- Я отправлюсь в ад.
- Что?
Он заморгал своим единственным глазом.
- Мне следовало бы переживать из-за ее смерти.
Я отстранилась, чтобы взглянуть на выражение его лица; оно было странно опустошенным. Я не знала, что на это сказать, но Сэм избавил меня от такой необходимости, взяв меня за руки и крепко сжав их.
- Я понимаю, что должен быть расстроен. Но чувствую только облегчение, что сумел увернуться от этого снаряда. Я не превратился в волка, ты цела, а с ее смертью у меня просто одной заботой стало меньше. У меня такое чувство... как будто я пьян.
- Моя мамочка считает, что ты подпорченный товарец, - сообщила я ему.
Сэм поцеловал меня еще раз, на миг закрыл глаза, потом поцеловал меня в третий раз, совсем легонько.
- Так и есть. Ты хочешь дать деру?
Я не поняла, имеет он в виду дать деру от него или из больницы.
- Мистер Рот? - На пороге возникла сестра. - Вы можете остаться в палате, но вам придется присесть, чтобы мы могли кое-что сделать.
Как и мне, Сэму полагалось сделать несколько уколов от бешенства - стандартная процедура в случае беспричинного нападения дикого животного. Мы не стали сообщать медикам, что Сэм был близко знаком с этим животным и что оно было вовсе не бешеное, а просто злобное. Я потеснилась, чтобы дать Сэму место, и он присел на край кровати, с опаской покосившись на шприц, который сестра держала в руках.
- Не смотрите на иглу, - посоветовала женщина, рукой в перчатке закатывая его окровавленный рукав.
Сэм отвернулся, но взгляд у него был отсутствующий и рассеянный и мысли явно блуждали где-то далеко от иглы, которую сестра в данный момент вонзила ему в кожу. Глядя, как она делает укол, я вообразила, что это лекарство для Сэма - сжиженное лето, впрыснутое прямо ему в вены.
В дверь постучались, и в палату заглянула вторая медсестра.
- Бренда, ты скоро? - спросила она первую. - Ты нужна в триста второй. Там какая-то девица буянит.
- Какое счастье, - с глубоким сарказмом отозвалась Бренда. - Все, вы оба можете идти. Выписку я отдам вашей маме, когда закончу, - добавила она, обращаясь ко мне.
- Спасибо, - сказал Сэм и потянул меня за руку.
Мы двинулись по коридору, и на миг меня охватило странное чувство, что мы снова перенеслись в ту самую первую ночь, когда только познакомились.
- Погоди, - сказала я, когда мы проходили через приемный покой, и Сэм послушно остановился.
Я прищурилась, но женщина, которую, как мне показалось, я заметила в многолюдном зале, исчезла.
- Кого ты высматриваешь?
- Мне показалось, я видела маму Оливии.
Я снова прищурилась, но вокруг были одни незнакомые лица.
У Сэма затрепетали ноздри, а брови еле заметно сошлись на переносице, но он не сказал ни слова, и мы двинулись к выходу. Мама уже подогнала машину к дверям, сама не подозревая, какую услугу оказывает Сэму.
За окнами машины кружились снежинки, крошечные кристаллики холода. Взгляд Сэма был прикован к деревьям, которые обступали стоянку с противоположной стороны, едва различимые в свете фонарей. Я не знала, думает ли он о неумолимом холоде, который сочился сквозь щели в дверях, об искалеченном теле Шелби, которому никогда больше не суждено превратиться в человеческое, или, как я, все еще грезит о воображаемом шприце с жидким летом.
Глава 39
Сэм
42 °F
Моя жизнь была как лоскутное одеяло: тихое воскресенье, пахнувшее кофе дыхание Грейс, непривычный рельеф нового бугристого шрама на моей руке, опасное предчувствие снега в воздухе. Два разных мира, кружащих друг рядом с другом, сближающихся все больше и больше, переплетающихся один с другим самым неожиданным образом.
Мое вчерашнее незавершенное превращение все еще нависало надо мной; смутное воспоминание о волчьем запахе, сохранившемся на волосах и кончиках пальцев. Так просто было бы сдаться. Даже сейчас, сутки спустя, у меня было такое чувство, что мое тело все еще сопротивляется ему.
Как же я устал.
Я пытался углубиться в роман, свернувшись калачиком в разлапистом кожаном кресле и время от времени задремывая. С тех пор как в последние несколько дней ночная температура резко пошла вниз, мы проводили свободное время в кабинете отца Грейс, пустующем большую часть времени. За исключением ее спальни, это было самое теплое и наименее подверженное сквознякам место в доме. Мне там нравилось. Все стены были заставлены пухлыми справочниками, слишком старыми, чтобы от них могла быть какая-нибудь практическая польза, и завешаны потемневшими от времени деревянными наградными табличками за победы в марафоне, слишком старыми, чтобы иметь какую бы то ни было памятную ценность. Маленький кабинет, весь в коричневых тонах, походил на кроличью нору и полнился характерными для кожи ароматами: дыма, табака, сожженного дерева. Здесь хотелось закрыться и работать.
Грейс сидела за столом, трудясь над домашним заданием, и волосы ее в свете двух тусклых настольных ламп золотились, как на старинных картинах. Ее склоненная в упрямой сосредоточенности голова занимала меня куда больше книги, которую я читал.
Я заметил, что ручка в пальцах Грейс давно перестала двигаться, и спросил:
- О чем задумалась?
Она развернулась на крутящемся стуле и забарабанила ручкой по губам; это вышло у нее так очаровательно, что мне немедленно захотелось ее поцеловать.
- О стиральной машинке. Я думала о том, что, когда съеду от родителей, мне придется стирать одежду в прачечной или обзавестись стиральной машинкой.
Я уставился на нее, одновременно завороженный и ошарашенный ее непостижимой логикой.
- И это отвлекает тебя от домашнего задания?
- Я не отвлекаюсь, - сухо сказала Грейс. - Мне надоело читать этот дурацкий рассказ, который нам задали по английскому, и я решила сделать передышку.
Она развернулась обратно и снова склонилась над письменным столом.
Довольно долгое время было тихо, однако Грейс ничего не писала. В конце концов она, не поднимая головы, спросила:
- Как ты думаешь, от этого есть противоядие?
Я закрыл глаза и вздохнул.
- Ох, Грейс.
- Так расскажи мне, - попросила она настойчиво. - Это наука? Или магия? Кто ты?
- А не все ли равно?
- Нет, конечно, - с досадой сказала она. - С магией ничего не поделаешь. С наукой можно бороться. Неужели ты никогда не задумывался, как все началось?
Я продолжал сидеть с закрытыми глазами.
- Однажды волк укусил человека, и этот человек стал оборотнем. Какая разница, наука там была или магия. Единственное магическое во всем этом - то, что мы не можем это объяснить.
Грейс ничего не ответила, но я прямо-таки чувствовал ее смятение. Я молча сидел, спрятавшись за книгу, хотя и понимал, что она ждет от меня объяснений - давать которые я был не готов. Не знаю, кто из нас вел себя более эгоистично: она, желавшая того, что никто не мог обещать, или я, не желавший обещать ей чего-то до боли недостижимого.
Не успел ни один из нас нарушить томительное молчание, как дверь распахнулась и в кабинет вошел отец Грейс, окутанный облаком тумана от перепада температур. Он обвел комнату взглядом, оценивая произведенные нами перемены. Гитара из студии матери Грейс, прислоненная к моему креслу. Кипа растрепанных книг в бумажных переплетах на столике. Запас остро отточенных карандашей на рабочем столе. Его взгляд задержался на кофеварке, которую принесла Грейс, чтобы утолять свой кофеиновый голод; это зрелище, похоже, поразило его не меньше, чем меня. Детская кофеварка, специально для картузов, нуждающихся в быстрой подзарядке.
- Мы дома. А вы, ясмотрю, оккупировали мой кабинет?
- Ты его совсем забросил, - отозвалась Грейс, не отрываясь от домашнего задания. - Это было непростительным расточительством. Был твой - стал наш.
- Да я уже понял, - хмыкнул он. Потом взглянул на меня, устроившегося в его кресле. - Что ты читаешь?
- "Заложников", - ответил я.
- Никогда не слышал. О чем это?
Он прищурился, пытаясь разглядеть обложку; я повернул ее так, чтобы он мог видеть ее.
- Оперные певицы и наркоторговля. И мордобой.
К моему изумлению, лицо отца Грейс прояснилось и на нем даже мелькнуло понимание.
- Думаю, матери Грейс это бы понравилось.
Грейс развернулась на своем стуле.
- Папа, куда ты подевал труп?
Он захлопал глазами.
- Что?
- После того как застрелил волчицу. Куда ты подевал ее труп?
- А-а. Перетащил на террасу.
- И?
- Что "и"?
Грейс в раздражении оттолкнулась от стола.
- И что ты с ним сделал потом? Не мог же ты оставить ее гнить на террасе.
Под ложечкой у меня засосало.
- Далась тебе эта волчица, Грейс! Наверное, мама с ней что-нибудь сделала.
Грейс постучала кулаком по голове.
- Папа, ну когда маме было этим заниматься? Она повезла нас в больницу!
- Я как-то об этом не задумывался. Я хотел позвонить в ветеринарную службу, чтобы ее забрали, но на следующее утро на террасе ее уже не было, ну я и решил, что кто-нибудь из вас уже им позвонил.
Грейс сдавленно фыркнула.
- Папа! Мама не в состоянии даже пиццу по телефону заказать! Как бы она позвонила в ветеринарную службу?
Отец Грейс пожал плечами и помешал свой суп.
- Бывают на свете и более странные вещи. В любом случае, это не то, о чем стоит беспокоиться. Ну, утащил ее с террасы какой-нибудь дикий зверь. Вряд ли другие животные могут заразиться бешенством от мертвой волчицы.