Попыталась и лупастая Яковлева подкатить ко мне, прибежала с задачкой.
Слушай, Яшкина, что у тебя на носу? Прыщик или бородавка, как у Бабы-яги? спросил я ее. И отшил навсегда!
Окончательным изгоем я стал после Нового года, точнее после спектакля, в котором сыграл принца. Золушку, к моему неудовольствию, играла Яковлева. Говорить ей, как она мне нравится, для меня было хуже смерти. Но так написано Я должен смотреть на нее влюбленными глазами, а мне никакими глазами смотреть на нее не хочется.
Какой-то тусклый у тебя голос, откинула на стул пьесу режиссер, ученица из 10 «Б» класса. Ты влюблен в незнакомую, не похожую на всех других, добрую и красивую девочку! Твой голос должен дрожать от чувств, а ты: «Ме-ме, ме-ме». Как с картошкой во рту. Посмотри на нее другими глазами. Влюбленными. Смотри, какие у нее большие и красивые глаза!
Я исподлобья глянул на Яковлеву, на ее глаза. Действительно, большие глаза. Ну, чуть-чуть красивые. И причесали ее космы красиво. Губы какие-то не такие. Не то чтобы некрасивые, а скривила она их в какую-то ухмылку.
Возьми ее за руку и повтори монолог словами влюбленного принца! Начали! приказала режиссер-десятиклассница.
Яковлева, не расставаясь с ухмылкой, подала мне свою руку. Рука прохладная, а жжет мою ладонь, как раскаленную болванку из горна кузницы в нее вложили.
Музыка! командует режиссер. Заиграл ее одноклассник на баяне. Выходите на круг! это к нам с Яковлевой. Смотрите друг на друга влюбленными глазами. Говори!
Кто вы, прекрасная незнакомка? говорю я пересохшим голосом. Кашляю.
Повтори еще раз! требует режиссер.
Кто вы, прекрасная незнакомка?
Уже лучше! Еще раз!
Кто вы, прекрасная незнакомка?
Танцуйте!
Легко сказать: танцуйте! А как это сделать? Да еще и красиво! Наступив несколько раз своим грубым ботинком на ногу Яковлевой Золушке, я почувствовал, как по моей спине побежали ручейки, пот застлал пеленою глаза.
После каждого вечера с репетицией я менялся неузнаваемо, и не в лучшую опять же сторону. Я ждал этого вечера со смутной надеждой, ждал и надеялся, что и Яковлева спешит на репетицию, чтобы подержать мою дрожащую руку в своей, прохладной и уверенной. Мы научились смотреть друг другу в глаза: сначала просто так, а потом и с любовью, наверное, если считать любовью желание смотреть в глаза и не выпускать руки.
Судачат люди, что растет новый артист, начал с неизменной ухмылкой отец за ужином после премьеры спектакля. И начал не с какого-то там сына рабочего или колхозника, а с сына заморского короля. Пожевав, продолжил: Только и там он какой-то кривой. Нет, чтобы взять в жены дочь какого-нибудь короля из крепкого королевства, так он влюбился в бедную служанку, у которой ни кола, ни двора. Так, глядишь, бы и скатали к свату-королю в гости, посидели бы за роскошным столом, попили бы сладкого заморского винца, поели ананасов и чего еще там, так теперь опять тянуть лямку бедности. Король лишит наследства, а нам на шею сядут оголодавшие многочисленные дети неудачника принца. Будут есть репу вместо ананасов, ходить в дырявых опорках Да.
Марья говорит, что всем понравился концерт, подключилась к разговору мама. Говорит, твой Валерка с Наташкой были лучше всех.
Может, заметней всех? усомнился отец. У одного голова как из медного таза, другая с коровьими глазами Вот парочка!
И совсем не коровьи! вырвалось само по себе у меня. У коров таких глаз не бывает!
И правда, согласилась со мной мама, какие же коровьи, если они у ней голубые!
Матвей говорит, продолжал свое отец, не обратив внимания на наш протест, умчится в артисты твой сын, получать будет большие деньги и не сознается, кто у него родители. Стыдно будет признаться, что они колхозники. Он, пожалуй, прав. Кому нужны корявые крестьяне с руками-граблями, со щербатыми ртами?.. Лучше откреститься от них. Говорит, женится на такой же фифочке и сюсюкать будут на мягком диване дни и ночи. Потом, говорит, надоест им это, разбегутся и будут делить диван и собачку с голубой ленточкой. Я с ним согласный. В телевизоре каждый день про это показывают. Про нас, чей хлеб едят, не показывают, а про них всегда, и одно и то же. Что про нас?! Про космонавтов и ученых не показывают, а этими все телевизоры забиты. Так что и радости никакой от того, что твой сын артист. Лучше бы уже, как сам, колхозник.
Измайлов Гошка художник, Седых Илья инженер, Седых Иван офицер в милиции, Гошка Сергеев летает на самолетах, и все из нашей деревни! высказала, видать, наболевшее мама. И мы не хуже других!
Мало быть не худшим, покачал головой отец, надо быть лучшим!
И будем! погладила мама меня по голове. Артисты разные бывают. Есть и такие, про которых и говорить ничего не надо. Все их и без того хорошо знают. Хотя бы эта, как ее
Хотелось, чтобы поскорей закончились каникулы. Хотелось в школу, к товарищам, к И вот настал тот миг. Схватив сумку с книгами, я выскочил на морозный воздух. По дороге в школу группками спешили ученики. Мой навостренный глаз заметил Яковлеву, но она, против обыкновения, брела одна и совсем не спешила.
Привет, Яшкина! обгоняя ее, выкрикнул я, и хотел уж было садануть ее сумкой по спине, да что-то сверхъестественное остановило меня.
Привет! Улыбнулась она мне совсем незнакомой до этого улыбкой. Какой-то ласковой и домашней.
Сверхъестественные силы бунтовали во мне. Они сами не знали, как им быть. Одни гнали меня прочь, другие тянули назад, к Яковлевой. Поскользнувшись на раскатанной дороге, я грохнулся спиной о твердую леденистую корку. Во мне что-то екнуло, в глазах потемнело.
Тебе больно? услышал я голос, который отличу теперь от всех голосов вселенной. Ты можешь встать? Дай руку.
Это «Дай руку» оживило все во мне. Я вскочил и в глазах черная ночь.
Я помогу дойти тебе до дома, стояла Яковлева надо мной в позе вопросительного знака.
Не надо. Я сам я сейчас
Подошли мальчишки из соседнего класса, Яковлева попросила их довести меня до дома.
Меня вели под руки, а Яковлева стояла и смотрела нам вослед. И это запомнилось мне на всю жизнь.
Довыпендривался! сказал отец, когда меня раздела и уложила на кровать мама. Артист с вывихом!
Привезенная на санях Валька Короткова, фельдшерица наша, ничего страшного не нашла.
Маленькое сотрясение, сказала она и запретила ходить в школу долгих три дня.
Большого сотрясения у нас не может быть, резюмировал отец. Для этого нужны мозги, а их у нас кот наплакал. У курицы больше.
В конце дня я был уже здоров, сидел у промерзшего окна, оттаяв ладошками и дыханием в нем светлое пятно, и наблюдал через него за друзьями, спешащими по морозцу домой. Вот и долгожданная тоненькая фигурка в красном пальтишке и в катанках. Она почти такая же, как и все другие, но в то же время совсем не такая. Вокруг нее облако из тепла и света.
«Посмотрит или не посмотрит на мое окно?.. Ура! Посмотрела!»
Даже отец с его категоричностью не смог не пустить меня в школу. С немного кружащейся головой и легкой тошнотой я вышел за ворота. Сбив навернувшуюся слезу, увидел Яковлеву. Она замедлила шаг, и мы встретились.
Что у тебя было? спросила Яковлева.
Да так! Пустяк! небрежно, как герои в кино, махнул я рукой.
Недавно упала моя мама, так почку зашибла. Хотели в город в больницу везти, да она отказалась.
Почему отказалась?
Говорит, вы без меня не проживете и дня.
Почему?
Кормить, говорит, кто вас будет? Кто корову подоит? Кто Борьку накормит?
Никто не умеет?
Все умеют. Да ей кажется, что никто так хорошо не сделает, как она сама.
Наша мама такая же, вспомнил и я свою маму.
Собирать в дальнюю дорогу хлопотно, а в другую жизнь, неизвестную и таинственную, и хлопотно, и грустно, и тревожно.
Мама с Лидой с раннего утра на кухне. Жарко пылает большая русская печь. Там запекаются нога поросенка и гусь. Сестра крутит на мясорубке фарш для колбас. Она постоянно откидывает со лба прядь волос, попутно вытирает рукавом капельки пота.