Как? Как?
Не знаю! Извини!
Перестань извиняться!
Извини! Не буду! Извини!
Вдруг я слышу удар в дверь и звук ключа в замке. Я смотрю на Марту. Ее глаза становятся круглыми, как у героя комикса. Она прикрывает рот рукой и шепчет:
Ужас! Я сейчас умру.
Привет! кричит папа из прихожей, захлопывая входную дверь.
Марта и я смотрим друг на друга, онемев от страха. Слышно, как приближаются папины шаги. Не задумываясь я прыгаю в ванну и закрываюсь шторой.
Папина голова просовывается в дверь ванной:
А, здравствуй, Мура!
Здравствуйте, Аббе, отвечает Марта.
Что делаете? с подозрением спрашивает папа. Наверно, он понял по ее виду что-то не так. Марта не отвечает. Я стараюсь не дышать, одновременно придерживая машинку, которая больно оттягивает мои волосы.
Папа вдруг отодвигает штору:
В прятки играете?
Я вздрагиваю.
Папа, увидев меня, почти кричит:
САША!
На нем все еще дутая куртка, а щеки красные от мороза.
Я, как идиотка, машу ему рукой:
Привет-привет!
Папа переводит взгляд с меня на Марту, потом на пряди волос на полу, потом на машинку для бритья, которая накрепко прицепилась к моей голове.
Что ты тут делаешь? Зачем ты взяла мою машинку? Что ты СДЕЛАЛА?
Я отвечаю недовольным голосом:
Это я тебя спрашиваю, что ты тут делаешь, ты должен был прийти домой в пять часов!
Потом встаю и вылезаю из ванны. Выходит не очень-то грациозно, потому что одной рукой я стараюсь придержать машинку, но с размаху натыкаюсь на Марту. Машинка бьет ее по голове. Марта вскрикивает.
Почему в пять, разве я такое говорил? Я написал эсэмэску, что вернусь в 15:00.
Я тоже вскрикиваю. Ох, в ПЯТНАДЦАТЬ! Вечно я путаю время на электронных часах!
Но это не важно, продолжает папа. Что ты сделала со своими волосами?
Я хотела постричься, но получилось не очень хорошо. Твоя машинка никуда не годится.
Папа снимает запотевшие очки. Потом закрывает глаза и зажимает переносицу большим и указательным пальцем.
Саша. Эта машинка для коротких волос!
Вот именно, у меня и будут короткие волосы!
Но ею пользуются, когда волосы уже короткие!
Значит, у человека должны быть короткие волосы, чтобы их коротко постричь? Ну уж извините, это самая большая глупость, которую я когда-либо слышала. Такая дурацкая выдумка. Все равно что э-э
Я оглядываюсь, замечаю зубные щетки в умывальнике, достаю свою, держу ее у папы перед носом и продолжаю:
Это все равно что сказать пользоваться этой зубной щеткой можно, только если у тебя зубы чистые. Или или можно пользоваться лаком для ногтей, только если ногти уже накрашены. Твоя машинка отстой. Верни ее в магазин.
Боюсь, теперь это не так просто сделать, говорит папа устало. Тем более она намертво застряла в твоих волосах.
Он забирает из моей руки зубную щетку, поднимает свою и стакан из умывальника. И меня вдруг разбирает смех. Марту тоже. Вот я вижу папину недовольную физиономию и начинаю громко хохотать. Марта тоже смеется, прикрывая рот рукой. Я вижу, что щеки у нее покраснели от смеха, который она пытается сдержать. Папа переводит взгляд с меня на Марту, качает головой и выходит. Тут мы одновременно прямо взрываемся от смеха. Я сажусь на унитаз и хохочу так, что трясусь всем телом, у меня перехватывает дыхание, а машинка прыгает на голове. Марта от смеха не может стоять, она наклоняется вперед и садится на корточки. Я хохочу, и время будто остановилось. Все куда-то уплыло, остались только мы, нам весело, и я хочу, чтобы это никогда не кончалось.
Но вдруг до меня доносится папин кашель. Марта продолжает хихикать, а я прекращаю в одну секунду. Словно кто-то нажал на кнопку. Я знаю, что папа иногда курит, когда меня нет рядом. И мне это не нравится. С меня довольно умерших родителей. Еще не хватало, чтобы папа заболел раком. Он снова открывает дверь ванной и, кашлянув пару раз, вымучивает из себя улыбку. Но я не улыбаюсь в ответ.
Саша, что с тобой делать? Почему ты так себя ведешь? Почему не сказала мне, мы бы сходили в парикмахерскую?
Я пожимаю плечами.
Ты бы не разрешил. Я знаю. И я подумала, что так будет лучше. И что получится хорошо.
Папа закатывает глаза. Марта виновато смотрит на него, у нее светлые вьющиеся волосы. К тому же ужасно длинные. И главное, все одинаковой длины.
Но у тебя и было очень хорошо. Правда.
Папа приносит кухонные ножницы и отрезает прядь волос с машинкой большое облегчение. Потом вздыхает и уходит в кухню. Я смотрю в зеркало. Короткий ежик стоит торчком. За ухом волосы такие короткие, что сквозь них просвечивает кожа. В этом месте она покраснела. С другой стороны волосы, как и прежде, падают на плечо.
Зато уникальная прическа!
Марта старается говорить веселым голосом.
Я гляжу на себя.
Ну да, похожа на сумасшедшую.
Волосы отрастут!
Ну да.
Марта смотрит на меня виновато.
Это всего лишь волосы.
Ну да.
Марта продолжает серьезным тоном:
Волосяные луковички остаются до конца жизни, из них вырастут новые волоски. Только представь себе.
М-м-м-м.
Могло быть хуже.
КАК? Как могло быть хуже?
Ну Как у Дональда Трампа.
Я задумываюсь на секунду и воображаю УЖАСАЮЩУЮ картину. Нет ничего хуже прически Трампа.
И правда. Закончим?
Ты с ума сошла? Этой машинкой только скальпы снимать.
Но нельзя же так оставить! ПАПА! ПАПА-А-А!
Папа открывает дверь ванной. Он уже снял куртку и теперь откусывает большой кусок от зеленого яблока. Оно такое сочное, что брызги летят во все стороны. Папа спрашивает, причмокивая:
Ты так хочешь оставить или сходим в парикмахерскую? Тут, рядом, у библиотеки?
Он явно пришел в себя.
Слава богу! восклицаю я.
Можешь и меня заодно поблагодарить, отвечает папа. По-моему, остроумно. Может, из этого получится хорошая шутка?
* * *
Потом мы с Мартой долго идем по Хегерстенсвеген[8] и лижем друг у друга леденец на палочке. Развлечение, конечно, для маленьких, но у меня ведь шок от скальпирования и я слышала, что при черепных травмах сахар полезен. Ветер обдувает мою стриженую голову, мы останавливаемся у фотоателье. Я смотрю на отражение в витрине. Парикмахер подстриг волосы у висков выбора-то особого не было, а сверху оставил чуть подлиннее. Выглядит вполне ничего. Вполне ничего. Во всяком случае, так я говорю самой себе. Может, мне тоже надеть бейсболку?
Марта протягивает руку к моей голове, не боясь, что пальцы запутаются в волосах:
Тебе идут короткие волосы.
Спасибо, а тебе длинные.
Марта улыбается, но вдруг становится серьезной и шепчет:
Я должна извиниться перед тобой.
ХВАТИТ извиняться за стрижку! Я тебе запрещаю!
Нет, я не за это я за то, что что я сказала сказала «я умираю», когда пришел твой папа.
Слова наскакивают друг на друга, говорит Марта так быстро, что трудно разобрать. Она вынимает изо рта красный леденец, нервно вертит его в пальцах. Вид у нее несчастный. Я морщу лоб. Не понимаю, что она имеет в виду.
Извини, что я так сказала.
Наконец до меня доходит.
О-о, Марта! Ничего страшного. Пойдем домой, очень есть хочется. Как говорится, голова болит, а желудок есть велит! Пошли?
Я сказала это жутко веселым голосом. Пункт 1. Остричь волосы. Сделано!
Особенная поневоле
Сегодня двадцатое марта, у меня день рождения! Мне исполнилось двенадцать. Число одиннадцать порядковый номер химического элемента натрия сменилось на двенадцать порядковый номер химического элемента магния. Мы сейчас в школе проходим химические элементы. Или ХИМИЧЕСКИЕ ЭЛЕМЕНТЫ! так, с ужасным нажимом, сказала бы Сесилия. Я люблю натрий, потому что это, типа, соль. А я люблю соленое. Если бы мне предложили выбрать есть только солености или только сладости, я бы выбрала первое. А в моем классе почти все выбрали бы сладости. Я в этом смысле особенная. И еще в одном, к сожалению. Поневоле.
Папе сорок семь, это порядковый номер серебра. Я думаю, это здорово. А про магний я понятия не имею, хорошо это или плохо, потому что я, типа, не знаю про него ничего.