Главное, повторюсь, прочувствовать, что фантомные боли по наркотикам не более чем фантомные. Потому что вам только кажется, что у вас пропало то, без чего вы не можете жить. Это не так! Просто вспомните, каким вы родились, каким были в детстве. Тогда же для того, чтобы жить и радоваться, вам не нужны были никакие стимуляторы. Могу, конечно, ошибаться, но вряд ли ваши первые годы были совсем уж безрадостными. Я не прав?
Не знаю, доктор. Аркадий не стал его поправлять. Я уже совсем не помню, каким я был тогда. Того мальчика давно уже нет. Ничего нет, даже страны, в которой я родился.
При чем здесь страна?
Как при чем??? Впервые Григорий проявил такую резвую реакцию, что Кузнецов испугался, как бы он, подпрыгнув, не пробил головой четырехметровый потолок. Это очень даже важно! Неужели не понимаете?
Растолкуйте, будьте любезны. Аркадию и правда стало интересно.
Я же, как и вы, наверное, абсолютный продукт конца советской эпохи уникального времени. Если не уникальнейшего. Мы же все росли в советских детских садах, советских школах, и нас пичкали ровно той же идеологией, что и родительское поколение. Но, Григорий потрудился поднять большой палец, в наше время никто уже в эту туфту особенно не верил, поэтому сильно не усердствовали. Языческое поклонение идолам вождей стало как бы необязательным.
При этом все советское пространство было пронизано новыми идеями свободы, демократии, капитализма. И они были совершенно чистыми! Это был прямо-таки святой Грааль! Никто же не знал практической стороны медали. Был необычайный духовный подъем. Все переходили от веры в коммунизм к вере в демократию. Казалось, что вот! Вот теперь начнется! Стоит только скинуть остатки прошлого. И как заживем! Вы, кстати, были на демонстрации после путча 91-го года?
К сожалению, не довелось. Революцию я встретил в пионерском лагере.
А я там был. Видел, как Ельцин вместе с кучей людей, большую часть из которых никто уже и не вспомнит, как, например, Гдляна и Иванова, выступали с балкона гостиницы «Москва» (той еще, старой). Все ликовали! Все любили друг друга вполне искренне! Это был катарсис. Особенно в момент, когда, уже на Лубянке, подогнали подъемный кран и стали снимать Дзержинского с постамента. Я думал, взлечу и буду парить над Москвой. Благо, погода был отличная. И все вокруг, как мне кажется, думали так же. Уж, по крайней мере, мои сверстники точно.
А все потому, что нас еще не успел испортить советский быт. Для нас коммунизм был чистой теорией, базирующейся на всеобщем равенстве, справедливости и так далее. Мы думали, что и капитализм это что-то такое же, только с возможностью иметь частную собственность, заниматься бизнесом, выбирать тех политиков, которых считаешь достойными. Понимаете, Аркадий, это был типичный неофитский угар, помноженный на то, что мы, как подростки, еще толком не столкнувшиеся с действительностью, были наполнены лучшими теоретическими знаниями из обеих систем. И, надо сказать, взрослые не очень далеко от нас ушли. При этом у всех был сравнительно неплохой социальный базис, как это становится понятно теперь. Так или иначе, и образование было на достойном уровне, и медицина относительно неплохая, да к тому же бесплатная, а коммуналка вообще не стоила ничего! Сейчас себе такое даже вообразить невозможно.
Но главное, была всеобщая надежда неминуемого взлета! Ощущение, что скоро старая замшелая система отомрет и на шестой части суши наступит земной рай. Вот такой была страна, в которой я научился мыслить и сформировался как человек. И ее больше нет.
И что же это меняет?
Да все. В первую очередь людей. Они уже никогда не будут такими, как тогда, наивными, но неглупыми романтиками, ожидающими чуда. Чистыми. А это сказывается и на всем остальном. И на мне в том числе. Я, понимаете ли, без наркотиков помню себя именно в той атмосфере, о которой только что рассказал. Как сейчас мне очевидно, тогда был пик моего личного счастья, и для того, чтобы, как вы говорите, вспомнить себя без наркоты и вернуться к своему первоначальному состоянию, мне нужны идентичные условия. А их нет. И есть сильные подозрения, что никогда уже не вернутся.
Не хочу играть в капитана Очевидность, но
Да. В одну воду дважды не входят. Именно об этом я и говорю.
Понимаю. Но это не означает, что вы не можете вновь стать счастливым. Внешние условия вторичны на самом деле. Все у нас внутри. Важно только достать нужную коробочку и распаковать ее. Я уверен, что вам было хорошо и после эйфории 1991 года. И не всегда только из-за наркотиков. Может, вместо кофе будете чай?
Сказав это, Кузнецов прервал чуть было не начавшуюся словесную контратаку Григория.
Тогда секундочку, и я продолжу, предложил он, подходя к заварочному чайнику. Думаю, зеленый будет в самый раз. Причем я готов закрыть глаза на то, что вы и в него добавите сахар.
Вы меня, доктор, не за того принимаете. Как можно-с!
Вот! Видите! Вы, без всякого сомнения, не лишены эстетического чувства. А это значит, что вам, в отличие от многих попавших в аналогичные обстоятельства, доступен более широкий арсенал средств спасения. Психолог сделал паузу. Хочу подчеркнуть слово «спасения». Потому что мы с вами по кромке ножа ходим. И нужно быть очень аккуратными в выборе решений. Но ваша тяга к эстетике сильно облегчит нам путь!
Я так считаю исходя из знаний о вашем образовании, а также предполагая, что многие вещи вы узнавали не только по литературе. Я прав?
Не совсем понимаю.
Насколько мне известно, вы окончили Строгановку.
Ее, родимую. Но это было миллион лет назад.
Да хоть миллиард. Ни в жизнь не поверю, что вы перестали интересоваться и любить живопись.
Писать не пишу уже давно. Но без картинок не могу. Вы правы.
Кузнецов разлил чай и вернулся в свое кресло напротив клиента.
Нисколько в этом не сомневался. А также в том, что большую часть мировых шедевров вам удалось посмотреть в подлиннике.
Григорий кивнул.
А это значит, продолжил психолог, что вам доводилось бывать и в Париже, и в Мадриде, и во Флоренции, и в Вене, не говоря уже о Питере.
И не только в них.
И как вам там? Понравилось?
Вы меня извините, но зачем задавать дурацкие вопросы?
А где больше всего?
Если говорить про галереи, то, как ни странно, в Вене. Там потрясающая коллекция! Какой Брейгель! А Дюрер! Могу возвращаться туда постоянно.
Григорий! Отличный выбор!
Почему?
Потому что Вена далеко от Амстердама, позволил себе рассмеяться Кузнецов.
Клиент улыбнулся.
При этом в Вене спокойно, много музеев на небольшом пятачке, можно ходить часами, днями, неделями и совершенно не уставать, продолжил психолог.
Я смотрю, вы хорошо осведомлены в вопросе, сыронизировал Григорий.
Есть слабость, люблю Европу. Но в данном случае важнее, что ее любите вы. Кстати, почему?
Хм Собеседник задумался. Наверное, потому, что там есть то, чего нет больше нигде, зафиксированная связь истории с современностью. Прошлое, которое можно буквально пощупать, и настоящее, мирно с ним уживающееся. И главное они друг другу не мешают, что меня всегда удивляло. Мне нравится погружаться во все это. Анализировать по тому, что осталось, как менялся быт, представлять себе, как жили люди, в том числе и известные. Изучать то, что их окружало, и догадываться о том, какие они были на самом деле, и понимать, насколько они настоящие отличаются от образа, зафиксировавшегося в массовом сознании. Это безумно интересно.
Глаза Григория стали оживать. Апатию как рукой сняло.
А как вы думаете, это могло бы стать интересным вашим детям?
Клиент снова сдулся.
Да откуда же я знаю?
Но вам бы хотелось это узнать?
Еще как!
Так в чем же проблема, Григорий? Вы можете передать им свой интерес к искусству и истории. В том, что это получится, я стал уверен после того, как увидел ваши заблестевшие глаза. Думается, бабушка будет не против слегка инвестировать в этот процесс.