Если это не язык, то с чего вы взяли, что это вообще была коммуникация? спросила она, сделав глоток кофе.
Тридцать Восковая Печать последовал ее примеру и тоже отпил из своей чашки. Это ее порадовало.
Потому что эти звуки начались, только когда мы появились в зоне его видимости. Он реагировал на нас, яотлек Когда я подвел «Острие ножа» поближе, трансляция зазвучала иначе, когда сдал назад, она снова изменилась, а когда я попытался проскользнуть с другой стороны карликового солнца и посмотреть, что случилось с нашей колонией Пелоа-2, он завизжал на нас, и тут появился этот корабль с обручами
Нотки истерики в голосе Тридцать Восковая Печать тревожили. Это было не похоже на него. Он не стал бы капитаном разведчика, оснащенного оружием, если бы поддавался страхам. Корабль с обручами был ужасен, а его слюна была еще ужаснее, но все же такая реакция была неподобающей.
Вы вернулись живым, капитан, сказала Девять Гибискус ровным, даже одобрительным голосом. Вы вернулись к нам домой, принесли перехваченное сообщение, и теперь мы имеем приблизительно восемь сведений об этих людях, о которых не знали до сегодняшнего дня. Она говорила словами Двадцать Цикады, но капитан не знал этого. Не знал он и того, насколько она напугана, и никогда не узнает, если она будет осторожна. Вы прекрасно выполнили поставленную перед вами задачу. Можете отдохнуть в ожидании новых приказов, если только не хотите сказать мне еще что-то, что я должна знать.
Нет, сэр. Запись передана старшему офицеру связи Два Пена, если захотите прослушать. Но там вы не услышите ничего особенного. Мы не смогли подойти к Пелоа-2 достаточно близко, чтобы провести разведку, имеющую практическую ценность.
Девять Гибискус очень хотела прослушать запись, хотя, с другой стороны, при мысли о записи ее кожа покрывалась мурашками. Но у нее оставался еще час сорок пять минут до прилета Шестнадцать Мунрайз для обсуждения стратегии. Такая ни к чему не обязывающая повестка встречи должна была обеспечить Девять Гибискус некоторыми рычагами управления ситуацией с крайне несвоевременными интригами на Флоте, затеянными Шестнадцать Мунрайз, а потому требовалась вся информация, какую только можно было получить. В частности, была коммуникация языком или нет.
* * *
Под императорским дворцом располагалась целая сеть тоннелей, тайных и маленьких. В их честь было сочинено стихотворение, удачное, в прогулочном ритме. Там были такие слова: в земле столько же корней, сколько цветов устремляется к небу / дневные слуги империи собирают цветы для дворца / среди них справедливость, наука, информация, война / но корни, что кормят нас, невидимы и сильны. Восемь Антидоту больше всего нравились две части этого стихотворения: о том, как его подошвы ступают по выложенному плиткой полу туннеля в ритме с корнями в земле и цветением в небесах, а еще о том, что он вовсе не был дневным слугой. Дневные слуги собирали цветы для дворца. Восемь Антидот, одиноко бродивший по туннелям, единоличный наследник всего Тейкскалаана ставший единоличным совсем недавно, а это что-то да значило, возможно, необходимость подумать о себе, не нуждался в цветах. Он был погружен в почву, где безмолвные вещи становились сильнее.
Он бывал в туннелях десятки раз еще до того, как император не нынешний, а тот, который его предок; важно было прояснить это в голове увел его туда во время восстания, случившегося незадолго до его смерти. Он достаточно времени провел в туннелях, чтобы научиться ориентироваться в них, знал тайные переходы, посты прослушивания и подглядывания. Его предок-император показал ему все это и позволил бывать внутри.
Это было одно из исключений, которые дозволял ему Шесть Путь, словно в награду, как своего рода пароль, существовавший между ними двумя, индульгенция. Восемь Антидот часто спрашивал себя о причинах такого поведения предка. Он задавал себе этот вопрос еще до того, как предок покончил с собой в храме солнца, сделав это во славу Тейкскалаана.
Здесь туннель сужался, резко уходил влево, и пахло тут сырой землей, дождем и подземными частями цветов. Восемь Антидот провел пальцами по стене, влажной от конденсации, и вообразил Шесть Путь, разгуливающего на такой же манер под дворцом, невысокого, не выше, чем сам он, одиннадцатилетнего. И у него тоже не возникало бы нужды нырять в узкие проходы в его одиннадцать лет. Если между Восемь Антидотом и его предком и существовали какие-то физические различия, то он пока не знал о них. Девяносто процентов сходства высокий показатель для клона. А он видел еще и голограммы.
Но ведь Шесть Путь вырос не во дворце верно? Все эти голограммы мальчишки с его лицом столетней давности были привезены с какой-то планеты, на которой росла трава, зелено-серые растения высотой по его хилую грудь. Шесть Путь никогда здесь не был, только уже потом.
После узкой части тут шел ряд ступеней, долгий подъем в темноту. Теперь он знал дорогу даже вслепую; за прошедшие несколько недель он поднимался по этим ступеням семь раз. Сегодня был восьмой. Он уже вырос из тех лет, когда верят в нумерологическое везение, но восьмерки все равно казались ему подходящими цифрами: восемь раз на удачу, присущую именно ему. Ему и всем, кто разделял символический знак, обозначавший цифровое содержание его имени, а потому приносящий счастье и министру юриспруденции, которая технически была его законным родителем, поскольку взяла его в качестве приемного сына, как и десятки тысяч других детей почему он больше и не верил в цифровую удачу, поразмыслив об этом должным образом. В потолке в конце этой лестницы была дверь. Восемь Антидот постучал в нее, она открылась, и он оказался подвале министерства войны.
Там его ждал Одиннадцать Лавр, высокий, с точеным, очень темным лицом и глубокими морщинами у глаз и рта, в форме министерства, которая отличалась от формы легионеров, но во многом с ней совпадала: это был не костюм, как в других министерствах, а оружейно-серые брюки и двубортный, на маленьких плоских золотых пуговицах, мундир, полы которого доходили до бедер. Он, казалось, никогда не был против посидеть в пыли министерского подвала в ожидании Восемь Антидота. Он встал, бесцеремонно отряхнул пыль с брюк и сказал:
Ну, как вы сегодня утром, Эликсир?
Восемь Антидот кое-чему научился у своего предка-императора, еще кое-чему у Девятнадцать Тесло, которая правила в нынешнее время и обещала заботиться о нем, даже если это убьет ее. Самое главное, что он узнал, вероятно, состояло в следующем: не доверяй никому, кто способствует твоему хорошему настроению, если не знаешь, почему они это делают.
Одиннадцать Лавр, который ожидал его раз в неделю в подвале и обучал премудростям работы с картографическим стратегическим столом и стрельбе из энергетического пистолета, был заместителем Третьей Ладони, одним из шести заместителей, подчинявшихся только министру. Одиннадцать Лавр называл его Эликсир, а не «ваше великолепие», «со-император Восемь Антидот» или как-то еще, и Восемь Антидоту это искренне нравилось. По крайней мере, думал он, он знает, что ему это нравится. Это должно было помогать. Ему это нравилось, Одиннадцать Лавр определенно хотел, чтобы ему нравилось, и за этим могло крыться что-то плохое. Но пока ничего такого за этим не крылось. И сегодня он широко раскрыл глаза, улыбаясь, вылез из дыры в полу и проговорил:
А я ее решил. Задачку с прошлой недели. Ту, которая про систему Каураан.
Решили? сказал Одиннадцать Лавр. Прекрасно. Покажите мне, что, по вашему мнению, сделала капитан Флота на Каураане, чтобы одержать победу, и что ее действия говорят вам о ней. Мы можем немедленно подойти к картографу.