Иван Степанович 23 июня ушел на фронт добровольцем. Из Ярославля, куда был переведен по партийной линии на шинный завод. Командовал санитарным поездом 248. Дослужился до гвардии капитана. Был награжден грамотой Главного военно-санитарного управления Красной армии за отличную работу по уходу за ранеными бойцами, командирами и политработниками.
Олег с мамой, бабушкой и семилетним братом Левой отправились в эвакуацию. В теплушках было холодно. На какой-то станции Олег украдкой с цинковым ведерком в руках пробрался к воинскому эшелону, чтобы из большой, пылающей жаром печи набрать хоть горстку угольков И в этот момент перед ним откуда ни возьмись вырос караульный и со всего размаха, молча, ударил ногой в пах Так, врастяжку, и лежал он на земле, а когда очнулся, то ведерка рядом не было, кто-то подобрал. Над утратой долго горевали: другое ведерко достать было негде.
В Алма-Ате их не приняли. Поехали в Чимкент. У Олега от вшей поднялась температура до сорока градусов. Жили в Чимкенте в каком-то клубе. Олег запомнил транспарант над сценой (под ней тоже кто-то жил) и то, как он голый стоял на лавке, мама в это время кидала его одежду в буржуйку, и было слышно, как в огне трещали вши. Вшей выводили и у Левы, который во время «экзекуции» горько плакал.
В 1943 году Борисовы из эвакуации вернулись. Но не в Приволжск, не в Плес, а в Карабиху. Проживали на территории усадьбы Некрасова. В военные годы все здание было поделено на комнатки по 810 метров. В апреле 2014 года на усадьбе появился новый памятный знак: открыли мемориальную доску, посвященную братьям Борисовым Олегу и Льву. На открытие приезжала Алла Романовна Борисова.
Надежда Андреевна стала в Красных Ткачах старшим агрономом совхоза «Бурлаки», имевшего отношение к ярославской кордной фабрике (технические ткани). Олег и Лева матери помогали. «Вкалывали так, вспоминал Олег, как сейчас, по-моему, никто уже не работает. Валили лес, таскали бревна, водили трактора, работали на сенокосилках и в мастерских к поршням подгоняли кольца». А еще Олег разгружал вагоны, объезжал совхозных лошадей надо было помогать маме кормить семью.
В школу в Красных Ткачах небольшую, уютную, в два этажа Олег каждый день ходил (три километра) из Карабихи. Учился он неважно. По русскому языку у него была крепкая тройка, а иногда редко слабенькая четверка. Это уже считалось «прилично». Сидеть за учебниками не было времени. «Если бы, говорил, на экзаменах нужно было сдавать столярное ремесло, паяльное, лудильное, парикмахерское это были бы пятерки».
Физик по фамилии Заяц, вспоминал Борисов, его «ненавидел. Люто. По его науке я был самым отстающим. Он влетал в класс как петарда. Мы еще не успевали встать, чтобы его поприветствовать, а он кричал с порога: Борисов два! Я ему: За что? А он мне снова: Два! Да так, что чуть гланды не вылетали».
«Я был безнадежным учеником, признавался Олег, но все-таки определение свирели (то есть обыкновенной дудки с точки зрения физики) он заставил меня выдолбить. По сей день помню: при введении воздуха в какую-либо пустотелую трубку струя попадает в узкий канал в верхней части свирели и, ударяясь об острые края отверстия И так до бесконечности.
Материализм и эмпириокритицизм тоже не давался. Но тут педагог был настроен по-философски. Он размышлял: Ты, Борисов, знаешь на кол, остальной класс на два, твой сосед Степа (а он был отличник) знает на три, я знаю на четыре. На пять только Господь Бог, и то с минусом». Олег пытался возразить, откуда, дескать, Господь что-нибудь знает об эмпириокритицизме? Педагог соглашался: «Тогда на пять знает только автор учебника».
В Ткачах Олег с друзьями-одногодками и Лев пасли коров и телят. Олег с друзьями на лошадях. Льву как-то сказали, чтобы он загнал всех назад, а сами куда-то ускакали. Один теленок отбился от стада. Лева пошел за этим теленком. Сквозь высоченную траву. И вдруг хвост этого теленка исчез из поля зрения мальчика. А потом исчез и он сам: провалился в яму с отходами. Вслед за теленком. Остался по шею в этом навозе (Лев Иванович потом шутил: «И так вот я я всю жизнь. Но не до конца»). Олег с друзьями подоспели вовремя, пришли на помощь и вытащили их. Сначала теленка
Жили после войны впроголодь. Поколачивали пионеров из лагеря за то, что они сыты и хорошо одеты. Сами, конечно, хотели одеться получше, парнями уже были, носили брюки клеш и клинья специальные вставляли, аккуратно подшивали белые воротнички. «Зимой, вспоминал Борисов, ходили в ботиночках все в валенках, а мы в ботиночках, носили прохоря, это сапоги такие с мягким голенищем. Помню, как первый раз я напился пьяным, на руках домой принесли Моя это жизнь была, мо-я!»
В некрасовской Карабихе каждый, писал Борисов, «из нас уже знал: ты и убогая, ты и обильная». В двух шагах от усадьбы поэта почерневший сруб обитавшего в Карабихе музыканта, Льва Ферапонтовича. К нему в обучение Надежда Андреевна, неожиданно подарившая сыну на день рождения дешевенькую скрипку, и решила его отдать приобщить тем самым к высокому искусству. Большого горения заниматься, что видно из дневниковых записей, у мальчика не было, однако по радио он услышал «Крейцерову сонату» («Помню, говорил, как сейчас играли Полякин и Нейгауз»), и ему показалось, что точно так же, в таких же «варварских темпах» и он будет играть завтра же
«Скрипач, который открыл дверь, вспоминал Олег Иванович, был почти коротышкой. По своей тонкости напоминал линейку. Как и на большинстве мужского населения, на нем была торжественная голубая майка навыворот. Изрядно вылинявшая, в пятнах от керосина. Для меня еще долго оставалось тайной, почему он носил, не снимая даже дома, свой серо-коричневый кепи. Только однажды приподнял его, чтобы вытереть испарину с лысины В день нашего знакомства он выхватил мой футлярчик со скрипкой и высек из нее нечто полякинское. Я никогда не думал, что инструмент, сделанный на мебельной фабрике, способен произвести такое чудо. Он еще выкрикнул: К черту эти Амати! Начинайте с такого инструмента, чтобы душу, как стеклорезом!..».
И к мальчику залетела искра, которая разожгла целый костер. Залетела примерно на полгода. С тех пор как мама подарила скрипку и до момента, когда он отправился, чтобы помогать семье жить, грузить вагоны на станцию.
«Занимался я прилежно, рассказывал Борисов. На первых уроках он показал мне завиток, подбородник, ус и все, что положено. Но уже на третьей неделе занятий открыл передо мной ноты Моцарта это был Пятый скрипичный концерт в ля мажоре. Для своих лет я сообразил довольно быстро. Но ведь мне еще ноты учиться читать как же я?.. А очень просто! И он изложил суть своего метода.
Никаких гамм, никакой акробатики! Будет высокая музыка! Человек должен понимать, на какую высоту предстоит прыгнуть. Долго придется на месте топтаться, но зато удовольствие от соприкосновения дрожать будешь, плакать от бессилия. А что эти гадкие упражнения?.. Только отобьют охоту Он взял скрипку и с благоговением вывел первую тему. До этого оркестровое вступление. Оно показывает: идет повседневная жизнь, вертушка работает Ты еще в животе матери. Ты плод, сформировалась только пуповина, пальчики на ручках еще крохотные Подлетает ангел, тихий ангел как у Чехова. Спрашивает на ушко:
Ты действительно хочешь родиться?
А разве я могу передумать, что-нибудь изменить?
Еще можешь
Но я хочу на свет! Здесь так неуютно в такой скрюченной позе. К тому же я слышу красивые, пленительные звуки
Но эти звуки в Вене они далеко объясняет ангел. Родишься ты, скорее всего, в холодной стране, у бедных родителей.
А нельзя ли там в Вене?