Проходите.
Сказать проще, чем сделать и ещё несколько минут уходит на то, чтобы добраться до местного администратора.
Самсонов Александр Кириллович, отчеканиваю, вскинувшемуся было очередному лейтенанту. Где?
Седьмой кабинет, мгновенно теряет он ко мне интерес.
И вот что должен ощущать отец, забирающий сына почти из тюрьмы?
Разочарование? Страх? Вину? Думать, что не справился? Решать, что делать?
Нет.
Ни один нерв не дёргается, когда я открываю дверь седьмого кабинета. Где, прислонившись к стене и развалившись, сидит мой сын. Когда-то голубоглазый, светловолосый ангел, радующийся тиру и новой папиной машине.
Когда-то.
Вы кто? ровно интересуется уже капитан, отрывая глаза от протокола.
Самсонов Кирилл Александрович.
Отец? кивает он одновременно с, раздавшимся от стены, презрительным хмыком.
Отец. От того ангела остались разве что глаза, всё остальное заметно прогрессировало и, как по мне, не в лучшую сторону.
Ну что же, Кирилл Александрович, слушайте
Глава 9. Кирилл
Пап, слышится из-за спины мрачное, без тени раскаяния в голосе.
Сядь и помолчи. Приказ из разряда тех, что я привык отдавать.
Ты можешь хоть раз меня нормально послушать? Хоть один раз хлопнув дверью, Сашка поворачивается ко мне и упирается носом в предупреждающе поднятую ладонь.
Да? Как же хочется избавить её от этих встревоженных интонаций. Обнять, успокоить, убедить, что со всем справлюсь. Кир?
Всё нормально, не переживай, отвечаю с улыбкой в голосе, идиотская случайность. Ты же знаешь, как работают наши доблестные мундиры.
Случайность? недоверчиво переспрашивает Кира под насупленный взгляд Сашки.
Мы разговариваем по громкой связи, и он всё слышит.
Да какие-то подростки устроили на набережной то ли разборки, то ли ещё чего, а Сашка просто попал под руку. Сгребли, не спрашивая, кто прав, а кто виноват, и привезли в обезьянник всем скопом.
В смысле попал под руку? под истошное «Ма-ам!» с того конца трубки, пытается понять Кира. Каким образом?
А это ты потом у нашего сына спросишь. Никакой драмы с моей стороны и болеющая дочь с другой не дают ей уловить ложь. Заодно научишь, что при виде чужой драки надо уносить ноги, а не подрабатывать миротворцем.
Вот сейчас кто бы говорил! окончательно успокаивается Кира. Сам и объясни, миротворец.
Скажу. Мимолётный взгляд на часы. Кир, мне нужно заехать в одно место, а потом я привезу Сашку к тебе. Устраивает?
Хорошо, до встречи.
Увидимся.
Вдох, выдох и полное непонимание, что делать дальше.
Обошёлся бы и без твоей помощи! зло фыркает подросток, который, по идее, мой сын. Надо больно, чтобы ты меня выгораживал.
Мне перезвонить и рассказать, как всё было на самом деле?
Возьми и расскажи! вскидывается Сашка. Думаешь, напугал? Презрительный фырк. Как будто я не знаю, что тебе плевать и на меня, и на маму! Деньги и подстилки вот весь круг твоих интересов.
Даже так.
Мотор послушно заводится, а у меня в голове битва терпения с желанием дать ему подзатыльник.
А как? Расскажи, ты же самый умный! Рюкзак летит на заднее сидение. Или я такой дурак, что не могу сложить два и два? Давно уже понятно, что ты бросил маму ради
То есть ты поэтому решил разрисовать памятник Ленину матерными словами? А сопротивлялся при задержании тоже из-за моих отношений с твоей матерью?
Я не сопротивлялся, буркнув, он отворачивается к окну.
Поясни.
Не буду я ничего тебе пояснять! Протокол подписан? Подписан. Всё, финиш.
Саша! рык вырывается помимо воли, но мне можно. День сегодня вышел тот ещё.
Алекс, с кривой улыбкой поправляет Сашка. Но откуда тебе знать
Раздавшийся в машине звонок прерывает выяснение отношений.
Саш, давай результат ты мне отправишь на почту? Опережаю я все возможные фразочки Киренского. Я не один и на громкой связи.
Разочарованно покачав головой, Сашка, который Алекс, отворачивается.
Было бы что отправлять, хмыкает тот.
В смысле? Красный. Можно отключиться от дороги, переведя всё внимание на дисплей. Я Короткий взгляд на спину сына и мат. Цветастый и где-то глубоко в душе. Что ты имеешь в виду?
Твоя Олеся Сергеевна ушла.
Зар-раза.
Куда ушла? ровно интересуюсь я и трогаюсь с места, резко перестраиваясь в правый ряд. Обещанные Кире дела внезапно закончились.
Ну, не в одном с тобой направлении это точно. И на твоём месте я бы пошевеливался, потому что настроение у неё убийственное.
Тебе-то откуда знать.
Не убедил. Не дожал.
Не хватило ни времени, ни обстановки. Да и, откровенно говоря, о Романовской мозг вспомнил уже на подъездах к Степана Разина.
В отличие от тебя, в женщинах я разбираюсь, и не только с физиологической точки зрения. Самодовольно изрекает Киренский и отключается.
Но в таком настроении Сашке хватит и этих нескольких фраз.
Удивительно, как хорошо мы ладили ещё пару лет назад, и тем хреновее понимать, к чему пришли сейчас.
Когда перед прошлым Новым годом Сашка впервые отказался со мной встречаться, я списал выходку на переходный возраст. Когда две недели спустя он перестал брать трубку, Кира убеждала подождать. Притормозить разборки, потерпеть.
Моего терпения хватило на полгода, а после Впервые за пятнадцать лет мне захотелось взять в руки ремень, вот только вместо этого я ушёл. Проглотив все Сашкины обвинения. Понимая, что он перерастёт и это. Когда-нибудь.
Пока не перерос.
Значит так, привлекаю я внимание сына, дома расскажешь версию, которую я озвучил Кире по телефону, со всем остальным я разберусь.
Разберёшься, как же!
Резкая остановка бросает его вперёд, насколько позволяет ремень. Кто-то сзади тормозит и истерично сигналит, но и плевать. Оставив одну руку на руле, я поворачиваюсь к Сашке.
Ни ты, ни кто-либо другой не несёт ответственности за мои решения. Плохие, хорошие неважно. Всё, что я получаю следствие только моих поступков, а вот твои приходится разгребать другим. Практически невозможно вынести такой мой взгляд, и Сашка опускает глаза. Претензии? Вопросы?
Опускает не виновато зло. Мгновенно ожесточившись на то, что я прав.
Потому что каким бы ни был я, какой бы ни была Кира, но Сашка так и остаётся тем, кто всё ещё связывает нас обоих. И будет связывать всегда. За одно только это он получал всё, что хотел.
Всё.
И поэтому решил, что может меня судить?
Дерьмовый день.
Вернувшись к дороге, я отключаюсь от машины. Зажимаю телефон между ухом и плечом, набираю Романовскую, но она не отвечает.
Один звонок, второй, третий. На четвёртом вызов сбрасывается, а пятый приятным женским голосом сообщает, что «Абонент временно недоступен».
Так, значит?
К нужному дому мы подъезжаем минут через пятнадцать. Молча. Не смотря друг на друга.
Насчёт ареста тебе всё ясно? уточняю ещё раз перед тем, как набрать номер квартиры.
Ясно, вызывающе вскидывается Сашка. Я больше тебя беспокоюсь о мамином спокойствии.
Оно и видно.
Двор. Ещё один домофон. Подъезд.
Сурового вида мужик в качестве консьержа. В военной форме. Он кивает Сашке, а меня окидывает нечитаемым взглядом.
Да, моя персона никому из них не нравится.
Ну, наконец-то! Кира не меняется. Как ты умудрился? Короткий подзатыльник заставляет Сашку вжать голову в плечи. При том что он уже выше её.
Но это половина беды. Гораздо хуже, что проходят года, а ничего не меняется у меня всё также заканчивается дыхание при одном только взгляде на неё. И страшно даже представить, что было бы без того номера в «Надежде»11. Счастье и пятилетняя девочка с моими глазами и моим именем в свидетельстве о рождении.
И Кира, с глазами, полными боли.
Каким бы скотом я ни был, но даже мне хватает совести признать, что так ей лучше. С ним лучше.
Признать, но не смириться.
Мам, смущённым басом, да я не специально! Ты же знаешь, когда у ментов облава, гребут всех без разбора.