Думай, только не тяни
Я вышел с территории базы и остро пожалел, что не имею привычки таскать сигареты в кармане. Просьба Командира поставила в тупик. С одной стороны, ребёнок женского роду по закону имеет до замужества статус родителей, а после мужа. Мужчине проще: родился, скажем, в семье рабочего класса так и несёт эту принадлежность всю жизнь, и браку с девочкой из богемы это не мешает. Другой вопрос, что богемная дама после заключения брака станет принадлежать к рабочему классу. Да и на классовость общество делится условно.
Ну и что мне делать? При любом раскладе дочка Ивана будет страдать. Вот решит его жена сохранить память о муже. Начнёт опекать девочку, постарается пристроить в выгодный брак. И как ей там будет? Второй вариант даже не рассматриваю. Это сразу полный финиш.
Через неделю.
Весна плавно вытесняет зиму. Снег хрусткой коркой из последних сил стремится затянуть лужи. Я стою на ухоженном кладбище, сжимаю в правой руке чёрную гвоздику. Люди вереницей тянутся к изваянию проститься с хорошим человеком. А я так и не успел дать ответ. Так и не решил, как поступить.
Тренированный взгляд скользит по толпе. Вот стоят наши. Удача тяжко вздыхает. Она явно тоскует по былому, у неё начало новой жизни совпало с прощанием с Командиром. Улей запрокинул голову и смотрит на весеннее солнце. Строп уставился на свои ботинки. Все сжимают в правой руке чёрную гвоздику. Дань уважения к командиру.
А вот и наше непосредственное. Формальны и холодны, между скорбью и словами благодарности за службу обсуждают последние учения и предстоящий чей-то юбилей.
Жена. Ну, тут без комментариев. На лице всемирная обида и желание покончить с этим. Её дочь от первого брака следит, чтобы всё прошло идеально. А вот младшей я не вижу.
Толпа редеет. Немногочисленные родственники уже простились, начальство заканчивает речь в стиле «он был герой, его заслуги бесконечны». А группа номер семь тихо стоит у стеночки. Нам некуда торопиться.
Замечаю за спиной движение. Оборачиваюсь. Дочь Ивана пристроилась за нашими спинами. В тёмных одеждах с траурным цветком в правой руке. И что ж мне с тобой делать?
Через час мы столпились у выхода из отсека. Совсем недавно места последнего пристанища стали делить на сектора и отсеки для удобства поиска и охраны. Раньше это была просто площадка, вымощенная плитами. Людей хоронили рядами с табличками с номерами на груди памятной статуи. Потом стали делить площадку на отдельные зоны. Некоторые покупали зону для своей семьи или нескольких семей, у каждого района города тоже свой участок на случай, если у семьи нет своего, ну и у некоторых организаций тоже свои участки. И только пару десятилетий назад зоны стали огораживать трёхметровым забором.
Я прислонился к холодной стене. Вчера меня утвердили на должности командира седьмой научно-военно-исследовательской группы и присвоили позывной «Командир семь». Последней из сектора вышла Алисинья, и я снова обратил внимание на её отчуждённость.
Чего ты там возишься? раздался резкий возглас, и девушка поспешила на зов.
Да, надо что-то с этим делать. Опытный взгляд мне чётко дал понять, что девушку затерраризируют.
Простуда
(Алисинья)
Я отодвинулась от бука и потёрла глаза. Читаю всего 15 минут, а в глаза будто песка насыпали. Определённо пора спать.
Ночью просыпаюсь от странных ощущений. У меня что, жар? Колотит и потряхивает, как в лютый мороз. С трудом выбираюсь из-под одеяла, натягиваю тёплый халат и после небольших раздумий лезу в шкаф за тёплыми тапками.
На втором этаже в большой стенке со стеклянными дверцами нахожу аптечку и почти сразу приземляюсь на пол, чтобы не упасть и не разлететься на запчасти вместе с аптечкой. Через пару минут отпускает, и я перебираюсь в кресло с градусником под мышкой и таблеткой в кулаке. Я почти уверена, что у меня температура, вот только вопрос, какая.
Открываю глаза. Понимаю, что сижу в кресле в гостиной на втором этаже. За окном слегка светает, на столе пустой стакан и градусник. Ага припоминаю. Померила температуру, растворила жаропонижающее и отключилась. Просто счастье, что дома я одна. Муж в очередной командировке. Мне иногда хочется, чтобы он меня приласкал, чтобы хоть кто-нибудь меня приласкал, но нельзя даже самой себе позволять об этом думать. Меня ласкал отец и мама. И что вышло? Отца не стало, а мать продала. И если Иван меня пожалеет, а от жалости до страсти один лестничный пролёт, я растаю и поверю. А дальше всё пройдёт по заветному сценарию. Я доверюсь, а он найдёт любовницу красивую и умную, и мне будет очень плохо. Разойтись? Конечно, можно, но куда мне идти? Мать не примет, сестра не впустит. Просить у Ивана деньги на жильё мне не позволит совесть, он и так купил мне машину, не спросив моего мнения. И каждый месяц переводит довольствие на карту.
Слёзы закипают где-то в горле, но усилием воли я глотаю этот ком. Мне нельзя плакать, нельзя болеть. Нужно встать и идти в спальню. Встаю и иду, точнее ковыляю.
(Иван)
Я выбираюсь из минилёта и отстукиваю жене ещё одно сообщение. Да, конечно, сейчас ночь, даже утро, но она всегда держит телефон при себе и отвечает односложным «ок», а вот теперь молчит.
Что случилось, Командир? спрашивает неслышно подошедший Улей.
Надеюсь, что ничего, бурчу.
Может, с тобой прокатимся? спрашивает Кэш.
Я поворачиваюсь к низкой, но вполне накачанной девушке, получившей свой позывной за способность делать запасы неожиданных вещей. Так сказать, Кэш нашей группы.
Зачем? поднимаю брови.
Ну, вдруг что мнётся Улей.
Не надо. Скорее всего, она просто спит.
Красноречивый взгляд от Улья, мол, может, так, с кем-то спит, что ой-ой.
Пожимаю плечами. Маловероятно.
Чем ближе дом тем беспокойней. Может, сбежала? Но куда? Это первые пару лун мы притирались друг к другу и усмиряли её страхи, а уже полгода всё ажур, но сомнение точит.
Во дворе порядок. Снег лежит толстым слоем на её авто, дорожка к дому почищена. Правда, судя по всему, чистили её вчера, всего скорее, утром. Вывод: жена дома. Посторонних следов я не вижу, даже присел и поворошил рукавицей снег в подозрительных местах. Вывод: одна дома.
В доме тихо и тепло. Подхожу к лестнице, крутя головой. Нет. Полный порядок. Тихо поднимаюсь на второй этаж. А вот и непорядок. На журнальном столике стоит пустой стакан. Ага, а рядом градусник. А вон у шкафа на полу аптечка. Так Мозг быстро воссоздаёт картинку. У Лиси поднялась температура, она подошла к шкафу, вынула аптечку. Потом присела на пол. Может, уронила что, может, плохо стало. Потом вернулась на кресло, выпила таблетку и ушла.
Я присвистнул, глянув на градусник. Ох, и ничего ж себе! Поднимаюсь в спальню и присвистываю ещё раз. Лиси не любит тёплые тапки, предпочитая носки, но сейчас эти самые тапки валяются у кровати. Сама девушка лежит поперёк ложа, натянув на себя все два с половиной квадратных метра одеяла и под голову оттянула подушку. В комнате, к слову говоря, духота, не страшная, но ощутимая. А вот и мобильник. На тумбочке лежит. Картинка ещё ясней.
Переодеваюсь по возможности бесшумно, замечаю между делом торчащий из-под одеяла рукав халата. Ага Видать, настолько плохо, что даже не разделась, хотя, насколько я успел изучить Алисинью, в одежде она спать не любит, только ночная рубашка до колен. Совсем плохой знак.
От моей возни она просыпается. С полминуты непонимающе смотрит.
Привет, говорю, присаживаясь на кровать.
Привет. А ты чего не написал?
Хм
Тянется за телефоном. Волосы чуть намокли от пота, но, судя по глазам, температура ещё держится.
Да, действительно, бормочет. Сейчас перекусить приготовлю.
Лежать! непререкаемо командую я. А то я тебя перекушу. Давно болеешь?