Майли не боялся. За каждого из своих парней он мог ручаться головой хоть перед главнокомандующим, хоть перед Господом Богом, хоть перед директором ЦРУ, визит которого со дня на день ожидали в разведшколе. О том, что в школу с официальным визитом прибудет Ричард Хелмс, знали и будущие агенты, и командно-преподавательский состав. Не знали лишь, в какой конкретно день, но знали, что прибыть он может в любой момент, поэтому и не расслаблялись офицеры, и не было покоя будущим агентам. Вот и сегодня один за другим парни выбегали на плац, чтобы пройти обязательную перекличку и начать долгий, полный трудностей день. Почти каждый из парней хотел как-то подбодрить капитана, выразить свою солидарность, но мало кто на подобную вольность решался. Разве что бывший морской пехотинец (как поговаривали, земляк капитана Майли), латиноамериканец Беллуски. Имя Беллуски морской пехотинец получил в разведшколе, настоящие имена здесь были под строгим запретом, но кое-кто из агентов считал, что на Беллуски данное правило не распространялось.
Хорошее утро, сэр капитан? пробегая мимо Майли, бросил Беллуски, как всегда, присовокупив к обязательному «сэр» неуставное «капитан», вольность, которую также мог себе позволить только он.
Неплохое, агент, Майли сдержал улыбку.
Беллуски ему нравился: воспитанный, образованный, в меру старательный, перед начальством не лебезит, со сверстниками держит себя ровно, к тому же программу усваивает на порядок быстрее остальных. С первого дня, как Беллуски появился в группе, Майли решал вопрос, как лучше использовать парня как агента-одиночку или в группе из трех-четырех человек, где Беллуски, несомненно, займет место лидера.
Сегодня Судный день, сэр капитан! Беллуски успел отбежать от входа в казарму довольно далеко, поэтому ему пришлось кричать.
Кончай трепаться, Беллуски, оборвал его Майли.
Это не треп, так и будет. Вы и сами это чувствуете, верно, сэр капитан?
Майли не ответил. Отчасти потому, что не хотел давать повод остальным агентам думать, что в школе приветствуются вольности, отчасти потому, что был согласен с Беллуски. Проснувшись в четыре тридцать утра, он тоже почувствовал: день сегодня особенный. В предчувствия Майли не верил, а потому отмахнулся от мысли, как от назойливой мухи. Но, придя в казарму, он снова пережил то же ощущение: что-то должно произойти, что-то важное, глобальное. Казалось, это что-то витало в воздухе, отражалось от казарменных стен, этим ощущением был пропитан каждый клочок земли на плацу.
Подразделение, стройсь!
По команде капитана Майли рекруты выстроились в шеренги. Началась перекличка.
Арчибальд.
Я, сэр.
Глейхесис.
Я, сэр.
Диас.
Я, сэр.
Мануэль.
Я, сэр.
Майли выкрикивал имена, под которыми рекруты числились в разведшколе, не заглядывая в список. Ему это было не нужно, за десять месяцев несложно запомнить сотню имен, пусть и по алфавиту. В ответ с плаца летели четкие ответы агентов.
Я, сэр. Я, сэр. Я, сэр!
Перекличка закончилась, Майли отдал бразды правления первому в строю, тот выкрикнул команду «бегом», и строй дружно сорвался с места. Спустя несколько минут крайний рекрут скрылся за воротами разведшколы. Путь будущих агентов лежал в перелесок, расположенный в трех километрах от базы, затем вдоль реки вниз по течению до понтонного моста и обратно. Всего пятнадцать с половиной километров.
Пробежка занимала ровно час, такие нормативы установил капитан Майли, причем забег считался успешным только в том случае, если к финишу группа приходила одновременно. Физическая подготовка рекрутов оказалась настолько разной, что выполнить требование капитана казалось задачей невыполнимой. Поначалу будущие агенты с трудом укладывались в два с половиной часа, но через пару месяцев общая скорость выросла вполовину, а еще через три месяца, когда им удалось уложиться в вожделенные шестьдесят минут, капитан впервые встретил группу пусть скупыми, но все же аплодисментами.
Теперь, спустя триста дней тренировок, марш-бросок уже не вызывал у рекрутов ни раздражения, ни усталости, а воспринимался как возможность пообщаться вне пристального взора капитана и его коллег.
Беллуски, зачем ты дразнил Волкодава? вопрос латиноамериканцу адресовал агент по имени Мануэль, худощавый кубинец лет тридцати, вечно недовольный и не слишком общительный.
Тебе этого не понять, Манн, отмахнулся Беллуски.
Я и не прошу объяснений, лишь хочу, чтобы ты не лез со своими шуточками к капитану.
Брось. Мануэль, никто капитана не обижал, в разговор вступил агент Жеронимо, весельчак по жизни, помешанный на всеобщей любви и взаимовыручке.
Мне так не показалось, Мануэль скосил взгляд на Беллуски, наблюдая за его реакцией. Жеронимо, неужели ты думаешь, что Беллуски действительно что-то там почувствовал?
Почему бы нет? Такое случается. Вот моя тетушка, например, в один из дней проснулась с ощущением неминуемой беды. Она даже из дома выходить не стала, весь день пролежала в постели, боясь того, что может произойти. И что вы думаете?
С ней ничего не произошло, смеясь, проговорил Мануэль.
Так и есть. С ней ничего не произошло, зато ее кузен Тори попал под машину!
И что это доказывает? не понял Мануэль.
Да то, что беду можно предчувствовать, как и радостное событие, подвел итог Жеронимо.
Но ведь беду почувствовала тетушка, а попал под машину кузен, Мануэль еле сдерживал улыбку.
И что с того? Ах да, я забыл добавить: тетушка предупредила всех родственников, за исключением Тори. Она про него просто-напросто забыла и вспомнила только тогда, когда позвонила его соседка и сообщила дурную новость. А ты говоришь «такое невозможно».
Так, значит, наш Беллуски тоже умеет предсказывать будущее, так, Жеронимо? веселился Мануэль.
Спроси у него, предложил Жеронимо и, не дожидаясь Мануэля, сам обратился к Беллуски: Скажи, друг, ты правда что-то почувствовал?
А ты разве нет, Жеронимо? Беллуски с серьезным видом смотрел на Жеронимо, и тот, несмотря на месяцы тренировок, не мог определить, шутит тот или говорит серьезно.
Послушай, может, я что-то и чувствую, но объяснить не могу, схитрил Жеронимо. Опиши, что чувствуешь ты?
Хочешь знать, чего нам ждать, Жеронимо?
Конечно, хочу, Беллуски. Этого все хотят.
Беллуски прервал бег, Жеронимо пришлось тоже остановиться, чтобы не пропустить ответ приятеля. Те, кто бежал за Беллуски, останавливались один за другим, собираясь вокруг троицы, Беллуски, Жеронимо и Мануэля, ровным кругом.
Что происходит, парни?
Почему встали? Хотите норматив завалить?
Эй, не задерживайте группу, Волкодав нам головы пооткусывает!
Какого черта стоим? возмущенные голоса слились в один вопрос.
Да что тут вообще происходит?
Беллуски молчал. Он стоял, низко опустив голову, глядя на ботинки. Жеронимо смущенно улыбался, но тоже молчал, ожидая ответа от бывшего морпеха.
Что происходит? Я вам скажу, голос подал Мануэль. Он скрестил руки на груди и не сводил взгляда с Беллуски. Сейчас Беллуски нам расскажет, чем закончится этот день.
Я вам и без него могу рассказать, чем закончится день, если мы не поторопимся и не прибавим скорость, проворчал парень по имени Бенсон. Волкодав таких вещей не прощает.
Нет, Бенсон, ты не понимаешь. У Беллуски предчувствие, а с предчувствием спорить бесполезно. Давай, Беллуски, вещай. Народ ждет, Мануэль резко хлопнул в ладоши перед лицом Беллуски. Ну, что же ты молчишь? Забыл, о чем хотел сказать, или еще не придумал?
Злой ты человек, Мануэль, Беллуски наконец поднял лицо. Злой и неумный.
Если ты умный, так скажи нам, что за предчувствие тебя одолело? здоровяк по имени Трент отодвинул в сторону Мануэля. Не ему скажи, а нам, чтобы мы знали, ради чего стоим и ради чего всей группой будем штрафной марш-бросок отрабатывать.