Может, начал проходить первый испуг? Я ведь так резко оказалась в центре событий, что могла только, как утопающий, барахтаться во все стороны и стараться держать голову на плаву. Все, что делала совершала интуитивно, а у страха, как известно, глаза велики. Может, стоит обратить внимание и на положительные моменты своего нового положения? Я, черт возьми, неприлично богата, довольно популярна, если судить по обложкам журналов с автографами и интересу журналистской братии к моей персоне. У меня огромный гардероб, который и за год весь не «выгулять», даже если ни разу не повторяться. Разве прошлая Кристина могла о таком мечтать? Что ей светило? Работа преподавателем славянской культуры и языка где-нибудь при русском посольстве после окончания университета? Брак с каким-нибудь менеджером, инженером, а в самом лучшем случае врачом? Обыденная скучная жизнь, из которой необъяснимым образом я будто сама себя выдернула за волосы.
И пусть выбранная мной профессия стала бы любимой, а муж, возможно, не грозился бы придушить меня за измены разве в нашем мире богатство и власть не решают все? Я набиралась сил под упругими контрастными душевыми струями, спорила сама с собой и, в конце концов, вроде бы даже победила.
На крючке висел свежий белый короткий халатик, я накинула его, выпорхнула, взбивая на затылке рукой влажные волосы, босая, свежая и обновленная, чувствующая себя совершенно другим человеком, и принялась изучать гардероб. Размеры обуви точно совпадали с моими ступнями, одежда садилась на фигуру, как влитая. Все сходилось: это моя спальня и гардероб мой. Я примеряла то и это, крутилась перед зеркалом, наслаждаясь тем, как идет мне стоять на подиуме, как великолепно выгляжу в достойном обрамлении. Надевая вычурные платья, своими глазами убеждалась, какой представала для окружающих Фэй: девушка с претензией на эксклюзивность.
Разграбила бельевой ящик лукавил Джеймс все-таки, белье у меня тоже имелось, правда, на мой вкус слишком парадное, только шелк, атлас, кружева, никакого хлопка. Хотя это у Кристины жизнь состояла из серых будней, лекций и поочередной с подругой уборки крохотной квартирки, у Фэй каждый день праздник, ее жизнь полет, и ничего, кроме дизайнерской одежды и дорогого белья ей носить по статусу не полагалось.
Выдвинув другой ящик, я обомлела. На бархатистой подкладке сверкнули крупными каплями сапфиры и рубины, тускло заблестело золото. Да это же драгоценности моей русской бабушки! Я прекрасно помнила их все: тиару, украшенную бриллиантами, в которой бабуля еще молоденькой примой танцевала на сцене Большого, тяжелое массивное колье, подаренное ей после премьеры в Лондоне состоятельным поклонником. Браслет с изумрудами от дедушки, который тогда еще не был ей мужем. Чтобы купить такой подарок для недоступной красавицы, он продал свой автомобиль. И бабушка оценила. Именно его сравнительно скромный, с таким трудом приобретенный презент, а не колье или тиару от более богатых поклонников, хотя сохранила все. Говорила, что подарок надо оценивать не по ценнику на витрине, а по ценности для бюджета дарителя, и мелких презентов тиар, колец и колье ей дарили много, а по-настоящему незабываемый один. Этими историями в нашей семье потчевали меня с детства. Но почему родители решили отдать мне все? Драгоценности хранились в сейфе, как великая реликвия, не столько денежная, сколько памятная, и чтобы просто так взять их примерить речи не шло, не говоря уже о том, чтобы забрать из дома и увезти с собой.
Дрожащими руками я перебирала сокровища своей семьи, брошенные в ящик по соседству с атласными тряпками, и не могла отделаться от ощущения, что это кощунство. Так поступил бы чужой человек пристроил красивые цацки под рукой, чтобы удобнее было подбирать к вечернему наряду но не я, не я же! Да как бы я ни втрескалась в Джеймса или кого-то еще, как бы ни погналась за богатством, ни за что бы не позволила себе так поступить с наследственными реликвиями! Меня просто не так воспитали!
Сразу же перехотелось крутиться перед зеркалом и воображать себя довольной и счастливой богатенькой Фэй. Я задвинула ящики, вернула одежду на вешалки, убрала разбросанную обувь, натянула банный халат и вышла, закрыв за собой дверь в гардероб. Взгляд сам собой упал на экран лэптопа. Ладно, повеселились и хватит. Пора протрезветь от тряпочного угара и признать, что таким образом нынешняя Кристина во мне по-детски пряталась от неприятного момента. Было страшно и тяжело но под горячей водичкой расслабилась, убедила себя, что все в порядке, потом в гардеробной порезвилась, похохотала вдоволь так, как мечтала бы развлечься любая девушка. Расслабила напряженные нервы, забыла о ноющей червоточине в сердце, а теперь пора продолжить искать правду о себе.
Все же, надо признать, я откровенно трусила, потому что перед тем, как приблизиться к злосчастному лэптопу, для начала перерыла кровать. Заглянула под нее, потом подняла матрас, ведь между ним и деревянным каркасом мог обнаружиться тайник. Перебрала и прощупала подушки. Сама не знаю, что там искала еще миллион денег? дневник с собственными признаниями, как все было? пистолет? Наверное, просто хотела убедиться, что сделала все возможное для изучения обстановки. Не обнаружив ничего подозрительного или полезного, я принялась изучать тумбочки. В одной нашла журналы мод, бумажные платочки и несколько мятных конфет, а вот открыв самый верхний ящик другой обомлела
Ящик был пуст, если не считать газетной вырезки. Точнее, фотографии, вырезанной из газетной статьи, так как текста к ней не прилагалось. Бумага выглядела помятой, словно ее сначала скомкали в руке, а затем расправили. На снимке я в образе Фэй, то есть в сногсшибательно обтягивающем фигуру дизайнерском платье, с сумочкой подмышкой и на высоких каблуках, улыбалась на фоне светлого авто, и все бы ничего, если бы поверх этой вырезки не алели печатные буквы, нацарапанные фломастером:
«ты заплачешь сука поверь когда я буду трахать твой жадный ротик и твой круглый зад ты замолишь о пощаде и тогда я сжалюсь и прирежу тебя».
Вот так, без знаков препинания, конца и начала предложения и какого-либо смысла. Как будто писал сумасшедший, одержимый идеей фикс. Хотя нет, смысл был и довольно явный. Угроза? Или просто неудержимый выплеск ненависти? Кто мог написать такое про меня? Откуда эта гадость взялась в тумбочке у моей кровати? Я сама сохранила ее? Для чего? Чтобы на досуге поразмышлять об адресате послания? Или ее подложили во время моего отсутствия? Кто-то был уверен, что по возвращении сразу найду? Это кто-то из обитателей особняка? Послание несло явный сексуальный подтекст, выраженный от мужского лица, женщина вряд ли стала бы мечтать о чужих ротиках и попках. И непросто желание секса здесь обозначалось, а маниакальное, одержимое желание окончить акт моей смертью. Меня передернуло, вырезка выпала из руки и спикировала обратно в ящик. Идут ли эти слова от Джеймса, уже грозившего задушить меня и выжечь глаза? Способен ли на них улыбчивый, но слишком уж простой на первый взгляд Фокс?
Я с опаской покосилась на дверь и снова порадовалась, что на ней есть защелка. Может, неспроста? Может, я сама еще раньше установила ее тут, опасаясь чужой угрозы?
Оттягивать теперь стало дальше некуда, и я уселась за лэптоп. После стартовой загрузки программ на экране появилась заставка: вполне знакомое моему глазу изображение журнальной обложки с собственной фотографией. «Фэй мода начинается с меня!» Мартовский выпуск. Наверное, до катастрофы мне нравилось как можно чаще смотреть на него. Теперь меня от него тошнило.