Здравствуйте, миссис Чабби, как поживаете? спросил я.
Спасибо, хорошо, мистер Гарри.
В таком случае разрешите вас угостить?
Мне бы каплю апельсинового джина, мистер Гарри, да кружечку биттера на запивку.
Пока я отсчитывал ей мужнину долю, она потягивала сладкий джин и беззвучно шевелила губами, проверяя, не сбился ли я со счета. Чабби с тревогой наблюдал за нами, и я вновь задался вопросом, как он все эти годы ухитрялся скрывать от жены марлиновую премию.
Миссис Чабби допила пиво, и пена осела у нее на усах.
Пойду я, пожалуй, мистер Гарри.
Она величаво поднялась и выплыла со двора, а когда свернула на улицу Фробишера, я сунул руку под стол, передал Чабби жиденькую стопку купюр, и мы проследовали во внутренний бар.
Справа от Анджело сидела девица, слева еще одна, а третья пристроилась у него на коленях. Черную шелковую рубаху он расстегнул до самого ремня, выставив напоказ блестящую мускулистую грудь, тесные джинсы не оставляли сомнений в его половой принадлежности, а в сшитых на заказ ковбойских сапогах можно было разглядеть собственное отражение. Волосы он набриолинил и зализал к затылку: сегодня Анджело косил под молодого Элвиса. Сверкал улыбкой на весь бар, словно прожектор, а когда мы рассчитались, сунул по денежке в каждое из трех декольте.
Элеонора, посиди-ка на коленках у Гарри, только не сильно ерзай, а то он у нас девственник, так что полегче с ним, поняла? Он залился счастливым смехом, а потом повернулся к Чабби. Ну что ты, Чабби, все время то лыбишься, то хихикаешь как дурак. Хватит уже хихикать! (Тут Чабби совсем нахмурился, пошел складками и стал похож на бульдога.) Эй, мистер бармен, поднеси стаканчик нашему Чабби! Может, хоть лыбиться перестанет, а то дурак дураком!
Ближе к четырем часам дня Анджело прогнал девиц и стал беседовать со своим стаканом, заранее выложив на стол бритвенно-острый разделочный ножик, злобно блестевший в свете верхних ламп. Он что-то мрачно бормотал, погрузившись в пьяную меланхолию, и каждые несколько минут проверял кончик лезвия большим пальцем, после чего обводил питейную комнату сердитым взглядом, но никто не обращал на него внимания.
Чабби сидел напротив меня и улыбался до ушей, словно гигантская бурая жаба, демонстрируя полный комплект крупных и удивительно белых зубов с розовыми пластмассовыми деснами. Потом мускулистой рукой приобнял меня за шею и с чувством изрек:
Хороший ты парень, Гарри! Я тебе сейчас такое скажу, Гарри, чего никогда еще не говорил. Он со значением покивал, собираясь с духом, прежде чем сделать объявление, традиционное для каждого дня получки. Уважаю я тебя, Гарри. Люблю сильнее, чем брата родного.
Я приподнял его зловонную кепку, ласково погладил Чабби по безволосому коричневому кумполу и признался:
Я тоже тебя люблю, скорлупка ты моя белоснежная.
Отпрянув на расстояние вытянутой руки, он какое-то время всматривался мне в лицо, а потом взревел львиным хохотом, да таким заразительным, что мы оба еще смеялись, когда к нам подсел Фред Кокер. Поправив пенсне, он чопорно сообщил:
Мистер Гарри, я только что получил срочную весть из Лондона. Фрахтовка отменяется.
Что за Мне тут же стало не до смеха. Две недели простоя в высокий сезон и вшивые двести долларов неустойки? Мистер Кокер, крутись как хочешь, но чтобы привел мне клиентов! От денег Чака остались три сотенные бумажки. Чтоб клиентов мне привел! повторил я, а Анджело схватил ножик, со всей дури воткнул его в столешницу и мрачно обозрел комнату, но никто по-прежнему не обращал на него внимания.
Попробую, сказал Фред Кокер, но уже слегка поздновато.
Дай телеграмму тем, кого мы отшили.
Телеграмму? За чей счет? вежливо уточнил Фред.
За мой, черт тебя дери!
Он кивнул и вышел. На улице затарахтел мотор катафалка.
Не переживай, Гарри, успокоил меня Чабби, я все равно тебя люблю.
Вдруг Анджело, который уже успел провалиться в сон, оглушительно треснулся лбом о дощатый стол. Я сдвинул его голову, чтобы он не захлебнулся в лужице пролитого джина, спрятал ножик в ножны, а заодно забрал из кармана Анджело деньги с целью уберечь их от слонявшихся поблизости девиц.
Чабби заказал еще по одной, после чего неровным голосом затянул бессвязную матросскую песню на островном наречии. Я же сидел и волновался, потому что снова балансировал на грани финансового коллапса.
Господи, как же я ненавижу деньги! Особенно когда их нет. От этих двух недель зависит, переживем ли мы с «Танцующей» скорое безрыбье, не утратив добрых намерений. А я знал, что не переживем. И опять сорвемся в ночные заплывы.
Ну его к черту! Раз деваться некуда, какой смысл тянуть? Пошлю кому надо весточку, что Гарри снова в деле. Приняв решение, я всем нутром ощутил приятный зуд тот, что всегда донимает меня накануне рискованного дела. В конце концов, следующие две недели могут оказаться не такими уж пустыми.
Я взялся подпевать, хотя песни у нас, похоже, были разные: в моей припев заканчивался гораздо раньше, чем в Чаббиной.
Неудивительно, что наша песнопевческая вакханалия привлекла внимание стражей правопорядка. На Сент-Мэри закон является к людям в обличье инспектора и/или четверых патрульных, которых для нашего острова более чем достаточно: если не считать «половых сношений с несовершеннолетними» и эпизодического поколачивания жен, здесь нет ничего, что можно называть «преступностью».
Инспектор Питер Дейли молодой человек с белесыми усиками, британским румянцем на гладких щеках и блекло-голубыми, посаженными у самой переносицы глазами, что добавляет ему сходства с амбарной крысой. Он наряжен под сотрудника британской колониальной полиции: фуражка с серебряной кокардой и рантиком из лакированной кожи, форма защитного цвета, отутюженная и накрахмаленная так, что поскрипывает при ходьбе, лакированный поясной ремень и портупея справа налево ее еще называют «поясом Сэма Брауна». В руке офицерский стек из ротанга, также затянутый в лакированную кожу. Если не обращать внимания на желто-зеленые островные эполеты, передо мною стояла гордость Британской империи, но империи имеют свойство подгнивать, а служащие им люди и подавно.
Мистер Флетчер, произнес Дейли, нависнув над столом и легонько похлопывая стеком о ладонь, я пришел выразить надежду, что сегодня вечером обойдется без неприятностей.
Сэр, подсказал я.
Мы с инспектором так и не сдружились. Не люблю нахалов, а еще не люблю, когда власть имущие вдобавок к приличному жалованью обирают честных людей. В прошлом Дейли отгрыз немалую долю моего золотишка, добытого тяжким трудом, и это самый непростительный из его грехов.
Плотно сжав губы под белесыми усиками, инспектор побагровел и нехотя выдавил:
Сэр.
По правде говоря, на заре времен мы с Чабби, вздернув Моисея, разок-другой давали волю мальчишеской дурашливости, но Дейли все равно не имел права говорить со мной в таком тоне. В конце концов, он всего лишь экспатриант с трехлетним контрактом, и сам президент нашептал мне, что этот контракт возобновлять не планируется.
Инспектор, согласитесь ли вы, если я предположу, что этот паб общественное место и что мы с друзьями имеем полное право здесь находиться?
Соглашусь.
Прав ли я, считая, что мелодичное исполнение благопристойных песен в общественном месте не содержит в себе состава преступления?
Да, правы, но
В таком случае шли бы вы куда подальше, инспектор, ласково посоветовал я.
Он помедлил, поглядывая то на Чабби, то на меня. Мы вдвоем с Чабби сила, с которой нельзя не считаться, и Дейли уже видел у нас в глазах дьявольский боевой огонек. Судя по лицу, он сильно жалел, что не захватил с собой патрульных.