Ирен Хюсс окинула кухню быстрым взглядом, явно отметив старинную деревянную мебель начала двадцатого века.
Насколько велика эта квартира? внезапно поинтересовалась Ирен.
Это не квартира, высокомерно возразила Мод.
Разве?
Ни в коем случае. Это апартаменты!
Ладно. Насколько же велики эти апартаменты? вздохнула Ирен Хюсс.
Около трехсот квадратных метров, тем же высокомерным тоном отозвалась Мод.
Полицейские переглянулись и практически одновременно поднялись из-за стола.
Нам хотелось бы еще раз взглянуть на салон, попросила Ирен Хюсс.
Но там не на что глядеть. Ничего нет.
Нам это известно. Но мы хотим посмотреть на то, что осталось. Мебель и ковер.
Ничего нет, настаивала Мод.
Она неслышно фыркнула, позабавившись взглядам, которыми наскоро обменялись сбитые с толку полицейские. Мод позаботилась о том, чтобы выражение ее лица не выдавало истинных эмоций.
Друг за другом проследовали они по безмолвным залам, в которых стояла укутанная белыми чехлами мебель. На стенах кое-где висели картины, хотя светлые пятна на обоях намекали на то, что за долгие годы Мод успела продать часть коллекции. Салон располагался в другом конце апартаментов. Мод повернула торчавший из замочной скважины ключ и распахнула дверь. Жестом она пригласила полицейских войти. Они шагнули через порог, но дальше идти смысла не было.
Здесь пусто, констатировала Ирен Хюсс.
Как я и сказала, не удержалась Мод.
Помещение выглядело голым. Никакой мебели, никаких картин, исчез даже большой ковер с пола. Единственное, что оставалось на своем месте тяжелые бархатные портьеры, которыми было убрано окно. На паркетном полу у изразцовой печи виднелись темные пятна. Там-то и была лужа крови, натекшая с головы Фраццена. Большая часть крови, однако, впиталась в ковер.
Куда делись все вещи?
Молодая инспекторша впервые подала голос. Мод даже не удостоила ее взглядом.
Проданы. Все пошло с молотка. Гётеборгский аукционный дом.
Это была чистая правда. За исключением одного полотна Андерса Цорна. Мод его очень любила. Она перевесила картину к себе в спальню. Мод знала, что картину можно дорого продать, но она и так неплохо заработала, продав серебряную коллекцию, и все прочее, что было в салоне вырученных денег ей должно было хватить на несколько лет.
Обе полицейских какое-то время неподвижно стояли, молча оглядывая голые стены и пол. Ирен Хюсс внезапно повернулась на каблуках и уставилась на Мод.
Это вы ударили Фраццена по голове? Вы не сошлись в цене? Он угрожал вам? деловито поинтересовалась Ирен.
Мод почти ждала этого вопроса. Она ухитрилась изобразить на лице страх и для пущего эффекта всплеснула руками.
Но милочка Я никогда не встречалась с ним у себя дома! Я понятия не имею, как он оказался здесь или как он Я ведь и мухи не могу обидеть! Ужасно, что люди убивают животных. Я хоть и не из этих вего веготар совсем нет! Но я считаю, что если бы люди сейчас стали есть мясо
Она замялась и обратила на полицейских смущенный взгляд.
Внезапно заместитель комиссара ощутила сильную усталость. Утомленным голосом она проговорила:
Благодарю. Думаю, мы здесь закончили.
В молчании они вернулись в холл. Ирен Хюсс с вымученной улыбкой поблагодарила Мод за то, что та согласилась с ними побеседовать, и пожелала той счастливого Рождества. Юная Эмбла вновь сверкнула на старуху своими красивыми глазами, но Мод это уже совершенно не волновало.
* * *
Все это произошло уже три дня тому назад, однако Мод все еще слегка потряхивало от пережитого. Она надеялась, что полиция теперь оставит ее в покое, но ведь никогда нельзя быть полностью уверенной. Приятно было просто почувствовать себя недосягаемой для них в предстоящие несколько недель.
Полет до Копенгагена занял всего час. Члены экипажа разносили еду, которая именовалась «рождественским завтраком». «Несъедобно», про себя вынесла вердикт Мод. Она попросила принести два куска хлеба и не притронулась к содержимому судочков с завтраком.
В аэропорту Каструп[4] до пересадки на рейс в Дубай нужно было переждать всего полчаса.
Ланч на борту самолета авиакомпании «Эмирейтс» был уже совершенно иного класса, нежели недавний убогий завтрак. К трапезе Мод попросила маленькую бутылочку красного вина. После визита полицейских она чувствовала, что это ей необходимо.
После того, как Мод опустошила бутылочку и справилась с десертом нежной малиново-черничной паннакоттой ей принесли кофе и мягкое шоколадное печенье. «Даже перекус у них что надо», подумала Мод. Или все дело было в коньяке? Начинать путешествие в Южную Африку с красного вина и кофе с коньяком уже за ланчем показалось Мод хорошим предзнаменованием. Счастливым, чего уж там.
Сытая и довольная, Мод откинулась на спинку кресла. Короткий отрезок пути из Гётеборга в Каструп она летела в экономе, но остальную часть долгого путешествия Мод решила провести в бизнес-классе. Это обошлось ей в целое состояние, но похоже, действительно стоило того. Спать в самолете, вытянув ноги, было чудесно. Прежде Мод никогда себе такого не позволяла.
Шум голосов вокруг убаюкивал, и Мод расслабилась. Мысли ее стали рассеянными, и она стала проваливаться в сон.
Несмотря на собственное сумеречное состояние, внезапно сквозь полудрему Мод услыхала спор пары пассажиров, сидевших позади.
Они тихонько препирались по поводу забытых беговых кроссовок.
Почему ты меня не спросил? Они же стояли в котельной! возбужденно шипела женщина.
И в голову бы не пришло, коротко отозвался мужской голос.
Мод встрепенулась, услышав слово «котельная». Дальнейший ход беседы потонул в гуле других голосов, но слово, которое заставило Мод стряхнуть сон, продолжало эхом отдаваться у нее в голове.
Котельная. Подвал. Угольный подвал.
Мальчишки в угольном подвале.
Мальчишки в угольном подвале
Душераздирающий крик эхом отдавался от стен зданий, окружавших задний двор. Мод оторвалась от вычислений в учебнике по математике и на долю секунды задержала взгляд на небольшой картине, которая висела над ее письменным столом. На картине был изображен златокудрый ангел, который незримо сопровождал маленькую девочку, оказавшуюся на темной лесной тропе.
Шарлотта, шепнула ангелу Мод.
Она инстинктивно отбросила ручку и ринулась к окну, которое выходило на задний двор.
Опасения Мод оправдались. Возле мусорных баков, прижавшись спиной к сараю и закрыв глаза руками, стояла ее сестра. На ней не было верхней одежды, одно только тонкое платье. Шарлотта, не переставая, кричала от ужаса. Перед ней стояли братья Аронссон. Младший, Торстен, учился в параллельном с Мод классе, а старший, Алгот, был на год впереди. Он-то и держал крысу. Мальчишка тряс крысой перед лицом Шарлотты и гнусно усмехался. Торстен же стоял к Мод спиной, так что она не могла разглядеть, участвовал ли он в издевательстве над ее сестрой. Наверняка участвовал, потому что Торстен всегда все повторял вслед за Алготом. Травить несчастную Шарлотту было одной из их излюбленных забав. Всем соседям в квартале мало-помалу становилось ясно, что юная женщина нездорова. Мод знала, что люди судачат о ее необычной сестре. Шарлотта страдала от «нервной слабости», как называла это их мама, еще с четырнадцати лет. Проблема была настолько серьезной, что девушке пришлось оставить школу. Единственное, чем она была в состоянии заниматься игра на фортепиано. Уроки Шарлотте давал на дому частный преподаватель. Учитель сам был известным пианистом и за преподавание просил солидную плату, но родители полагали, что оно того стоило. Все ради того, чтобы старшая дочь могла почувствовать себя хоть немного лучше, пусть даже ненадолго. Когда у нее не было занятий, Шарлотта обычно днями напролет самостоятельно упражнялась в игре. У Шарлотты был большой талант, ей прочили блестящее будущее в качестве концертирующей пианистки. Если бы не эта проблема с нервами Шарлотта не могла выступать перед публикой. Даже трое членов ее семьи не могли оставаться с нею в одном помещении, когда она музицировала. Чтобы послушать, им приходилось устраиваться в библиотеке, рядом с музыкальной комнатой, дверь которой оставляли приоткрытой. При этом Шарлотта не должна была никого из них видеть.