– И все же это паранойя – фокусироваться на столь незначительном проценте переноса, Кэл. Нужно стремиться видеть картину в целом. Эволюция всегда сопровождается мутациями, и паразиты постоянно предпринимают попытки обрести новых «хозяев» – каждый раз, когда ты ешь мясо с кровью, червь того или иного вида пытается проникнуть в твои кишки.
– Ох как мило! Очень аппетитный образ.
– Однако большинство из них терпят неудачу, Кэл. Что касается мутаций, эволюция срабатывает крайне редко. Нечто похожее происходит в музыкальном бизнесе. – Она кивнула на свою стереоустановку, где в данный момент стоял диск с Deathmatch. – Потому что на каждую Deathmatch или Kill Fee есть сотни совершенно бесполезных групп, о которых ты никогда ничего даже не услышишь. То же относится и к пышному карнавалу жизни. Вот почему Дарвин называл мутации «вечно надеющимися монстрами». Это лотерея – многие терпят неудачу в первом же поколении.
– «Вечно надеющиеся монстры», – повторил я. – Хорошее название для группы.
Доктор Крыса обдумала мои слова.
– Слишком артистично.
– Может быть. Однако мне тот инферн‑кот показался очень даже преуспевающим. В смысле, у него огромная «семья», он ловит птиц и кормит ими крыс. Разве не похоже на адаптацию с целью распространения паразита?
– Здесь нет ничего нового. – Доктор Крыса подбросила карандаш и поймала его. – Коты всегда делают людям маленькие подношения. Ведь именно так они кормят детенышей, хотя иногда у них ум заходит за разум и они путают людей и котят.
– Да, но… инферн‑кот выглядел вполне здоровым. Не как эволюционная неудача.
Доктор Крыса кивнула, барабаня пальцами по клетке с ВНШ. Она уже взяла у крысы кровь на анализ и установила пробирку в центрифугу в углу своего логовища. Та вращалась, превратившись в расплывчатое пятно и треща, словно смеситель для красок в магазине скобяных товаров.
– Ну и славненько – учитывая, как часто мутирующие паразиты убивают своих «хозяев» на протяжении нескольких дней. Однако с точки зрения эволюции важны не сила или здоровье, а способность к воспроизведению.
– Конечно… Но эта семья была действительно большая. Буквально тысячи.
– Возможно, но по‑прежнему остается вопрос: как новый штамм перекочует в другого кота?
– Вы меня спрашиваете? – сказал я. – По‑моему, вы тут эксперт.
– Ну я тоже не знаю, Малыш. – Она пожала плечами. – А между тем это решающий фактор. Если новый штамм не имеет возможности переселиться в другого «хозяина»‑кота, данная адаптация не больше чем тупик. Типа токсоплазмы в людях, которая никогда никуда не выходит.
Я медленно кивнул, обдумывая услышанное. Если новый штамм не сможет найти способ инфицировать других кошек, он умрет, как только умрет этот кот. Игре конец,
Я с надеждой посмотрел на доктора Крысу.
– Выходит, может, и нет угрозы того, что нашей цивилизации конец?
– Послушай, с точки зрения переноса паразита коты могли бы стать для человека гораздо большей угрозой, чем крысы, за это я готова поручиться. Каждый год несравненно больше людей подвергаются укусам кошек, чем крыс. Однако очень велика вероятность того, что перед нами просто необычная одноразовая мутация. Вероятно, ты был просто испуган и сам не знаешь, что в точности видел.
Я вспомнил полный шума подвал, ужасный запах в нем… может, это и была галлюцинация, но кота‑инферна я точно видел.
– Ну спасибо, что приободрили. – Я встал. – Надеюсь, вы правы.
– Я тоже, – ответила доктор Крыса, глядя на клетку с ВНШ.