В сумерки на этих обочинах всегда можно было увидеть двух-трех мротных, болезнь которых перешла в финальную, критическую фазу. Они, уставившись в ледяную рябь и засунув руки в карманы, раскачивались на ветру. С каждым разом эти колебания были все сильнее. В один прекрасный момент человек окончательно терял равновесие и плюхался вниз.
Конечно, при контакте с водой инстинкт самосохранения брал верх: упавший начинал барахтаться и изо всех сил грести к берегу. И на первый взгляд казалось, что шансы на спасение велики: река была хоть и быстрая, но совсем не широкая, до берега рукой подать
Но почти сразу за мостом посередине фарватера зияла внушительных размеров воронка, напоминавшая портал в иной мир (что, в общем-то, так и было). Она неумолимо проглатывала тщетно барахтающихся несчастных, высасывала из них жизненную силу и через какое-то время выплевывала уже бездыханные тела.
По мухловскому Гангу, как и по одноименной индийской реке, эти тела плавали пачками. Они беспрепятственно пересекали границу с Зоной и распугивали жителей расположенных ниже поселений, в сети которых то и дело притаскивало мертвецов. Берега водохранилища (не говоря уже о Ганге) становились все более безлюдными Зона мстила благополучному миру за факт своего существования.
А воронка, между тем, продолжала зиять, завораживая своими лиловыми завихрениями.
"Какая она красивая, думала Алина, встав на край моста и начиная раскачиваться. Здесь, в этой проклятой Зоне, все какое-то особенно серое, безрадостное Люди, дома, деревья, небо все слилось в единую тошнотворную массу. Как будто ярких красок на свете вообще нет. Не за что глазу зацепиться Но главная серость, главная гадость вон она, в реке отражается, качается стоит. А воронка как большой волшебный цветок Она поможет мне, она очистит меня".
На концерт в мухловском ДК Алина забрела случайно, где-то в глубине души надеясь усыпить змею самокопания, которая сидела в ней уже более двух недель и ежеминутно грызла ее изнутри.
Музыка (особенно в виде бренчания на акустической гитаре) ее не интересовала и даже еще больше угнетала. Тексты про вакцину-медицину не только казались ей примитивными они вызывали дополнительные душевные страдания, заставляя вспоминать о благополучном прошлом, о родных и близких людях, с которыми уже никогда нельзя будет увидеться.
Алина собралась было развернуться, чтобы уйти, но тут ее взгляд упал на бренчащего и воющего про вакцину исполнителя, в котором она с удивлением узнала Ивана единственного человека, которого она здесь, в Зоне, хотя бы знала. Их глаза встретились.
Девушке подумалось, что теперь хоть кому-нибудь она сможет рассказать о чувстве тревоги, о бессмысленности своей никчемной жизни, о беспросветном одиночестве и об аборте, который она сделала несколько лет назад. Она заставила себя скорчить улыбку и пару раз улыбнулась чуть позже, чтобы Уд не подумал, что ей не нравится его бренчанье. Даже головой подергала в некоторых особо громких местах хоть и чувствовала себя мухой, трепыхающейся в серой пыльной паутине.
Алина с трудом отыскала за кулисами гримерку, но Удаленкин был занят разговором с каким-то разгорячившемся мясистым существом.
"Он даже не посмотрел на меня, вспоминала девушка, раскачиваясь на мосту. Как будто я пустое место. Впрочем, почему как будто? Я и есть пустое место. Грязное, тупое пустое место. Мне незачем жить".
Она сильно качнулась в последний раз, зажмурилась И была беспардонно вздернута за шиворот чьей-то крепкой рукой.
Еще одна, злобно проворчал Сэм, оттаскивая слабо упирающуюся блондинку от края мостовой обочины. Да сколько ж вас Надоело уже вас всех выдергивать, пропади вы пропадом
А и не выдергивайте, прохрипела Алина. Какое вам дело вообще? Отпустите. Пустите! Все равно я сделаю.
Дура. Выпал хмурый день и она все уже, раскисла. А сколько солнечных-то будет, сколько людей хороших встретишь Ты вон какая смазливая помыться бы вот только с мылом не помешает. Жить еще да жить! На, пей до дна.
Алина уже не сопротивлялась. Она безропотно взяла стакан и залпом выпила то, что Сэм называл "эликсиром".
Нет, рвотного рефлекса у нее не возникло. Но гортань сильно сдавило так, что впустить в легкие воздух получилось с трудом и не сразу. Мгновенно сначала грудь, а потом и все тело без остатка захлестнула мощная горячая волна. В голове слегка зашумело и неожиданно этот шум превратился в ту заводную рок-н-ролльную мелодию, под которую посетители ДК особо страстно трясли головами. Теперь эта музыка, вызывавшая у Алины легкое отвращение, казалась ей как минимум интересной. Девушка удивленно посмотрела на Сэма и ей впервые за все время пребывания в Зоне захотелось отдаться.
Глава 11. Бэнд-на-крови
Концерты в необычных местах были традицией великих музыкантов. The Beatles устроили концерт на крыше, Pink Floyd извлекали психоделические звуки среди развалин Помпеи, а Иван Удаленкин сколотил группу и с триумфом выступал в селе Мухлово.
Первый концерт в ДК прошел на ура, хотя Иван и чувствовал себя немного не в своей тарелке. Стоять одному на сцене с гитарой перед беснующейся толпой обитателей Зоны пригнанных сюда насильно и смирившихся со своей участью или затаивших злобу на Центр, изгнавший их в это Богом забытое место было не очень комфортно даже для видавшей виды рок-звезды. Иван всегда завидовал барабанщикам они надежно защищены от диких фанатов прочной конструкцией ударной установки, а остальные музыканты всегда точно голые стоят перед пышущей жаром толпой.
Новая группа, с которой он стал выступать на постоянной основе, была названа «Бэнд-на-Крови». На чьей крови не уточнялось, хотя директор мухловского ДК Ерофеев, набившийся Ивану в менеджеры вместо получившего автоматическую отставку столичного продюсера, утверждал, что на его собственной. Звучание электрического «Бэнда» приводило местных «зомби» в дикий восторг, укрепленный самогоном вездесущего Сэма-Сереги.
В соло-гитаристы «Бэнда» напросился молодой парень Роберт, сосланный в Зону за попытку отбить у врачей его девушку-антиваксершу, убежденную в том, что от вакцины она станет бесплодной. Роберт был жизнерадостным парнем, немного подкошенным мухловской атмосферой, но не растерявшим позитивного настроя. До этого он играл в народном ансамбле грузинской песни и пляски, но сейчас божился, что его истинное призвание рок и панк.
Ритм-гитарой и клавишами занялся присланный директором ДК Ерофеевым Самуил Гарнизонный, парень загадочный, с виду типичный хиппарь, но по повадкам больше смахивающий на зажатого чиновника (например, он поначалу с жаром убеждал Удаленкина, что им нужно одобрить все тексты песен, а также согласовывать список композиций с директором ДК перед выступлением).
Бас-гитару вручили человеку, имени которого никто не знал, унылому оборванцу, которого приволокли из приграничной зоны. Он только угрюмо мычал и был похож на типичного зомбака, конвульсивно подергивающего руками и ногами и вращающего головой в повторяющемся ритме: собственно, большего от басиста и не требовалось.
Единственное, что беспокоило Ивана это галлюцинации с участием Вудушки. Они не просто стали чаще бередить его сознание: образ девушки-загадки получил постоянную прописку в реальности музыканта, и Иван стал видеть свою виртуальную спутницу в каждой второй девушке, встречавшейся на улице или в толпе фанатов на концертах. Вскоре количество Вудушек выросло (некоторых он приглашал к себе за кулисы после рок-угара), пока наконец выступления не стали проходить перед толпой с одинаковыми лицами.