Пойдем, тут нельзя нам, мужчины пьяны, шевелись.
В последний раз Шира окинула взглядом дом, она понимала, что не вернется уже сюда никогда. Но это было не так, впереди много событий, которые невозможно было предвидеть.
Дома, в Гатчине, горел свет в окне, а на пороге их гурьбой встретили дети и какая-то исхудавшая женщина в лохмотьях.
МАМА? Ты за мной, мама?
Девочка моя, -Кафа (ныне просто Алена) захлебывалась слезами.
Нет, не могу, извини, она покачнулась и живот стал вдруг огромным, беременность стала видна всем. Девочка ушла доить козу, захлебываясь слезами, она поняла, что мать предала ее.
Дни шли. Иногда Тося привозила из города конфеты и тряпки для детей. Шира уже чувствовала себя Анной, русской девочкой в услужении у своих же слуг. Талантам Широчки можно было позавидовать, она учила детей письму и грамоте, пела, шила, вышивала, заплетала детям косы. Она и не знала, что мать живет в своем особняке, в верхнем этаже, в квартире слуг. Живет с красным командиром, большим человеком, в качестве супруги, создав новую семью. Она родила ему сына, а впоследствии и дочь Дину. Счастливое семейство, влиятельное в правительственных кругах, новые чиновники Смольного.
Любовь
Шира-Анна была хороша собой и однажды ее заметил один скрипач. Скромный, изящный, еврейский юноша. Хупа была традиционной, в дом мужа она вошла со своим потертым саквояжем и золотыми ножницами, с серебряным наперстком, свитком и множеством рукописных листов деда. Молодые были счастливы, она потрясающе пела, он играл на скрипке, чета была приглашена на службу в Марьинский театр, но 1937 год внес свои коррективы.
Его забрали прямо на выходе из театра, по навету, по глупой зависти, просто, потому что он был еврей. Они перерыли дома все, но какой -то неведомой силой вещи деда обходило стороной. Она собрала пожитки и бежала опять к Тосе. По дороге она зашла взглянуть на свой дом. Мать стояла в тени и следила за кудрявым мальчиком, тот осваивал велосипед. Она не подошла, не кинулась к ней, она поняла глубину всей ситуации и поспешила на вокзал, чтоб успеть на поезд.
Мало по малу она вернулась в театр. Потрясающей работы наряды ждали кружевной отделки. Широчку любили все, статная, напоминающая итальянку, с орлиным носом и изумрудными глазами.
Богиня, целовали ей руку мужчины.
Однажды директор пригласил ее на разговор.
Шира, Анна, вот тот мужчина очень любит тебя, он мой родственник, я знаю, как тебе не легко, но он партийный и сильный, тебе нужно создать семью.
Она молчала, ей было за тридцать, муж арестован ни кола, ни двора..
Я подумаю, вздохнула она и направилась в грим-уборную.
Свадьба была скромной, но чернобурку невесте одели на плечи, да и самовар был подарен молодым, а также ключи от квартирки на Театральной. Муж бывал груб, но он был хорошим человеком, сыновья росли в любви.
Июньская жара всех разморила, они собирались навестить Тосю. Рано утром, приготовив детям омлет, Шира включила радио:
«НАПАЛИ БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ»
«Кто? Что?» -радио заглохло на самом интересном месте, она спустилась вниз, там уже шумела толпа.
Вам знакомо такое чувство, что вы слушаете и не можете понять смысл того, что слышите? Будто смысл уходит в параллельный мир, будто вот незнакомый доселе язык рвет ваш мозг, а вы не можете понять смысл. Она села на край скамейки у подъезда, ноги отнялись и дрожащие руки теребили кисти платка, наброшенного на плечи.
ВОЙНА, Иван, ВОЙНА!!!
Он смотрел на нее из окна, женщину выточенную из мрамора, редкую удачу его жизни, руки сами собирали документы, сигареты, кепку Он простился скромно, просил беречь детей и ушел. Ушел, как все уходят из ее жизни- НАСОВСЕМ. Оставив мечту о встрече. Похоронка пришла почти сразу, первые дни войны люди гибли, не успев взять в руки автомат.
преодоление
«Блокада Ленинграда военная блокада города Ленинграда немецкими, финскими и испанскими войсками с участием добровольцев из Северной Африки, Европы и военно-морских сил Италии во время Великой Отечественной войны. Длилась с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года 872 дня». (Википедия)
Ужасы блокады Ленинграда описаны подробно тысячи раз. Я лишь внесу штрихи в портрет адской жизни горожан.
В почтовом ящике лежала записка:
«Шира, мы уехали в эвакуацию, следи за нашей квартирой»
Она покормила детей и отправилась в Обуховские дебри. Шлиссельбургский тракт, село Александровское, ныне пр. Обуховской Обороны. Мать не уехала, она вернулась в квартиру, дважды в жизни она не могла бежать из Петербурга, неведомый рок постоянно возвращал ее в дом. Они переглянулись и видно было, что мосты сожжены, два упрямых характера отталкивали друг друга. Шира вспомнила рассказ бабушки, что побег из Феодосии не принес покоя семье. Смена региона лишь усложнила жизнь семьи, а дед без своей синагоги потерял смысл жизни. Вспомнила она вдруг и детство в этих стенах, Колчаков, других не менее важных гостей деда, баронов и баронесс и мечты о доходных домах вокруг. Девять корпусов были заложены, достроены в 1925 году.
Она вернулась домой, детей собрав наспех, решила выбраться тайными тропами и отвезти детей в Лугу, к тетке мужа.
*В первые недели блокады еще можно было вывезти детей на Юго-запад, но из 400000 тысяч детей треть была возвращена, по причине продвижения фашистов к городу.
После посещения тетки, она вернулась в Петербург, где служила в войсках ПВО, до самых последних дней снятия блокады. Однажды, совсем обессиленная, она проходила мимо синагоги, на малом дворике лежал человек, он был избит и обезображен до неузнаваемости, и лишь длинные волосы напомнили ей что-то родное. Привычным жестом Широчка пощупала пульс, казалось, тело было мертво, но необъяснимое волнение вдруг охватило девушку. Она потащила его к дому на брезентовом плаще по снегу. Подруги помогли ей внести его в зал с камином, где непрерывно горел огонь и на очереди всегда была мебель для сжигания. Это было их импровизированное жилище, где всегда можно было передохнуть и согреться.
Едва уловимый стон послышался от тела, больше похожего на котлету.
ПИ ть пить, все яснее стонал мужчина.
Ангел
Сквозь пелену заплывших глаз, сквозь кровоизлияния в роговицу, он вдруг увидел свет. Свет этот передвигался, скакал зайчиком. СВЕТ этот имел серебряный голосочек и пах порохом.
Откуда у ангелов порох? -подумал он. Вот ангел принес ведро теплой воды, талого снега запах разлился по комнате. Аврама омыли, переодели в чистое, некоторым девушкам становилось плохо от вида гнойных лохмотьев, вросших в мясо. Человек был избит так, что кожи не было вообще. Шира ухаживала, как могла. Вскоре он смог уже сидеть в подушках. Человек был молчалив, но, конечно, он тоже узнал Широчку. Прошло не мало лет, а она все краше, невидимый свет сопровождал ее облаком, как и раньше. Она тоже уже догадалась, но «без права переписки».. и «умер» -не вязались с этими тонкими пальцами и живым любящим взглядом. Скрипка она так и осталась в отобранной квартире, ей разрешили лишь взять личные вещи. Они молчали, немая любовь терпелива, она ждет триггер и тогда нет ни вопросов, ни ответов только сама ЛЮБОВЬ. Она сделала ему чай, сладкий морковно-травяной напиток, но с грустью и сожалением вспомнила, что он любит кофе. Сегодня наступает ее дежурство на крышах, а завтра она поговорит с ним.
Ее не было пару дней, он очень обеспокоился, подруги молчали. Осколочное ранение, она в госпитале. На седьмой день он уже вопил, как может вопить только еврейский мужчина- «громкой тишиной», давящей волной, он смотрел им в глаза с немым вопросом. Ему рассказали правду. Превозмогая боли и слабость он просил отвести его к ней. Его успокоили, что скоро она будет дома.