Глаза разъедал пот, бедра стали как деревянные, грудь со всхлипами втягивала воздух, словно Кевин рыдал. Может, это был единственный способ позволить себе отрыдаться, пусть и без слез - те, которые текли, высеченные из глаз ветром, не в счет.
И еще раз Кевин ощутил тот же смертный страх, когда проезжал мимо заводов у Мадди-Каньона. В этот момент в сердце его как будто появился вакуум, пустота, всасывающая все его существо внутрь себя самого. Быстрее, еще быстрее; оставь это позади! Давай же, поглядим, кто сломается первым. Видение - Района, идущая по тропинке вдоль обочины. "Это надорвало ее сердце".
Неизвестно почему, Кевин повернул в Ньюпорт, к полуострову Бальбоа. Он по-спринтерски гнал к концу тупика, последними усилиями доканывая себя и велосипед. Уперся в слепой конец дороги, сгорбился, как кошка, тормозя обоими колесами, освободил из застежки сведенную судорогой ногу, поставил на землю.
Канал - выход из гавани. С той и этой сторон - каменные стенки молов. Стройные пальмы шевелят зелеными макушками.
Кевин расстегнул второй ремешок, спешился и прислонил машину к бетонной стене. Ноги казались толщиной в три обхвата и еле шли. Грудь еще продолжала хватать воздух; когда Кевин несся на полной скорости, ветер высушивал пот, а теперь щеки и шею будто пожар охватил, и отовсюду - с бровей, кончика носа, с ушей - закапало. Все тело сотрясалось в такт с тяжелыми ударами сердца. Мир перед глазами тоже содрогался, подпрыгивая, и предметы под вечерним солнцем имели какое-то зернистое свечение, будто распираемые изнутри собственными красками. Конец тренировки. Слабая тошнота; Кевин переборол ее, и она прошла, превратившись в ощущение вроде истомы после соития, только более общее, более разлитое по телу и гнездящееся скорее в мышцах, чем в нервах; результат активной выработки эндорфина при мощном возбуждении - таким способом организм сам защищает себя от стресса, вырабатывая подобное опиуму вещество. В самом деле, Кевин чувствовал себя на удивление хорошо для человека, на долю которого впервые выпало сразу столько горя. Единственное, пожалуй, что мешало - это навалившаяся хмельная одурь. Вечерний бриз освежал немного, но этого было явно недостаточно, чтобы отрезветь.
Кевин побрел по песку, увязая с каждым шагом. Сводило икры. Он содрал с себя шорты и вошел в воду, восхитительно прохладную и прозрачную как стекло. Кевин окунулся в чудесную свежесть и поплыл на руках; ноги волочились как чужие, он ощущал яростную пульсацию крови в них. Немного понежился на мелководье, а потом, отталкиваясь от дна, ловил небольшую волну и на животе катился на ней, пока не выбрасывало на берег. Кевину даже попался девятый вал в миниатюре - эффект, когда набегающая волна складывается с обратной и становится заметно выше.
Кевин играл так, когда был ребенком, а Том, уже в то время казавшийся ему стариком, плыл позади. Какой-то пожилой лысый дядька кричал:
- Посторонись! Посторонись!..
Зеленые флажки, трепыхающиеся над спасательной вышкой; огромные камни мола. Что только они не делали, Том с Кевином! Повсюду, от Коронадо до Лассена, от Юмы до Эврики - нигде крабам не было от них спасения.
Замерзший и утомленный, Кевин сидел на сыром песке у самой кромки пены. Соленый ветер обвевал его, холодя кожу и мягко подергивая за спутанные кудри.
Вода стеклянно блестела в свете вечернего солнца. Кристаллический блеск - соль. Соленый ветер. Песок.
Кевин надел рубашку, оставив ее незастегнутой, бросил обувь поближе к велосипеду и пошел по молу, ощущая подошвами тепло нагретых камней. Они гуляли здесь много раз, и Кевин любил пугать Тома своими скачками с камня на камень. Он решил попробовать, что получится через двадцать лет, прыгнул и чувствительно ушиб пятку. Нет, такое можно делать только в детстве.
Настроение Кевина колебалось то вверх, то вниз; гнетущая подавленность вдруг сменялась приливом беспричинной эйфории.
До чего же Кевин любил деда! Какими они были друзьями! Только чувство любви поможет ему разобраться в том, что произошло.