прижав подбородок к груди, сказал хриплым голосом: «Чего смотреть! Люди с жабрами всего лишь легенда».
Ли Яньми сказал: «Хэ действительно может находиться под водой в течение длительного времени без необходимости выныривать, чтобы сделать вдох. Я сам видел, своими глазами».
Хэ Чэншоу бросил на него гневный взгляд: «Ли, хватит нести чушь! Сделали приветственный обед председателю У, так чего же не подносите ей бокалы?»
Дальше началось нечто ужасное: Ли Яньми, Ли Дачжао, Ван Юйфэн и водитель председателя Чжан по очереди стали подносить ей стаканы с водкой. Она не могла выпивать до дна все их стаканы, но и делать глоток с каждого уже было невыносимо. Она поставила очередной стакан на стол, махнула рукой и сказала: «Всё, хватит, на сегодня с меня хватит!». Хэ Чэншоу громко хлопнул в ладоши: «Всё так всё! Интеллигенция должна быть в полной гармонии с рабочими и крестьянами. Говоря языком тридцатилетней давности, мы бедные рыбаки, и вы должны построить с нами равные отношения!». У Сяохао выставила вперёд обе руки: «Ни к чему притягивать сюда отношения. В любом случае, вы пейте, я больше не буду пить». Ван Юйфэн сказала: «Можешь не пить, но поесть надо. Есть еще блюда».
У Сяохао немного опьянела. Бухгалтер нёс тарелку с небольшими живыми осьминогами, которые шевелили своими длинными щупальцами с присосками. Хэ Чэншоу палочками подцепил одного осьминога и протянул У Сяохао: «Попробуй живого». У Сяохао поспешно вытянула руку в знак отказа: «Это очень страшно, я не могу!». Хэ Чэншоу сказал: «Что тут страшного, Дунфэн, покажи». Ван Юйфэн ловко вытянула осьминога с тарелки и отправила себе в рот. Щупальца осьминога мгновенно присосались к её губам, а некоторые даже впились ей в нос. У Сяохао уже не могла сдерживаться, она вскочила изза стола и выбежала во двор. Её качало и ей пришлось ухватиться за ветки гранатового дерева.
Сяо Сюэ вышел за ней и прошептал: «Это действительно ненормально». Он сказал У Сяохао, что такого блюда не было никогда ни на острове, ни в Юйчэн. Ван Юйфэн узнала о нём из корейских дорам. Она угостила им председателя Хэ, и ему тоже понравилось. По их словам, после того, как проглатываешь осьминога, щупальца приятно царапают и щекочут пищевод. У Сяохао поспешно замахала руками: «Замолчи, замолчи, это отвратительно!»
Сяо Сюэ вышел за калитку, и, вероятно, пошёл на пристань. У Сяохао больше не заходила в дом, она в оцепенении сидела на каменной скамейке под гранатовым деревом. Под её ногами прыгали тени от ветвей дерева, а вокруг бегали маленькие чёрные муравьи. Оглядевшись, она увидела муравейник в дупле дерева, муравьи сновали вокруг него туда и сюда. Внезапно У Сяохао подумала, что Цзепо это гранатовое дерево, а муравьи это социальная масса. Со вчерашнего дня я вошла в эту колонию муравьёв. Интересно, в этом дупле тоже будет приветственный обед? А если муравьи напьются, у них тоже головы отяжелеют и будут гудеть, как у меня сейчас?
Она ещё раз посмотрела на муравьёв, но, кажется, среди них не было ни одного с шатающейся походкой и отяжелевшей головой.
Просидев так довольно долго, она услышала голос председателя Хэ: «Пошли, пошли». Она повернулась и увидела, как несколько пьяных человек выходят из дома. Председатель Хэ ничуточку не опьянел, походка его была попрежнему твердая и голос звучал бодро. Прежде серьезный Ли Яньми стал чуть веселее и улыбался. Ли Дачжао пытался положить за ухо ещё одну сигарету, хотя за обоими ушами уже были сигареты. Следом вышла Ван Юйфэн и тут же бросилась к У Сяохао. От неё пахло водкой, она обняла У Сяохао и сказала: как жаль, что ты не поела живого осьминога, не ощутила его вкус, это самое большое упущение в твоей жизни.
У Сяохао, не обращая на неё никакого внимания, вырвалась из её объятий и, пошатываясь, пошла к калитке. Дойдя до пристани, она попрощалась с деревенскими рыбаками и вместе с Хэ Чэншоу и другими села в катер.
Наконец, катер отчалил от берега. У Сяохао села рядом с председателем на задний ряд. Она закрыла лицо руками, и, склонив голову, сказала: «Председатель, извините, я пьяна». Хэ Чэншоу ответил: «Только напившись вместе со всеми до опьянения, можно найти с ними общий язык». У Сяохао, покосившись на него, спросила: «А Вы никогда не пьянеете?». Хэ Чэншоу засмеялся: «Из меня алкоголь выливается, поэтому хоть тысячу бокалов выпью, не опьянею». «Откуда выливается?». Хэ Чэншоу наклонил голову и указал на красноватое, блестящее пятно под нижней челюстью: «Отсюда». У Сяохао ошарашенно сказала: «Вы и есть человек с жабрами».
Она пребывала в оцепенении, как вдруг прямо перед ней внезапно появилась большая рука с пятью пальцами, два пальца были согнуты, а три вытянуты наверх. А за этой рукой виднелось сияющее улыбающееся лицо председателя Хэ.
Внезапно большой и указательный пальцы, которые были согнуты и соединены в кольцо, разъединились. И когда указательный палец взлетел вверх, она услышала глухой звук щелбана. По лбу словно ударило током, и боль разлилась по всей голове, проникая во все клеточки её тела.
3
Вечером в общежитии У Сяохао позвонила своей лучшей подруге Чжэнь Юэюэ и рассказала ей обо всём, что произошло с ней за день. Но вместо поддержки Чжэнь Юэюэ вдруг с гневом сказала: «Хорошо, хорошо, пусть ты переехала в деревню, захватив с собой высокие идеалы и великие устремления, пусть ты прекрасно проводишь там время, так ещё и бежишь за 30 километров от города, чтобы стать зампредседателя. Подожди, пройдёт совсем немного времени, и ты превратишься в пахнущую перегаром и ругающуюся матом бабу. А дальше что? Найдёшь себе вонючего детинурыбака и будете любиться с ним в вонючей кровати, а нет, прямо на песке. Я тебя умоляю, если родишь ребёнка с жабрами, то не смей подкидывать мне его нянчить, я не смогу смотреть на него, меня стошнит!»
Услышав эти слова, рука, в которой У Сяохао держала телефон, затряслась. Она сделала глубокий вдох и сказала тем весёлым тоном, каким обычно говорила с Юэюэ: «Родная, тебе не нравится, что я переехала в деревню, но не надо так оскорблять меня, это очень жестоко с твоей стороны».
«Родная? Раньше да, но дальше посмотрим. Если так будет продолжаться, то я тебя и знать не захочу».
Сердце У Сяохао замерло. Она молча положила трубку и с тяжёлым вздохом плюхнулась на кровать.
Два месяца назад У Сяохао увидела объявление районного орготдела о том, что ведётся набор кандидатов на должность зампредседателя для работы в посёлках и деревнях, и решила подать заявление. Многие воспротивились этому её решению: муж, дочь, лучшая подруга, никто не поддержал её. Для многих работа в районном НПКСК кажется верхом успеха. Из года в год сочиняешь литературу по истории и культуре и живёшь, не зная горя и печали. После рабочего дня хлопочешь по дому, занимаешься ребёнком, жизнь течёт своим чередом. Особенно противился муж, Ю Хаолян, но она не обращала на это внимания, потому что уже давно решила уйти от него. Она была сыта по горло совместной жизнью с ним, ей надоели его каждодневные оскорбления. Дочь, которая училась сейчас в третьем классе, тоже была против, но это У Сяохао ожидала. Они были очень привязаны друг к другу, и, конечно, очень болезненно переживали эту разлуку. К счастью, Ю Хаолян очень трепетно относится к дочери, и У Сяохао могла быть спокойна за дочь, а вырастет, она обязательно поймёт решение матери.