От этой штуки на ее лице шла трубка, которая заканчивалась у невероятно громоздкой и неуклюжей стеклянной штуковины, внутри которой поднималась и опускалась серая гармошка. Прибор искусственного дыхания!
В голове немного прояснилось, и, осмотревшись, Вика увидела, что доктора стоят расслабленные, точно после тяжелой работы. Кто‑то уже начал развязывать тесемки на своих халатах...
Толчок, мелькание стен: ее вновь положили на носилки. Потолок поехал в сторону: повезли. Когда мимо мелькнула дверь операционной, Вика наконец позволила себе опустить веки и провалиться в черное, успокаивающее безмолвие. Кажется, она будет жить.
* * *
– ...Мир потерял в вашем лице гениального актера, доктор.
– Врач должен быть немного актером, но на этот раз я превзошел самого себя. Если и это не поможет... Но она будет помнить, чем закончился для нее этот шприц. Даже когда разум забудет, тело будет помнить. И будет верить, что так закончится любой наркотик. Неспособность дышать... Это очень сильное воспоминание, молодой человек. Это взывает к самым глубоким, самым атавистическим нашим инстинктам. Возможно, этот ужас окажется сильнее тяги... На какое‑то время. Я не знаю другого способа, который оказался бы более эффективным, чем смерть.
– Кстати, смерть выглядела очень настоящей.
– Для нее – может быть. Теряющему сознание от боли в груди человеку трудно отличить остановку сердца от банального обморока. Но вообще‑то нашатырный спирт привел бы ее в себя быстрее, чем электрошок.
– Электрошок... это не будет опасно для сердца?
– Не в том варианте, который мы использовали. Это представление оставит на груди легкие ожоги, но скорее термические, нежели электрические. Зато шрамы послужат живым напоминанием об уроке, не позволят забыть, не позволят расслабиться. Только...
– Да, доктор?
– Вы уверены, что ее психика выдержит такой жесткий прессинг? Не будет реакции «назло уродам», попыток суицида?
– Поверьте, доктор, я знаю ее лучше, чем вы можете предположить. И не стал бы настаивать именно на таком варианте, если бы не был уверен, что она выдержит.
– Кто платит, тот и заказывает шампанское. Впрочем... вы правы, девчонка боевая.
– Не то слово.
– Вы уже решили, чем будете ее отвлекать?
– О, да.
– И что же?
– Я придумаю ей хобби.
– Хобби?
– О, да. Что‑нибудь грандиозное. Что востребует все ее время, все силы и все ресурсы без остатка. Спасать мир, например...
* * *
Вику пробудил солнечный луч, коснувшийся лица. Ласковое, теплое прикосновение. Странное, непривычное пробуждение.
Ей потребовалась почти минута, чтобы понять, что же не так, чего не хватает. Не хватало боли. Той постоянно присутствующей, грызущей, убивающей, избавиться от которой она не могла даже в самом глубоком опьянении. Девушка чувствовала себя... легкой. Почти невесомой и в то же время странно защищенной.
Чувство безопасности – вот что было самым необычным. Поскольку никогда раньше ей не доводилось испытывать подобного, то и определить, что это такое, Вика не смогла.
Она лежала с закрытыми глазами, постепенно просыпались другие ощущения. Во‑первых, выяснилось, что не так уж все безоблачно. Мышцы болели, особенно на спине и в районе ребер, так что при каждом вдохе чувствовала легкий дискомфорт. Одна сторона лица ощущалась странно далекой, деревянной, в районе виска что‑то неприятно покалывало. И наконец, все нарастало жжение в районе груди. Похоже на ожог...
Она шевельнулась, пытаясь принять более удобное положение, и боль ударила в висок, заставив удивленно всхлипнуть. Однако этот дискомфорт был ничем по сравнению с тем, что обычно ждало ее по утрам.