Рассказ мой начинается, как начинаются вообще все лучшие русские сказания: был я, признаться, выпивши Встречал я Новый год у одного своего старинного приятеля и нализался, как сорок тысяч братьев. В свое оправдание должен я сказать, что напился я вовсе не с радости. Радоваться такой чепухе, как Новый год, по моему мнению, нелепо и недостойно человеческого разума. Новый год такая же дрянь, как и старый, с тою только разницею, что старый год был плох, а новый всегда бывает хуже По-моему, при встрече Нового года нужно не радоваться, а страдать, плакать, покушаться на самоубийство. Не надо забывать, что чем новее год, тем ближе к смерти, тем обширнее плешь, извилистее морщины, старее жена, больше ребят, меньше денег
Итак, напился я с горя Когда я вышел от приятеля, то соборные часы пробили ровно два. Погода на улице стояла подлейшая Сам черт не разберет, была то зима или осень. Темнота кругом такая, что хоть глаза выколи: глядишь-глядишь и ничего не видишь, словно тебя в жестянку с ваксой посадили. Порол дождь Холодный и резкий ветер выводил ужасные нотки; он выл, плакал, стонал, визжал, точно в оркестре природы дирижировала сама ведьма. Под ногами жалобно всхлипывала слякоть; фонари глядели тускло, как заплаканные вдовы Бедная природа переживала фридрих-гераус Короче, была погода, которой порадовался бы тать и разбойник, но не я, смиренный и пьяненький обыватель. Меня повергла она в грустное настроение
«Жизнь канитель философствовал я, шлепая по грязи и пошатываясь. Пустое, бесцветное прозябание мираж Дни идут за днями, годы за годами, а ты все такая же скотина, как и был Пройдут еще годы, и ты останешься все тем же Иваном Ивановичем, выпивающим, закусывающим, спящим В конце концов закопают тебя, болвана, в могилу, поедят на твой счет поминальных блинов и скажут: хороший был человек, но жалко, подлец, мало денег оставил!..»
Шел я с Мещанской на Пресню дистанция для выпившего почтенная Пробираясь по темным и узким переулкам, я не встретил ни одной живой души, не услышал ни одного живого звука. Боясь набрать в калоши, я сначала шел по тротуару, потом же, когда, несмотря на предосторожности, мои калоши начали жалобно всхлипывать, я свернул на дорогу: тут меньше шансов наткнуться на тумбу или свалиться в канаву
Мой путь был окутан холодной непроницаемой тьмой; сначала я встречал по дороге тускло горящие фонари, потом же, когда я прошел два-три переулка, исчезло и это удобство. Приходилось пробираться ощупью Вглядываясь в потемки и слыша над собой жалобный вой ветра, я торопился Душу мою постепенно наполнял неизъяснимый страх Этот страх обратился в ужас, когда я стал замечать, что я заблудился, сбился с пути.
«Извозчик!» закричал я.
Ответа не последовало Тогда я порешил идти прямо, куда глаза глядят, зря, в надежде, что рано или поздно я выйду на большую улицу, где есть фонари и извозчики. Не оглядываясь, боясь взглянуть в сторону, я побежал Навстречу мне дул резкий, холодный ветер, в глаза хлестал крупный дождь То я бежал по тротуарам, то по дороге Как уцелел мой лоб после частых прикосновений к тумбам и фонарным столбам, мне решительно непонятно.
Иван Иваныч выпил рюмку водки, покрутил другой ус и продолжал:
Не помню, как долго я бежал Помню только, что в конце концов я споткнулся и больно ударился о какой-то странный предмет Видеть его я не мог, а осязавши, я получил впечатление чего-то холодного, мокрого, гладко ошлифованного Я сел на него, чтобы отдохнуть Не стану злоупотреблять вашим терпением, а скажу только, что, когда, немного спустя, я зажег спичку, чтобы закурить папиросу, я увидел, что я сижу на могильной плите
Я, не видевший тогда вокруг себя ничего, кроме тьмы, и не слышавший ни одного человеческого звука, увидев могильную плиту, в ужасе закрыл глаза и вскочил Сделав шаг от плиты, я наткнулся на другой предмет И представьте мой ужас! Это был деревянный крест
«Боже мой, я попал на кладбище! подумал я, закрывая руками лицо и опускаясь на плиту. Вместе того, чтобы идти в Пресню, я побрел в Ваганьково!»
Не боюсь я ни кладбищ, ни мертвецов Свободен я от предрассудков и давно уже отделался от нянюшкиных сказок, но, очутившись среди безмолвных могил темною ночью, когда стонал ветер и в голове бродили мысли одна мрачнее другой, я почувствовал, как волосы мои стали дыбом и по спине разлился внутренний холод
«Не может быть! утешал я себя. Это оптический обман, галлюцинация Все это кажется мне оттого, что в моей голове сидят Депре, Бауэр и Арабажи Трус!»
И в то время, когда я бодрил себя таким образом, я услышал тихие шаги Кто-то медленно шел, но то были не человеческие шаги для человека они были слишком тихи и мелки
«Мертвец», подумал я.
Наконец этот таинственный «кто-то» подошел ко мне, коснулся моего колена и вздохнул Засим я услышал вой Вой был ужасный, могильный, тянущий за душу Если вам страшно слушать нянек, рассказывающих про воющих мертвецов, то каково же слышать самый вой! Я отупел и окаменел от ужаса Депре, Бауэр и Арабажи выскочили из головы, и от пьяного состояния не осталось и следа Мне казалось, что если я открою глаза и рискну взглянуть на тьму, то увижу бледно-желтое костлявое лицо, полусгнивший саван
«Боже, хоть бы скорее утро», молился я.
Но, пока наступило утро, мне пришлось пережить один невыразимый и не поддающийся описанию ужас. Сидя на плите и слушая вой обитателя могилы, я вдруг услышал новые шаги Кто-то, тяжело и мерно ступая, шел прямо на меня Поравнявшись со мной, новый выходец из могилы вздохнул, и минуту спустя холодная, костлявая рука тяжело опустилась на мое плечо Я потерял сознание.
Иван Иваныч выпил рюмку водки и крякнул.
Ну? спросили его барышни.
Очнулся я в маленькой квадратной комнате В единственное решетчатое окошечко слабо пробивался рассвет «Ну, подумал я, это, значит, меня мертвецы к себе в склеп затащили» Но какова была моя радость, когда я услышал за стеной человеческие голоса:
Где ты его взял? допрашивал чей-то бас.
Около монументной лавки Белобрысова, ваше благородие, отвечал другой бас, где памятники и кресты выставлены. Гляжу, а он сидит и обнимает памятник, а около него чей-то пес воет Должно, выпивши
Утром, когда я проснулся, меня выпустили
Александр Куприн
Чудесный доктор
Следующий рассказ не есть плод досужего вымысла. Все описанное мною действительно произошло в Киеве лет около тридцати тому назад и до сих пор свято, до мельчайших подробностей, сохраняется в преданиях того семейства, о котором пойдет речь. Я, с своей стороны, лишь изменил имена некоторых действующих лиц этой трогательной истории да придал устному рассказу письменную форму.
Гриш, а Гриш! Гляди-ка, поросенок-то Смеется Да-а. А во рту-то у него!.. Смотри, смотри травка во рту, ей-богу, травка!.. Вот штука-то!
И двое мальчуганов, стоящих перед огромным, из цельного стекла, окном гастрономического магазина, принялись неудержимо хохотать, толкая друг друга в бок локтями, но невольно приплясывая от жестокой стужи. Они уже более пяти минут торчали перед этой великолепной выставкой, возбуждавшей в одинаковой степени их умы и желудки. Здесь, освещенные ярким светом висящих ламп, возвышались целые горы красных крепких яблоков и апельсинов; стояли правильные пирамиды мандаринов, нежно золотившихся сквозь окутывающую их папиросную бумагу; протянулись на блюдах, уродливо разинув рты и выпучив глаза, огромные копченые и маринованные рыбы; ниже, окруженные гирляндами колбас, красовались сочные разрезанные окорока с толстым слоем розоватого сала Бесчисленное множество баночек и коробочек с солеными, вареными и копчеными закусками довершало эту эффектную картину, глядя на которую оба мальчика на минуту забыли о двенадцатиградусном морозе и о важном поручении, возложенном на них матерью, поручении, окончившемся так неожиданно и так плачевно.