В-третьих, практически «время жизни» последних биороботов измерялось не десятилетиями, а столетиями. При правильной эксплуатации они могли «пережить» не одно поколение своих создателей.
Зато они «любили», «соучаствовали». По-своему.
Цена таких биороботов в отличие от прежних моделей подскочила во много раз, и была доступна лишь состоятельным гражданам Земли. Случалось так, что какой-нибудь бизнесмен дарил биоробота своему приятелю это считалось «хорошим тоном» и приветствовалось в обществе.
И всё же, Правительство запретило Институту разрабатывать «ещё более совершенные модели», ибо люди не хотели до конца уступать своё первенство «бездушным машинам», хотя по этому поводу между центурианами и землянами шла борьба центуриане стремились «наводнить» все сферы человеческой жизни существами с искусственным интеллектом.
«Недалеко то время, поговаривали люди, когда нам будет не место на родной планете, которую целиком займут машины».
Однако пока ещё биороботы и машины мирно сосуществовали друг с другом, несмотря на жуткие истории фантастов.
«Никогда человек не создаст ничего выше Бога», утверждали передовые умы философов-метафизиков.
«Но человек должен быть избавлен от тяжёлого физического труда и лишних проблем, спорили с ними учёные.
Этот спор продолжался до сих пор, и, в конце концов, Правительство решило занять нейтральную позицию, примиряя (пока безуспешно) первых со вторыми.
Тина перевернула страницу книги и хотела продолжить чтение, но Олимпия остановила порыв няни.
Причеши меня.
Но я не закончила.
И не надо. Эту сказку я уже слышала.
Комната была освещена розовым светильником в виде цветка лилии. Олимпия растянулась в кровати-кювезе с дополнительным обогревом. Такие кровати, выпускаемые промышленностью, были удобны тем, что не требовалось дополнительного белья, и даже в холодное время года, когда солнечного тепла было недостаточно, несмотря на постоянно повторяющиеся попытки метеорологов «установить стабильный субтропический климат», они могли согреть озябшее тело, и их форма в точности повторяла форму человека в отличие от плоских кроватей старого образца.
Тина отложила книгу, взяла расчёску и принялась расчёсывать густые волосы своей воспитанницы. Рядом с кювезом стоял поднос на колёсиках, на котором красовались два блюда бутерброды с икрой и пицца с сыром. Это был ужин.
Многие земляне питались исключительно «контейнерами». Так назывались капсулы с необходимым суточным запасом питательных веществ: белков, жиров, углеводов, витаминов и должным количеством килокаллорий. Всё чаще и чаще пропагандировалось, что такое питание намного полезнее и качественнее, чем приготовленная еда, однако, несмотря на усиленную пропаганду, люди предпочитали «вкусную еду для гурманов».
Ты нанизываешь на вилку гриб, смакуешь его во рту и с наслаждением отправляешь затем в желудок. Ну, разве это не здорово! говорил Густав Милер, Только глупые центуриане способны впихивать в себя всю эту гадость вроде «сырых мозгов» и дурацких контейнеров».
И он был прав.
Тина убрала расчёску.
Почему Вы ничего не едите?
Я не голодна.
Уголки губ Тины слегка приподнялись в подобии улыбки.
Разве такое бывает, чтобы люди не испытывали голод?
Иногда бывает, ответила Олимпия, Скажи, а гости ещё не ушли?
Нет.
Как мне хотелось бы веселиться вместе со всеми.
Через один час, сорок шесть минут, пятьдесят четыре секунды Вы должны уснуть.
Олимпия проигнорировала это замечание, поднялась с кровати и подошла к широко распахнутому окну. Повеяло летней прохладой.
Там далеко-далеко на востоке всё ещё сохранялась бледно-розовая полоса заката, свежие звёзды мелькали в бархатном небе, как маленькие светлячки. Город лежал, как на ладони. До ушей Олимпии донеслись радостные возгласы сторонников Сопротивления, которые кричали снизу: Победа! Победа! Наконец-то ненавистный Айрон покинет Землю!»
Огни города горели разными цветами всё это производило впечатление пышности, торжественности и помпезности. Веселились все, кто могли. Динамики гремели, донося музыку из воздушных кафе.
А внизу в парках гремели синтезаторы рок-групп, центуриане «прикусили языки» и ходили понурыми.
Ты можешь идти, наконец сказала Олимпия, обратившись к прислуге.
Слушаюсь.
Да, кстати, позови Александра. Я буду ждать его.
Тина выглядела взволнованной, свет от розового светильника отразился на её лице, изготовленном из пластика.
Ты хочешь что-то сказать мне?
Ваш отец велел, чтобы я уложила Вас спать.
Я уже не маленькая и сама могу лечь.
Признайтесь честно, Вы что-то задумали?
Олимпия мотнула головой.
Нет, мне просто хочется увидеть своего друга перед сном.
Тина не сдвинулась с места.
А меня Вы не считаете другом?
Конечно, считаю.
Олимпия не подала вида, но её удивил вопрос прислуги.
Тина вышла. Олимпия вытащила из кармана ночной пижамы, которая была на ней, найденные на дне Океана жемчужины, положила их на ладонь и долго смотрела, изучая каждую грань, каждую чёрточку. Жемчужины, как будто хотели ей что-то сообщить, переливаясь то розовыми, то голубыми оттенками. Огни Ассинии продолжали зажигаться уже за рекой. Там в одном из этих дворцов живёт королева. Завтра Земля станет свободной. Завтра. Прошлое незаметно исчезало и переходило в будущее и тоже становилось прошлым, затем следующий пласт пространства переходил в разряд будущего.
Олимпия отвлеклась, положила обратно заветные дары Океана. Ей казалось, если она будет думать об этом, её мозги расплавятся, как плавятся камни на раскалённом Солнце.
Вы звали меня? раздалось за её спиной.
Олимпия оглянулась. Знак Алехандро на мускулистой груди телохранителя-негра сверкнул в полутёмной комнате. Александр стоял напротив Олимпии, ожидая дальнейших распоряжений своей маленькой хозяйки.
Тебя отправила Тина?
Да.
А где она сама?
Спустилась к гостям, чтобы вынести какое-то блюдо из кухни.
«Как хорошо, теперь я предоставлена самой себе», подумала Олимпия.
Зачем Вы звали меня? спросил Александр.
Я хотела, чтобы ты прокатил меня по ночной Ассинии.
Александр отвернулся, и это считалось первым признаком несогласия с желаниями хозяев.
Ваш отец будет недоволен, если я исполню Ваше приказание.
Но ведь ты же считаешься моим телохранителем и подчиняешься непосредственно мне.
Лицо Александра оставалось непроницаемым. Олимпия ловко скользнула к нему и, как вьюн, обвилась вокруг его тела. Интуиция ещё никогда не подводила её, и она чувствовала, что чернокожий телохранитель тайно влюблён в неё, а значит, исполнит любую прихоть, любой каприз своей госпожи, только старается не показывать этого из скромности и отчасти из гордости.
Лёгкая улыбка появилась на её уже не детских губах. Она незаметно чмокнула её в смуглую щёку.
Ну, пожалуйста, я очень прошу тебя. Никто даже не узнает о нашей короткой поездке.
Александр опустил голову. Если бы он принадлежал к представителям европеоидной расы, ни от кого бы не укрылось, как он покраснел от смущения. Однако сейчас летняя ночь скрыла состояние его души. Настоящие воины никогда не выдают состояние своих внутренних порывов. Так считал поклонник командора, так «говорили» в нём его гены, доставшиеся в наследство от стойких и мужественных предков, которые тысячелетиями привыкали быть сдержанными и держать при себе свои сокровенные чувства, мысли, желания.
Если мы полетим, я обещаю, что во всём буду тебя слушаться и поделюсь с тобой своим ужином и ещё выпрошу у Тины рагу с курицей. Ведь ты же любишь рагу с курицей?