Невзирая на то обстоятельство, что в гвардии служили, как правило, состоятельные дворяне, экономическое положение ее офицеров очень сильно различалось. Уже в начале XIX века среди них было много лиц, живущих только на жалованье, и к тому же обремененных долгами. От их финансового положения во многом зависел выбор и гвардейского полка, и досуг, который был сопряжен с выполнением светских обязанностей. Представители самых знатных аристократических родов, как правило, служили в Кавалергардском и Преображенском полках, самым дорогим полком считался лейб-гвардии Гусарский, в лейб-гвардии Конном полку стремились служить в основном представители остзейского (прибалтийского) дворянства. Но даже в самых престижных полках далеко не все офицеры были богатыми. Так, например, офицер Преображенского полка Д. Г. Колокольцев, служивший в нем с 1831 по 1846 гг., вспоминал: «Материальное положение не позволяло офицерам снимать дорогие квартиры в центре города». Но не только младшие, то есть обер-офицеры были стеснены в средствах. Так с 1839 по 1847 гг. командиром Кавалергардского полка был генерал-майор барон И. А. Фитингоф, не имевший состояния и живший исключительно на жалованье. В 1841 году он писал своему другу и бывшему сослуживцу отставному полковнику Бобоедову: «Еще могу тебе сказать, что служба моя идет не дурно, но дурно то, что не остается копейки на черный день, а о детях надобно подумать. Но Бог и царь помогут, и ежели было бы только прежнее здоровье, то и далее служба покормит. Завидую вам всем, которые дома живете, как бы и я желал, но рано еще, нечем без службы жить».
Генерал К. Ф. Багговут, служивший в лейб-гвардии Московском полку с 1828 по 1842 гг., приводит такой пример: «В мое время были офицеры в полку и крайне бедные. У нас была одна квартира, где жили трое очень исправных офицеров; свое небольшое жалование они почти все употребляли на то, чтобы быть чисто одетыми так что зачастую им было не на что пообедать» [15].
Картины и рисунки знаменитого русского художника П. А. Федотова показывают бедность и офицеров лейб-гвардии Финляндского полка, в котором одно время служил и сам художник. Отсюда и браки по расчету, которые были нередким явлением в офицерской среде.
Федотов П. А. Сватовство майора. 1851 год.
Таким образом, русская гвардия в целом представляла собой достаточно неоднородные воинские соединения. Одни полки Гвардейского корпуса были элитными, другие несколько ниже по статусу, а относящиеся к «молодой гвардии» считались непрестижными. Отдельные привилегированные полки встречались с остальной гвардией в исключительных случаях, как правило, на маневрах и парадах и, конечно, на войне.
Безусловно, это различие, хотя и не столь резкое каким оно представляется со стороны, иногда оказывалось роковым для офицеров, принадлежащих к разным полкам и имевшим разный социальный статус. Это подтверждает известная история с дуэлью поручика лейб-гвардии Семеновского полка К. П. Чернова и флигель-адъютанта В. Д. Новосильцева в сентябре 1825 года и закончившаяся смертью обоих. Причиной дуэли стал отказ Новосильцева под влиянием своей матери жениться на сестре Чернова Екатерине, которой он предварительно дал это обещание [17]. Необходимо подчеркнуть, что поручик Чернов случайно оказался офицером гвардии, он был переведен в нее после нашумевшего «семеновского дела» 1820 года, закончившегося расформированием этого полка.
Поскольку секундантом у Чернова был его двоюродный брат и один из руководителей декабристов поэт К. Ф. Рылеев, то этой дуэли было мгновенно придано политическое звучание. Друг Пушкина декабрист В. К. Кюхельбекер написал стихи «На смерть Чернова», в которых политическая составляющая этой дуэли выражена достаточно четко:
Особенно, конечно, забавляет тирада Кюхельбекера «о тиранах нас угнесть готовым», как будто ее написал не дворянин, окончивший привилегированное учебное заведение Царскосельский лицей, а самый последний забитый крепостной крестьянин.
Эта дуэль, отчетливо характеризующая противоречия между ценностными понятиями в ранее, казалось бы, единой среде дворянского служивого сословия, была не первой и не последней в России. Большой шум наделала в 1807 году аналогичная по причинам дуэль между полковником лейб-гвардии Преображенского полка Д. В. Арсеньевым и польским графом И. Хребтовичем. Арсеньев имел безупречную светскую репутацию, дружил с будущим генерал-фельдмаршалом и светлейшим князем М. С. Воронцовым, а также с сыном великого русского полководца генерал-адъютантом А. А. Суворовым и офицером лейб-гвардии Преображенского полка известным поэтом С. Н. Мариным. Как вспоминал декабрист князь С. Г. Волконский: «Арсеньев был уже давно влюблен и искал руки фрейлины. девицы Ренни. Его желания были увенчаны успехом, и он был объявлен ее женихом Эта помолвка получила полную гласность. Едва несколько дней по оной граф Хрептович, богатый помещик польский, влюбленный также в девицу Ренни, не принимая в уважение бывшую помолвку, себя предложил в соискатели руки этой молодой девушки. Мать ее, прельщенная богатством гр. Хрептовича, уговорила свою дочь отказать уже в данном с ее согласия обещании Арсеньеву отказать ему в своей руке и принять предложение Хрептовича».
На дуэли Арсеньев был убит, что не помешало графу Хребтовичу через некоторое время жениться на фрейлине Ренни.
Такого рода события не являлись редкостью не только в офицерской, но и в целом в дворянской среде.
Вместе с тем корпоративная солидарность и определенная независимость русского офицерства обеспечивалась еще и тем, что как в гвардии, так и в армии полк был не просто воинским подразделением, а своего рода «полковой семьей». В ней солдат и офицеров объединяли воинские традиции, подвиги предков-однополчан, мундиры, по которым всегда узнавали своих, главные святыни знамена (или кавалерийские штандарты), литавры, иконы и другие реликвии, отношение к которым было «трепетным и высоким» [18]. Поэтому в «Заповедях товарищества», которые генерал-инспектор военно-учебных заведений великий князь Константин Константинович в 1913 году разослал от своего имени по всем кадетским корпусам и военным училищам, укреплению традиций войскового братства, войскового товарищества, основанных на доверии и готовности к самопожертвованию, было уделено первостепенное внимание.
По прибытии в полк новых офицеров им объяснялось, что, имея честь носить военный мундир, офицер всегда и везде должен помнить, что по его действиям составляется общественное мнение о достоинстве всего полка. То есть он должен заботиться не только о своей личной чести, но и о чести своей воинской части.
Очень многие солдаты и офицеры даже после ухода в отставку всегда помнили о своей военной службе. Для примера можно привести воспоминания одного из ветеранов лейб-гвардии Кексгольмского полка: «Двигаясь в походной колонне по улицам местечка батальонный командир заметил почтенного старика, который при виде наших мундиров снял шапку и вытянулся. Ты что, дед? спросил батальонный командир. Почему стоишь смирно? А как же, ответил старик, ведь это же мой родной полк. В таком вот мундире я, батюшка мой, еще на туретчину ходил. Батальонный повернул коня и помчался к полковому командиру. Генерал приказал развернуть все 16 знамен, и мы торжественным маршем, под музыку, с развернутыми знаменами прошли перед ветераном».
Распространенным заблуждением является мнение, что гвардейские части выполняли только чисто церемониальные функции при дворе императора, хотя парады, войсковые смотры, маневры, полковые праздники являлись неотъемлемой и очень важной частью культуры русского общества начала XIX века [19]. В этих частях, как правило, отрабатывались и современные способы ведения боевых действий, и испытывалось самое новое оружие. Поэтому состав, вооружение, обмундирование и степень подготовки российской императорской гвардии всегда были на уровне лучших европейских армий.