Гришка хороший зять. Всегда поможет тёще, что та не попросит. Мама и слышать не хотела, как Гришка поколачивает дочь.
Сама виновата! Уступчивой надо быть, говорила ни разу не битая мамочка.
Синяков на лице у сестры не было. Только отметины на теле от пальцев страстного мужа. Для Гришки жена была собственностью. Он одаривал Аню дорогими подарками, требуя, чтобы она непременно их носила. Жена это ещё и витрина любящего мужа. Пусть все видят, какой он хороший, заботливый муж. Как сильно он ценит свою Анечку. Только Анечке все подарки хотелось сжечь в печке. Сжечь так, чтобы и пепла от них не осталось. Вот как сильно она его ненавидела, что готова была отыграться на бездушных вещах.
Поняв, что мать не на её стороне, Аня и вовсе перестала к нам заходить. Если приходила, то крайне редко и только по делу. А я, напротив, бегала к сестре каждый день. В будни после работы. В выходные с утра и до самого вечера сидела у неё. Я наивно полагала, что при мне Гришка не посмеет поднять руку на сестру. Он и не бил её. Пока я была с ними он не бил Аню. А вот что было, когда я уходила? Ну, не могла же я ночевать у молодых. Крепкие бревенчатые стены, высокий забор хорошо прятали трагедию молодой семьи от вездесущего взора общественности. И только я знала, что скрывает Гришкина любовь напоказ. Анне завидовали, считая её самой счастливой. Такой заботливый и щедрый муж. И никто даже не догадывался, в какой золотой клетке живёт молодая жена Коршунова. Аня перестала смеяться и улыбка уже не трогала её постоянно сжатых губ. По крайней мере, до одного случая.
В конце сентября стояла тёплая осенняя погода. Бабье лето. Последние солнечные денёчки. Повсюду летали паутинки. На полях уже несколько недель шла уборочная. Работы у меня прибавилось, но я не жаловалась. Ещё в школе я научилась сносно печатать на машинке, поэтому справлялась с работой быстро. Надо было несколько раз перепечатывать одни и те же указы с постановлениями. Эти бумажки потом развозили по районным колхозам.
И вот, сидя за столом, я строчила очередной приказ, как вдруг дверь отворилась. В кабинет вошёл Федька. Он работал шофёрам у председателя Туровского колхоза. Сегодня было совещание и Федька привёз своего начальника в райисполком. Пока руководители колхозов заседали в главном зале, поклонник Ани решил забежать ко мне.
Привет, Лизок! сходу поздоровался он.
Привет! немного удивилась я его хорошему настроению.
Аньке передашь от меня пару словечек? хитро улыбнувшись, спросил Фёдор.
Смотря что?
Скажи ей, что я буду ждать её до самого утра на нашем месте, переминаясь с ноги на ногу, сказал бывший кавалер.
Ты что, сума сошёл? возмутилась я. Гришка узнает, тебе голову оторвёт, а про Аньку я вовсе молчу!
Картинка избиения сестры заставила меня передёрнуться. Чем только он думал? Хотя, понятно чем.
Лиз, ну, помоги. А? не унимался Анькин ухажёр.
Подойдя к столу, Федька взял мою ладонь.
Лиз, помоги. Пожалуйста.
Нет. Своей сестре я не враг.
Лиза, я на колени перед тобой встану. Помоги, уже опускаясь на колени, просил Федька.
Нет! стояла на своём я. Гришка прибьёт её, если узнает. А про сплетни я, вообще, молчу. Твоя же тётка первая по городу понесёт.
Лиз, Гришки не будет сегодня. Я слышал, как Антоныч говорил, что сегодня с ним придётся делить машину. Председателя в Витебск вызывают, а Коршунова в управление. Наша машина не доедет, поэтому на милицейском газике поедут. Гришка за рулём будет. Вернутся за полночь.
И? я никак не понимала, что он этим хотел сказать.
Ну что? Что? У нас с Анькой целый вечер. Мне поговорить с ней надо. Когда такая возможность будет? Лиз, пожалуйста, просил он.
Ну как откажешь, когда так просят?
Хорошо.
Федька подскочил ко мне и подхватил на руки.
Спасибо! Спасибо! довольно твердя, он кружился со мной.
Вечером после работы я сразу пошла к сестре.
Аня крошила капусту. Гришки не было дома и, похоже, с утра.
Привет, сестрица! обняла я её.
Привет. Что такая довольная? спросила Аня, виртуозно шинкуя ножом.
И ты сейчас будешь довольна, сказал я, отправляя в рот сочную полоску капусты.
Гришку, что ли, застрелили? неожиданно без единой эмоции на лице спросила сестра.
Нет. Жив Коршунов. В Витебске до поздней ночи будет.
Так радоваться чему? вздохнула Аня.
Есть чему. Федька ко мне заходил. Тебя как стемнеет, ждать будет на вашем тайном месте.
Нож выпал из рук сестры. Она быстро обернулась и впервые за несколько месяцев на её лице была улыбка. Не натянутая, а настоящая улыбка, когда и глаза светятся, и румянец горит на щеках. Даже серость слетела с лица, стоило только ей улыбнуться. Она, словно счастьем изнутри засветилась. Вот так одна лишь надежда на скорую встречу с любимым изменили сестру за мгновение.
Надеть нечего! спохватилась Аня и бросилась к шкафу.
Ничего себе нечего! подтрунивала я. Сколько платьев!
Они же все пёстрые! Их за версту увидишь.
Надень старое, предложила я, жуя капусту.
Есть очень хотелось. С самого утра ничего не успела перекусить. Работы много было.
Гришка всё выбросил, разочарованно сказала Аня, смотря вглубь шкафа, и вот даже платок в цвет нашего флага.
В руках сестра держала ярко-красный платок. Такой уж точно заметишь даже в безлунную ночь. Он, как огонь маяка, привлечёт к себе сотни любопытствующих глаз.
Платок красивый. Как наш советский флаг, полюбовалась вслух я красивой вещью.
А мне-то что? Красивый и красивый! Лучше бы чёрный, и раздражённо бросила его в шкаф.
Именно в это мгновение мне в голову пришла коварная мысль. Что если Анькины яркие тряпки сыграют на нашей стороне? Этот недостаток, мы используем нам во благо.
Аня, я надену твой платок, а ты мой. В темноте нас никто не различит. Мы дойдём до нашего дома. Я в твоём платке пойду домой, а ты в моём огородами к Федьке. Если нас кто и увидит, то подумает, что ты к родителям пришла. А я это я. Я не замужем. Мало с кем любуюсь, да на свидания бегаю.
Я думала, что сестра меня задушит обнимая. Настолько сильно она обрадовалась.
Мы дождались, когда стемнело и вышли переодетые из дома. Нас забавляла игра в шпионов. В Сенно есть одна особенность. В вечерние будни улицы города пустеют. Большая редкость, если хоть кто-нибудь встретится вам на пути. Оживлённо в базарные дни и то только до девяти вечера максимум. В это время чуть протрезвевшие горожане плетутся домой из гостей. Нам повезло вдвойне. В городе даже собака не пробежала. Мы быстро прошмыгнули по площади. Потом пробежали по Советской улице и вышли на Красную Слободу.
Зайдя во двор, Аня сказала:
Если что, я на сеновале бабы Клавы.
Я даже не успела подшутить над их тайным местом встречи, как Аня уже бежала по огороду в сторону дома глухой старушки. У Клавдии Никифоровны был большой сеновал. Ещё до революции её муж торговал сеном. В тридцатых муж умер. Вдова отдала постройку в общее пользование. Находясь на самом краю города, этот сеновал идеальное место для встреч. Была, правда, одна помеха собаки. Старушка глухая, а пёсики нет, но сестра с Федькой подкармливали их, поэтому два больших кобеля виляли хвостиком, а не лаяли на непрошеных гостей.
Походы Ани на ночёвки к семье никого не настораживали. Подумаешь, молодая жена бегает в отчий дом во время отлучек мужа. Страшно одной в пустом доме. Бывало, Аня приходила к нам на часок-другой. Потом брала незаметно мой серый платок и бежала к Федьке, а я в это время прятала Анькин красный. Сестра пропадала на сеновале несколько часов, заранее договариваясь со мной, когда мне ждать её возвращения. Я выходила с её платком и встречала сестру в огороде. Она накидывала атрибут нашего обмана на свою голову и довольная со спокойной душой возвращалась к мужу. Для Коршунова она была у родителей. Спроси он у матери и отца: «А была ли Аня у вас вчера?», и что бы они ответили? Правильно! «Была Анечка. Конечно!» в один голос уверенно заявили бы они. И это была бы правда. Та правда, которую мы им показывали. И соседи видели нашу «Красную Шапочку», идущую по Красной Слободе.